Почему объятия этой женщины всегда такие тёплые и такие уютные, как ни одни другие? Почему, стоит нам начать общаться лицом к лицу, на мои глаза тут же наворачиваются слёзы?! Да, мама, да. Я твоя единственная дочь Сидни, яблочко от яблоньки, и моё сердце сейчас болезненно сжимается от осознания нашего сходства. И от любви. Глава 17. Непоправимое Выздоровление вступало в свои права, и вскоре я встал на ноги. Мой несносный отец, похоже, только этого и ждал - сразу попытался втянуть меня в собственную «культурную программу». Понимаю, ностальгия – дело серьёзное, лично я тоже мог сутками болтаться по подворотням Лондона, но маленькая рабочая окраина Санкт-Петербурга меня совершенно не вдохновляла. Тем не менее, отец брал меня с собой, и никто не мог ему помешать: Ирина надолго уехала в Гонконг, а Сидни это всё только забавляло, наверно. Если конечно, её уважение к сентиментальности отца не было искренним. Я строго соблюдал рекомендацию Ирины выходить из нашего убежища только ночью. Конечно, судя по полученным нами сведениям, Гарантия считала меня мёртвым, а отца и Сидни – надёжно спрятанными, но вряд ли они прекратили поиски. Теперь они могли иметь только одну цель – убить беглецов. Живая и свободная Сидни-Джулия представляла собой огромную утечку информации, которая уже могла попасть (и попала) в чужие руки. Так что смысл сдавать Сид ЦРУ отпал сам собой. Я ясно это понимал, и потому несоблюдение отцом вынужденных предосторожностей меня, мягко говоря, приводило в бешенство. Он всегда казался рассудительным и здравым человеком, а тут проявлял поистине глупое упрямство. Лазарев почему-то был уверен, что именно здесь, в этом медвежьем уголке Санкт-Петербурга, его искать точно не будут. Какая забавная вера в то, что нет места, безопаснее родины! Наивный! Меня первый раз подстрелили именно в знакомом до боли Лондонском квартале, когда я прогуливался там, мучимый ностальгией и тоской по умершей матери. Однако этот великий дипломат с мировым именем меня, несмышлёного, слушать, разумеется, не хотел. Совесть не позволяла мне отпускать его на прогулки одного, и потому я вынужден был таскаться с ним под его рассказы о каждом попадающемся на нашем пути фонарном столбе. Иногда к нам присоединялась Сидни. Отчасти меня это радовало, но вместе с тем отца в такие моменты хотелось придушить. Он по-прежнему смотрел на неё так… как я сам. Ей же это, конечно, льстило, и она пыталась бравировать этим передо мной. Хотя, возможно, мне просто так казалось. Как-то раз, когда мы втроём стояли на мосту над грязной маленькой речушкой, почему-то чрезвычайно милой сердцу моего отца, я заметил на крыше одного из зданий странную черную тень, принадлежавшую, как мне подумалось, всё же человеку, а не призраку из классической литературы. Тень мелькнула и исчезла. Конечно, я мог и ошибиться, но рисковать не хотелось. Я поспешно увел Лазарева и Сидни оттуда, объяснив причину своего беспокойства. Пришлось блуждать окружными путями, ни на секунду не теряя бдительности. Когда мы добрались до базы, я не чувствовал никакой слежки, но на душе всё равно было неспокойно. Шевельнулось какое-то тяжёлое предчувствие, и я решил поговорить с Сидни. - Джулия, - остановил я ее, едва за отцом закрылась дверь. – Завтра весь день нельзя никуда выходить. Даже вечером. Мы можем поставить под удар не только наши жизни, но и секретность местоположения базы Деревко. Если я не ошибся, и там действительно кто-то был, то значит, за нами следили. - Думаешь, это был человек Гарантии? – насторожилась она. - Хочешь проверить? – усмехнулся я. - Ладно, Джулиан. Обещаю, завтра мы отсидимся. Она дала мне слово. Я успокоился и лёг спать, однако, когда проснулся утром следующего дня, принял душ и спустился завтракать, не обнаружил на Лазарева, ни Сидни. На мой вопрос о том, где они, люди Ирины ответили, что они вышли подышать воздухом примерно час назад. Я бросился к выходу, как сумасшедший, напрочь забыв о том, что был голоден. На улице их не было. В небе ослепительно светило солнце. Какая нехарактерная погода для Санкт-Петербурга, подумалось мне. На соседней улице их тоже не было. Я метался туда-сюда, как безумный, и редкие прохожие недоуменно на меня косились. Я судорожно пытался вспомнить, куда хотел отправиться отец. Вроде бы к Смоленскому кладбищу, а значит, это в ту сторону… Я ринулся через проезд вдоль старых проржавевших насквозь гаражей и скоро оказался у реки. Сид и Лазарев стояли почти у самой воды и о чем-то разговаривали, яувидел их фигуры,. Речушка в этом месте была практически нетронутой, набережной не было как таковой, кругом вкривь и вкось росли деревья и кустарники. Очень, очень романтично! Я фыркнул и стал спускаться, с некоторой опаской косясь на брошенный разбитый двухэтажный дом без дверей и стекол, с разрушенными внутри стенами. Среди гор мусора и обломков запросто мог разместиться кто угодно… - Вы с ума сошли?! – крикнул я, и они обернулись на мой голос. - Я же просил не выходить сегодня! - Джулиан, при свете дня они нам точно ничего не сделают, - пожал плечами отец. - Да что ты! – съязвил я. – То-то здесь так многолюдно, а главное, снайперу ну совершенно негде притаиться! - Расслабься, сынок, - безмятежно улыбнулся он. – В такой хороший день ничего не может случиться… В ту же секунду я заметил красную точку лазерного прицела на его груди. Я ещё не успел подойти настолько близко, чтобы толкнуть его в сторону, но отец сам всё понял и резко отбросил от себя стоявшую вплотную к нему Сидни. Это было последним, что Андриан Лазарев сделал в своей жизни. Лазарев повалился на землю, Сид тут же кинулась к нему и подхватила на руки. По её лицу катились слезы, её буквально трясло, я прежде Сидни никогда такой не видел. Отец издавал последние вздохи и смотрел на меня - снайпер не попал в сердце, но рану нанёс явно смертельную. Я всё понял, подбежал к нему и опустился рядом. - Джулиан, - прохрипел он. – Прости меня… - Молчи, отец, - едва слышно сказал я, сжимая его слабеющую руку. – Я давно тебя за всё простил… Отец!! Папа!! Он уже меня не слышал. Андриан Лазарев был мертв. Я вздохнул и закрыл рукой его глаза. Не то, чтобы сказанное мной было правдой, просто я не мог ответить иначе умирающему человеку и в данный момент действительно не желал ему зла, не чувствовал в отношении него никакой обиды. Но меня обуревала бессильная ярость на него за то, что он так и не послушался меня и не остался дома сегодня. Я поднялся с колен. Сидни вскинула голову. - Куда ты? – почти вскрикнула она. - За снайпером, или ты думаешь, что мы в безопасности, Джулия?! – я не сдержался и повысил на неё голос. – Знаешь ли, я не хочу, чтобы по твоей вине погибли еще и мы. Она разразилась новым потоком рыданий, но я сейчас был абсолютно глух к её горю, потому что сознавал свою правоту. Я просил их не выходить, полностью сознавая опасность положения. Она дала мне слово и не сдержала обещания. Вот и результат. Лазарев мёртв. Наше местонахождение раскрыто. Странно, что снайпер нас до сих пор не пристрелил, я списывал это исключительно на то, что мы - не цель. Скорее всего, мы оба нужны живыми. Возможно, Гарантия хочет захватить штаб Деревко. Чёрт их знает. В любом случае, я должен был попытаться догнать стрелка. От этого зависели наши жизни. Я ринулся вверх, с трудом поднимаясь по почти отвесному землистому берегу. Снайпер не мог уйти далеко. И точно: едва ступив на асфальт, я увидел прицел на себе и чудом успел отскочить в сторону. Грянули выстрелы. Я бросился на их звук. Как я и предполагал, снайпер находился в том полуразрушенном заброшенном доме. Одним махом я перепрыгнул через то, что когда-то было подоконником. Стрелок был в одной из комнат, я мельком увидел его. Черная одежда, маска, скрывавшая лицо. Пролом в стене позволял палить в меня, не обнаруживая себя. Снайпер отказался от идеи пользоваться винтовкой с оптическим прицелом, и началась обычная пистолетная перестрелка. Мы метались от одной дыры в стене к другой, крушили всё вокруг, но никак не попадали друг в друга. Я в очередной раз поразился, в каком странном районе мы находились. Ни души вокруг, хоть атомную бомбу запускай, никто и внимания не обратит. Я постепенно теснил снайпера в крайнюю комнату дома с уцелевшей капитальной стеной. Кажется, его патроны закончились, по характерному звуку я понял, что пистолет отброшен в сторону. Тогда я кинулся в проём, не боясь ранения, и мы схватились в рукопашную. Это была женщина, и я отдал должное её боевым навыкам. Она довольно быстро выбила пистолет из моих рук. Миг спустя я пропустил мощный удар с ноги, он пришёлся мне в голову. Я упал, снайпер для верности ударил меня ещё раз, и полез вверх по отвесной лестнице к остову окна второго этажа. Значит, я оказался прав насчёт отсутствия приказа нас убивать. Ещё чуть-чуть и убийца моего отца уйдет. Я собрал волю в кулак, дотянулся до пистолета и выстрелил. Она была на предпоследней ступеньке и при всём желании не могла увернуться. Я разрядил в неё весь запас патронов без зазрения совести. Убийца моего отца должна была быть мертва, без дураков и осечек. Да, возможно, её стоило бы допросить, но в тот момент я об этом не подумал. Тело снайпера камнем рухнуло вниз на заваленный мусором пол. Я с трудом поднялся, в голове гудело, из раны около виска сочилась кровь. Я подошел к телу снайпера и легонько пнул ногой. Женщина была мертва. Я перевернул её и снял маску с лица - и помертвел от ужаса. Это была Элисон. Я должен был догадаться сразу. Элисон. Мертва, мертва, и это я её убил! Разрядил в неё пистолет, а не просто ранил, даже не подумал дать ей отсрочку! Я в бессильном отчаянии ударил кулаком в стену и, разумеется, в кровь разбил костяшки пальцев, но толком ничего не почувствовал. Боль физическая в данном случае не заглушила боль моральную - или во всём был виноват болевой шок. Я опустился на колени перед телом Элисон, закрыл дрожащей рукой ее глаза с застывшим в них предсмертным ужасом, провел пальцами по ее ледяной, безжизненной, окровавленной щеке. - Эли, что же мы наделали, - только и смог я прошептать. Не знаю, как долго я сидел в оцепенении над телом убитой мной женщины, с которой ещё недавно состоял в близких отношениях. Через какое-то время позади меня послышались медленные шаги. Кто-то осторожно пробирался ко мне через завалы. Я автоматически схватил пистолет и повернулся в направлении звука. Это была Сидни. Обеими руками она сжимала пистолет - когда мы встретились глазами, она перестала целиться. На её лице был немой вопрос, страх и явное облегчение оттого, что я жив. Я молча отвернулся, пистолет выпал из моей руки и глухо шлепнулся на пол. Сидни подошла ближе и, думаю, поняла всё без слов. - Джулиан, - её рука легла на мое плечо. – Мне очень жаль… Её голос и правда выражал полнейшее сочувствие, но мне сейчас было не до этого. Я ненавидел себя. Вот так, мистер Сарк. А ты на что рассчитывал? Думал, что сможешь этого избежать? Надеялся, что всего-то легко выберешь одну из женщин и отделаешься ностальгической печалью в отношении второй? Нет, нет и ещё раз нет. Ты спас жизнь одной, но отнял её у другой, и теперь твои руки всегда будут обагрены кровью Элисон… - Джулиан, - Сидни продолжала осторожно гладить меня по плечу. Я резко встал, смахнув с себя её руку. - Надеюсь, ты вызвала скорую и прессу? – спросил я. - Что? – не поняла она. - Убит Андриан Лазарев, великий русский дипломат, - глухо проговорил я голосом ведущего криминальной сводки. – Убит террористической организацией под названием «Гарантия». Агент, осуществивший данное мероприятие – Элисон Доррен, считавшаяся убитой в перестрелке с агентом ЦРУ более года назад. Пусть пресса всё узнает. Тогда и Гарантия, и ЦРУ получат по заслугам. - Причем здесь ЦРУ? – спросила она. Я вздохнул, не ответил и вышел. Сил на разъяснения и на какой бы то ни было диалог у меня сейчас не было. Сидни всё сделала правильно, если не сказать, идеально. Она даже давала интервью, облачившись в черные одежды, а также в черную шляпу с непроницаемой вуалью. Конечно, для прессы она мотивировала нежелание показать лицо не столько трауром, сколько страхом перед новой террористической угрозой, страхом за свою жизнь. Сбивчивым голоском с явным русским акцентом «Мелинда Ричардсон» поведала журналистам о том, как же всё произошло. Почти месяц назад Гарантия организовала похищение Лазарева и её самой, мисс Ричардсон. Всё последующее время их держали взаперти в ужасных условиях и с отвратительным питанием. Где точно, она сказать не могла, ведь их привезли с завязанными глазами. Зачем Лазарев Гарантии? Ну как же, они хотели, чтобы он либо переписал завещание, либо выдал место нахождения своего единственного сына, Джулиана Сарка. Как позже написали, этот самый сын Лазарева был знаменитым террористом, до недавнего времени сидевшим в тюрьме правительства США, а потом каким-то уму не постижимым образом сбежавшим оттуда. В общем, где сейчас находится Сарк, никто не знает. ЦРУ по каким-то причинам не обнародовало информацию обо мне, и это показалось мне крайне подозрительным. Едва ли они не знали, что я на свободе и работаю на Гарантию: до похищения Лазарева мы с Элисон колесили по всему миру и всяко попадали в поле зрения ЦРУшников. Впрочем, чёрт их знает, почему, что и когда они решают скрывать. Может быть, мечтают добраться до меня первыми и присвоить деньги Лазарева на нужды дядюшки Сэма. Может быть, лишний раз не хотят привлекать внимание к чудесному «воскрешению» Элисон и истории с двойниками. Хотя причём здесь я, одному богу известно. Как именно был убит Андриан Лазарев, знаменитый русский дипломат? По словам его помощницы, они организовали побег, выбрались из здания в момент смены охраны, поймали первую встречную машину и отправились на берег реки Смоленки. У мисс Ричардсон был следующий ответ: Андриан… ой, простите, мистер Лазарев… говорил, что у него здесь находятся связные, свои люди, старые каналы… Далеко уйти они не успели, всё произошло слишком внезапно, выстрелы, паника, смерть… Кто убил снайпера? О, ну откуда мисс Ричардсон могла знать! Она же плакала над телом мистера Лазарева… Он был исключительным человеком, невосполнимая утрата, трагедия для всего дипломатического мира... Сидни блестяще справилась с положенной ролью. Настоящая скорбь по моему отцу пошла только на пользу в данной миссии. Базы данных на Мелинду Ричардсон были давно подчищены Гарантией, еще до «похищения», так что ЦРУ едва ли распознает в этой убитой горем девушке Сидни. Рассказать о том, что агент Бристоу жива, могла бы Элисон, расспросить ее уже, в любом случае, не представлялось возможности. Из завещания я помнил, что отец просил похоронить его на далеко не самом подходящем его уровню кладбище. Он хотел покоиться на том самом Смоленском, куда он собирался направиться в то роковое утро. Именно там покоилась вся его родня, именно до туда он так и не дошёл при жизни. Конечно, мы не могли не отдать Андриану Лазареву последний долг. На похоронах собралось много народу. Пресса, коллеги Лазарева, люди, знавшие его не один год - все притащились на небольшое районное кладбище. Многие говорили красивые слова о моем отце. Я смотрел на них и задавался простым вопросом: кто из них был искренним в этот момент? Знал ли кто-нибудь из присутствующих, чем жил и дышал этот человек, о чём он переживал в момент гибели? Какие у него любимые книги, блюда, да, черт возьми, хотя бы цвет? Был ли он для кого-нибудь живым человеком - или только блистательным дипломатом, символом? Странно, но я ощущал горечь утраты. Оказывается, за недолгое время нахождения в штабе Ирины Деревко я успел привыкнуть к отцу, к его ежедневному присутствию в моей жизни, к тому, что он рядом, к его тембру голоса. Сейчас я по-настоящему сожалел, что столького не успел ему сказать, что так отчаянно не хотел воспринимать всё, что говорил мне он. Если бы только он был жив, я бы посетил с ним все дорогие его сердцу места, о которых он говорил, внимательнее прислушивался бы к его словам… Если бы только он был жив! Но отец погиб, и я только что кинул горсть земли на его гроб. Почему мы всегда ценим людей только тогда, когда они безвозвратно от нас уходят?.. Сидни, как и я, держалась поодаль ото всех, скрытая непроницаемой черной вуалью. Ей, безусловно, шёл черный цвет - я всегда так считал и сейчас не мог не отметить. Я был уверен, что под вуалью её лицо мертвенно бледно, а по щекам время от времени сбегают дорожки слез. Я подошел к ней. - Тебе, наверно, тяжело, - задумчиво сказал я. – Отец был к тебе неравнодушен… - Джулиан, - сдавленно проговорила она. – Ты можешь обойтись без своих колкостей и пошлятины хотя бы сейчас, в такую минуту?! - А где здесь пошлятина? Разве сказанное мной не соответствует действительности? Отец сам говорил мне об этом… Он бы ещё многое сказал, но ты распорядилась иначе. - Я? – прошептала Сидни. – Ты обвиняешь меня в его смерти? - Да, Джулия, ты виновата в этом, - я знал, что поступаю беспощадно и жестоко, но не мог остановиться. - Если помнишь, я заметил слежку ночью накануне. Я просил тебя не выходить наружу. Ты пообещала, что проследишь за этим, ты дала мне слово! Как ты могла быть столь легкомысленной, как ты вообще посмела?! - При его жизни ты о нем так не беспокоился, и вообще, если не ошибаюсь, это твоя бывшая убила Андриана, а не я, - парировала она. Я не видел её лица, но мог себе представить, как сощурились глаза и сжались губы. Когда она злилась, в лице временами появлялось что-то змеиное. - Если бы ты меня послушалась, этого бы не было! – окончательно вскипел я. - Если бы ты учитывал кого-нибудь, кроме себя в этой жизни, не было бы очень многого, в том числе и этого! – возразила она в тон мне. – Не сваливай на меня свою досаду, ты не единственный, кому был дорог Лазарев! - О, несомненно! Только один крохотный нюанс: я в тот день потерял не одного близкого человека, а двоих, дорогая. Отец погиб из-за твоей халатности и безответственности, ну а свою бывшую девушку пристрелил я сам. Собственноручно. А так-то да, всё отлично. Извини, что свалил на тебя свою досаду. Наслаждайся выходом в белом пальто. Я отвернулся, глядя себе под ноги. Я не хотел, чтобы Сидни видела выражение моего лица в эту минуту. Надо было разворачиваться и уходить, но я не мог этого сделать и идиотски топтался, рассматривая кладбищенскую землю. Сидни тоже не уходила. Какое-то время мы оба молчали, потом до меня донесся её голос: - Почему ты не поднялся тогда?.. Какой неуместный и абсурдный вопрос. А ещё абсурднее то, что я сразу понял, что она имела в виду. Тот самый день, когда она была в отпуске после ранения, когда просила меня заглянуть вечером… До Элисон, до отца, до всего этого необратимого кошмара, который низвергнул наши взаимоотношения в пропасть. Мой ответ вылетел сам собой, я даже не успел его осмыслить. - Потому что я люблю тебя. Черная вуаль скрывала от меня выражение лица Сидни. Она промолчала. Я постоял ещё несколько мгновений, ожидая чего-то, затем как-то глупо поджал губы – какое бездарное нервное движение! – развернулся и быстрым шагом пошел прочь, не оглядываясь. Она меня не окликнула. Было бы идиотически ожидать чего-то другого. Но я чувствовал досаду и разочарование - значит, как полный дурак, надеялся на ответное "Я люблю тебя" или хотя бы на объятие. Тьфу, просто тьфу. Идиот. Джулиан Сарк, ты идиот. Нет, мазохист, которому надо было добить себя по полной программе. Как будто мало смерти отца, собственноручного убийства Элисон и похорон. Надо было ещё именно сегодня опозориться перед Сидни. Раскрыть ей душу и убедиться, что ей плевать. Десять баллов, мистер Сарк. Я шёл прочь, полный злости на себя, и знал, что сегодня ночевать на базе Ирины Деревко мне точно не придется.