— Быть может, масса доктор повторит еще разок свои слова, — попросил старый слуга, голова которого сдала в ту самую минуту, когда Ситгривс так одобрительно отозвался о его понятливости. — Я, наверное, сумею заучить это на память со второго раза. — Нельзя выжать масла из камня, Цезарь, а потому я сокращу свое объяснение. Отправляйся в Четыре Угла и отвези эту записку сержанту Холлистеру или миссис Элизабет Фленеган; кто-нибудь из них передаст тебе необходимый нам залог супружеской любви, и ты вернешься с ним домой. Письмо, переданное доктором в руки черного посланца, содержало следующие строки: Если у Кайндера прошел жар, то покормите его. Уотсону выпустите еще три унции крови. Обыщите госпиталь, не пронесла ли туда эта Фленеган спиртного. Джонсону перемените повязки и смените на дежурстве Смита. С подателем сего письма пришлите мне кольцо, которое висит на цепочке моих часов, — я оставил их, чтобы больным вовремя давали лекарства. Арчибальд Ситгривс, Доктор медицины, хирург драгунского полка. — Цезарь, — сказала Кэти, когда осталась с негром наедине, — положи кольцо в левый карман, он ближе к сердцу, и не вздумай примерять кольцо на свой палец — это приносит несчастье. — Примерять кольцо? — воскликнул негр, растопыривая свои узловатые пальцы. — И вы думаете, колечко мисс Салли налезет на палец старого Цезаря? — Это неважно, налезет или нет, — ответила экономка, — но надевать чужое обручальное кольцо после свадьбы — дурная примета, а уж перед свадьбой это еще опасней. — Говорю вам, Кэти, я и не думал надевать никакого кольца. — Тогда ступай, Цезарь, да смотри не забудь про левый карман. А когда поедешь мимо кладбища, непременно сними шляпу. Да поторапливайся: я уверена, ничто так не изводит человека, как ожидание свадьбы, когда он уже совсем приготовился жениться. С такими напутствиями Цезарь вышел из дому и вскоре прочно сидел в седле. Как и все представители его народа, Цезарь смолоду привык ездить верхом и был отличным наездником, но, когда ему перевалило за шестой десяток, его африканская кровь маленько поостыла. Ночь была темная, и резкий ноябрьский ветер уныло завывал в долине. Поравнявшись с кладбищем, Цезарь снял шляпу со своей поседевшей головы и стал с суеверным ужасом озираться по сторонам, ожидая, что вот-вот увидит что-нибудь потустороннее. Было достаточно светло, чтобы разглядеть какое-то вполне земное существо, пробиравшееся среди могил, должно быть, с намерением выйти на проезжую дорогу. Рассудок и любовь к философии не способны бороться с непосредственными впечатлениями, а бедный Цезарь был лишен поддержки даже этих ненадежных союзников. Но так как он прочно сидел на упряжной лошади мистера Уортона, то не раздумывая припал к ее спине и отпустил поводья. Холмы, деревья, скалы, заборы, дома замелькали мимо него с быстротой молнии, и негр только начал соображать, куда и зачем он несется очертя голову, как лошадь его уже выскочила на перекресток и перед ним вырос полуразрушенный “Отель Фленеган” во всем своем неприглядном обличье. Увидев в окне веселый огонек, негр сразу понял, что перед ним человеческое жилье, и к нему тут же вернулся прежний страх перед кровожадными виргинцами. Однако он должен был выполнить поручение, а потому, спешившись, привязал к ограде свою взмыленную лошадь и осторожно подкрался к окну, чтобы разведать обстановку. Перед пылающим камином сидели сержант Холлистер и Бетти Фленеган, предаваясь обильным возлияниям. — Говорю вам, дорогой мой, — сказала Бетти, на минуту отрывая губы от кружки, — нельзя поверить, чтоб это был кто-то другой, а не разносчик. Ну скажите, где же был запах серы, куда девались хвост и копыта? К тому же, сержант, нехорошо говорить одинокой женщине, будто она пустила в свой дом сатану. — Это неважно, миссис Фленеган, лишь бы вы потом избежали его клыков и когтей, — ответил старый вояка и хлебнул из кружки изрядный глоток. Этого разговора было достаточно, чтобы убедить Цезаря, что парочка у камина вряд ли опасна для него. У негра уже начали стучать зубы от холода, и его невольно потянуло в эту теплую комнату. Он осторожно подошел к дому и тихонько постучался в дверь. Появление в дверях Холлистера с обнаженной саблей в руке, грубым голосом спросившего, кто стучит, нимало не успокоило взволнованных чувств негра; но страх придал ему силы кое-как объяснить свой приход. — Входи, — сказал сержант и, вытащив негра на свет, подозрительно уставился на него. — Входи и давай сюда письмо. Ты знаешь пароль? — Не знаю, что это такое, — сказал Цезарь, трясясь от страха. — Масса послал меня и говорил много вещей, по я очень мало понимал. — Кто послал тебя с этим поручением? — Сам масса доктор, и негр скакал галопом, он всегда быстро выполняет приказы доктора. — Да, это доктор Ситгривс, вечно он забывает пароль! Поверь мне, приятель, будь это капитан Лоутон, уж он не послал бы тебя сюда мимо часового, не сказав тебе пароля; ты легко мог получить пулю в башку, и, право, это не доставило бы тебе удовольствия. Хоть ты и черный, но я не из тех, кто считает, будто у негров нет души. — Конечно, у негра такая же душа, как и у белого, — сказала Бетти. — Подойди сюда, старина, и погрей свои старые кости у нашего огонька. Я уверена, что гвинейский негр так же любит тепло, как солдат — водку. Цезарь молча послушался. Между тем разбудили мальчишку-мулата, спавшего на скамейке в той же комнате, и отправили его с письмом доктора в тот дом, где помещались раненые. — Возьми, — сказала Бетти, протягивая Цезарю кружку с напитком, который был для нее лучшим наслаждением в жизни. — Отпей-ка глоток: это согреет твою черную душу и грешное тело и придаст тебе храбрости на обратном пути. — Повторяю вам, Элизабет, — заметил сержант, — души у негров точно такие же, как и у нас. Сколько раз добрый мистер Уайтфилд говорил при мне, что на небе не придают никакого значения цвету кожи. Поэтому мы можем смело полагать, что у этого негра душа такая же белая, как у меня или у самого майора Данвуди. — Конечно, она такая же! — воскликнул Цезарь с излишней горячностью: его храбрость заметно усилилась после того, как он отведал напитка миссис Фленеган. — Как бы то ни было, а у майора очень хорошая душа, — заметила маркитантка. — Душа у него добрая и к тому же смелая; вы тоже подтвердите мои слова, сержант, ведь правда? — Что касается душ, то о них может судить лишь тот, кто стоит выше самого Вашингтона, — ответил сержант, — но я могу сказать, что майор Данвуди не из тех джентльменов, кто говорит: “Ступайте вперед, ребята”, а из тех, кто говорит: “Идите за мной, ребята”. И, если у бедного драгуна не хватает шпоры или мундштука, либо порвалась сбруя, майор всегда достанет серебряную монету, чтобы покрыть нехватку, и притом частенько из собственного кармана. — Так почему же вы прохлаждаетесь тут, когда тем, кто ему так дорог, грозит ужасная опасность? — закричал вдруг чей-то резкий голос. — На коней, на коней и мчитесь к капитану! Хватайте оружие и скачите скорой, не то будет поздно! Это неожиданное вторжение привело в замешательство трех собутыльников. Цезарь, не раздумывая, отошел поближе к камину и остался там, не обращая внимания на пылающий огонь, который, наверное, изжарил бы белого человека. Сержант Холлистер мигом повернулся на месте и схватил саблю, клинок которой ярко сверкнул при свете пламени; но тут он увидел, что на пороге двери, ведущей во двор, стоит разносчик, и стал медленно отступать к позиции, занятой негром, ибо военный инстинкт велел ему сосредоточивать силы в одном месте. Бетти осталась одна возле шаткого стола. Она долила в кружку изрядную порцию напитка, известного среди солдат под названием “вырви глаз”, и протянула ее разносчику. У маркитантки уже давно выступили слезы пьяного умиления, и, добродушно поглядев на Бёрча, она закричала: — Ей-богу, хорошо, что вы зашли, мистер разносчик, или мистер Бёрч, или мистер Вельзевул, или как вас там зовут! Во всяком случае, вы честный дьявол, и я рада, если мое платье пришлось вам впору. Подойдите сюда и станьте поближе к огню; сержант Холлистер вас не тронет, он побоится, как бы вы потом не отплатили ему с лихвой, — ведь правда, дорогой мой сержант? — Уходи отсюда, нечестивец! — крикнул старый вояка, все теснее прижимаясь к Цезарю и отдергивая от огня то одну, то другую опаленную жаром ногу. — Уходи отсюда с миром! Здесь нет людей, готовых тебе служить, и зря ты пристаешь к этой женщине. Есть высшая благодать, которая спасет ее от твоих когтей. — Сержант перестал говорить вслух, но губы у него продолжали беззвучно шевелиться, и изредка в его тихом бормотанье слышались отдельные слова молитвы. Голова у Бетти была как в тумане, и она плохо поняла, что хотел сказать ее собутыльник, но тут у нее мелькнула новая мысль, и она воскликнула: — А если даже он пришел за мной, что за беда, скажите на милость? Разве я не одинокая вдова и не вольна распоряжаться собой? Хоть вы и толковали мне о своих нежных чувствах, сержант, но я их что-то не вижу. Во всяком случае, мистер Вельзевул может беседовать со мной, о чем захочет. И думаю, он будет рад, если я выслушаю его. — Женщина, помолчи, — сказал разносчик, — а вы, нелепый человек, хватайте оружие, прыгайте в седло и скачите на помощь своему офицеру, если вы достойны дела, которому служите, и не хотите опозорить свой мундир. Тут разносчик внезапно скрылся из глаз с такой быстротой, что опешившая троица не могла сообразить, в какую сторону он убежал. Узнав голос старого друга, Цезарь выскользнул из своего угла и без всякого страха подошел к тому месту, где Бетти все время занимала твердую позицию, хотя в голове у нее была полная сумятица. — Я хочу остановить Гарви, — сказал негр. — Если нам по дороге, я хочу ехать с ним. Я не верю, что Джонни Бёрч убил собственного сына. — Бедный глупый негр! — воскликнул старый солдат, переводя дух и снова обретая дар речи. — Неужели ты думаешь, что это было существо из плоти и крови? — Плоти у Гарви мало, это правда, но у него очень умная голова, — возразил негр. — Ладно, погодите-ка, сержант, — заговорила Бетти, — будьте хоть раз благоразумны и послушайте, что вам говорит знающий человек: созовите своих молодцов и поезжайте к капитану Джеку; вспомните, что он велел вам быть готовым и скакать к нему по первому сигналу. — Да, но не по приказу нечистого! Пусть мне прикажет капитан Лоутон, лейтенант Мейсон или корнет Скинуит, и никто быстрей меня не вскочит в седло! — Но сколько раз вы хвастались мне, что ваши солдаты не испугаются и самого дьявола? — Конечно, не испугаются в честном бою и при свете дня, но безрассудно и опасно искушать сатану в такую ночь: слышите, как ветер свистит в ветвях? А теперь прислушайтесь хорошенько — это воет сам злой дух! — Я видел духа, — проговорил Цезарь, так сильно тараща глаза, что, казалось, он мог бы разглядеть даже бесплотное существо. — Где? — прервал его сержант, невольно хватаясь за рукоятку сабли. — Нет, нет, — ответил негр, — я видел, как Джонни Бёрч вышел из гроба. Он вышел прежде, чем его похоронили. — Ага, значит, и правда он провел очень греховную жизнь, — сказал Холлистер. — Праведные души спокойно дожидаются страшного суда, но грешной душе дурные дела не дают покоя ни в этой, ни в загробной жизни. — Но что же будет в этой жизни с капитаном Джоном? — закричала Бетти в сердцах. — Значит, вы не хотите слушать ни его приказаний, ни нового предупреждения? Тогда я запрягу свою кобылу и сама отправлюсь к нему; уж я расскажу ему, как вы тут перетрусили при виде какого-то покойника или Вельзевула, и доложу, что ему нечего ждать от вас помощи! Никак не возьму в толк, кто же будет командовать солдатами завтра утром, да только не Холлистер, уж это как пить дать! — Ладно, Бетти, ладно, — сказал сержант, бесцеремонно положив руку ей на плечо, — уж если кому-то надо скакать ночью по лесу, пусть это будет тот вояка, чей долг — собрать солдат и показать им пример. Авось бог смилостивится и пошлет нам врагов из плоти и крови! Опрокинув еще стакан, сержант подкрепил свое решение, принятое только из страха рассердить капитана, и созвал двенадцать драгун, оставленных под его началом. Тут появился и мальчик с кольцом, которое Цезарь старательно спрятал в жилетный карман над сердцем; затем негр сел на лошадь, закрыл глаза, покрепче ухватился за гриву, помчался во весь опор, еле живой от страха, и пришел в себя, лишь когда его конь остановился у двери в теплую конюшню, из которой недавно отправился в путь. Драгуны же, получив приказ выступать, двигались значительно медленней, ибо ехали с большими предосторожностями, чтобы неожиданно не наткнуться на самого дьявола. Глава XXII Заставь навек умолкнуть тяжкий стыд, Будь вероломным, вкрадчивым и льстивым И в добродетель преврати порок. Шекспир, “Комедия ошибок” Общество, собравшееся в гостиной мистера Уортона, чувствовало себя весьма неловко все время, пока отсутствовал Цезарь. Конь его проявил такую удивительную резвость, что на поездку за четыре мили и на возвращение после описанных выше происшествий ушло всего около часа. Разумеется, мужчины старались развлекать общество, чтобы томительные минуты пролетели как можно быстрей, однако долгое ожидание счастья отнюдь не возбуждает веселья. Невесте и жениху в таких случаях издавна разрешается молчать, но на этот раз их друзья, видимо, были тоже склонны последовать этому примеру. Неожиданная отсрочка радостного события больше всех раздражала английского полковника, и, сидя рядом с Сарой, он то и дело менялся в лице; а невеста, казалось, воспользовалась этой задержкой, чтобы набраться сил перед ожидаемой церемонией. Наконец среди общего молчания доктор Ситгривс обратился к мисс Пейтон, с которой он уселся рядом: — Брак, сударыня, перед лицом бога и людей считается священным установлением, и можно сказать, что в наше время он не противоречит законам природы и нравственности. Древние народы, освящая многоженство, нарушали предначертания природы и обрекали тысячи людей на нищету, но с развитием науки в обществе распространились мудрые правила, по которым мужчина может иметь только одну жену. Уэлмир злобно посмотрел на доктора, и лицо его выразило сильную досаду, ясно говорившую о том, каким несносным он считает этот разговор; а мисс Пейтон возразила с легким замешательством, словно боясь коснуться запретной темы: