«Не объяснит ли генерал цель своего визита?» — спросил Кочиз на языке апачей. Таглито перевел его вопрос. «Великий Отец президент Грант прислал меня заключить мир между вами и белыми людьми», — сказал генерал Говард. «Никто не желает мира сильнее, чем я», — заверил его Кочиз. «Значит, — сказал Говард, — мы сможем заключить мир». Кочиз сказал, что индейцы чирикахуа не атаковали ни одного белого человека с тех пор, как бежали из Канада-Аламозы. «Мои лошади истощены, и их мало, — добавил он. — Я мог бы добыть больше, совершив набег на таксонскую дорогу, но я не сделал этого». Говард предположил, что индейцы чирикахуа смогут жить лучше, если согласятся перейти в большую резервацию на Рио-Гранде. «Я бывал там, — сказал Кочиз, — и мне понравилась эта страна. Чтобы не нарушить мира, я пойду туда и возьму с собой тех из людей, кого мне удастся уговорить, однако этот переезд расколет мое племя. Почему бы не дать мне Ущелье Апачей? Дайте мне его, и я буду охранять все тамошние дороги. Я присмотрю за тем, чтобы индейцы ни у кого не отнимали имущества». Говард удивился. «Возможно, нам удастся это сделать», — сказал он и вновь стал перечислять преимущества жизни на Рио-Гранде. Но Кочиз потерял всякий интерес к Рио-Гранде. «Зачем запирать меня в резервацию? — спросил он. — Мы заключим мир. Мы будем честно соблюдать его. Но дайте нам возможность свободно передвигаться, подобно всем прочим американцам. Дайте нам возможность идти, куда нам хочется». Говард пытался объяснить, что земля индейцев чирикахуа не принадлежит им более, что все американцы заинтересованы в ней. «Чтобы сохранить мир, — сказал он, — мы должны установить пограничные знаки и границы». Кочиз не мог понять, почему нельзя с тем же успехом установить границы вокруг гор Драгун-Маунтинс, как вокруг земель на Рио-Гранде. «Как долго, генерал, вы пробудете у нас? — спросил он. — Подождете ли вы, пока мои начальники придут принять участие в беседе?» «Я пришел из Вашингтона, чтобы встретиться с вашими людьми и заключить мир, — отвечал Говард, — и пробуду здесь столько, сколько будет необходимо». Генерал Оливер Отис Говард, пуританин из Новой Англии, окончивший военное училище Вест-Пойнт, герой битвы под Геттисбергом, потерявший руку в битве при Файр-Окс, штат Вирджиния, в течение одиннадцати дней оставался в лагере апачей и был совершенно покорен учтивостью и прямодушной простотой Кочиза. Он был очарован женщинами и детьми чирикахуа. «Я был вынужден отказаться от плана, выработанного в Аламозе, — писал он впоследствии, — и предоставить апачам, согласно предложению Кочиза, резервацию, которая включала в себя часть гор Чирикахуа-Маунтинс и часть прилегающей к ним на западе долины, включавшей в себя Биг-Сальфе-Спринг и ранчо Роджерса». Был решен и еще один вопрос. По закону белого человека, в новую резервацию нужно было назначить агента. Для Кочиза это не представляло трудностей: единственным белым человеком, которому верили чирикахуа, был Таглито, рыжебородый Том Джеффордс. Сначала Джеффордс возражал. У него нет опыта в таком деле и, кроме того, жалованье невелико. Кочиз настаивал до тех пор, пока Джеффордс не уступил. В конце концов, он был обязан индейцам чирикахуа своей жизнью и благосостоянием. Менее удачливы были апачи-тонто Дельшая и араваипы Эскиминзина. Дельшай предложил большому начальнику из Камп-Мак-Доуэла заключить договор в том случае, если агентство индейцев тонто будет основано в долине Сан-Флауэр-Вэлли, но никакого ответа не получил. Дельшай воспринял это как отказ. «Бог сотворил белого человека, бог сотворил апача, — сказал он, — и у апачей не меньше прав на эту страну, чем у белых людей». Он не заключил никакого договора и не получил бумаги, с которой он мог бы передвигаться по этой стране, подобно белому человеку; потому он и его воины передвигались по этой стране, подобно апачам. Это не нравилось белым людям, и в конце 1872 г. Серый Волк послал солдат в район Тонто-Бэйзин охотиться на Дельшая и его воинов. Только к началу Поры Больших Листьев (апрель 1873 г.) в Тонто-Бэйзин пришло достаточно солдат, чтобы заманить в ловушку Дельшая и индейцев тонто. Их окружили, пули свистели рядом с их женщинами и детьми, и им пришлось поднять белый флаг. Чернобородый солдатский вождь майор Джордж Рэндалл привел тонтов в форт Апаче, в резервацию возле Уайт-Маунтинс. В те дни Серый Волк предпочитал использовать своих солдатских вождей, а не гражданских лиц в качестве агентов резерваций. Солдатские вожди заставляли апачей носить металлические жетоны, как собак, и на этих жетонах были номера, так что теперь никто не мог ускользнуть в Тонто-Бэйзин хотя бы на несколько дней. Дельшай и остальные индейцы все больше тосковали по своим поросшим лесами и увенчанным снегом горам. В резервации всего не хватало — еды, орудий труда. Кроме того, они не ладили с индейцами койотеро, так как последние считали, что апачи вторглись в их резервацию. Но более всего тонтов удручала невозможность передвижения по стране. Наконец в Пору Созревания (июль 1873 г.) Дельшай решил, что он больше не может выносить заключения в горах Уайт-Маунтинс, и однажды ночью бежал вместе со своими людьми. Чтобы избежать нового преследования «синих мундиров», он решил пойти в резервацию на Рио-Верде. Ответственным за эту резервацию был некий гражданский агент, и он пообещал Дельшаю, что индейцы тонто смогут жить на Рио-Верде, если не будут причинять ему неприятностей. А если они вновь убегут, их будут ловить и убивать. Вот так Дельшай и его люди стали трудиться на строительстве ранчерии на реке неподалеку от Камп-Верде. Этим летом в агентстве возле Сан-Карлоса произошло восстание, во время которого небольшой солдатский вождь (лейтенант Джакоб Алми) был убит. Предводители тамошних апачей бежали, некоторые из них на Рио-Верде, где разбили лагерь неподалеку от ранчерии Дельшая. Узнав об этом, Серый Волк обвинил Дельшая в содействии беглецам и отправил в Камп-Верде приказ об аресте вождя индейцев тонто. Заранее предупрежденный Дельшай решил, что ему вновь следует бежать. Он не хотел потерять той последней свободы, которая у него оставалась, он не хотел, чтобы его заковали в кандалы и посадили в яму глубиной шестнадцать футов, которую солдаты вырыли в склоне каньона для заключенных индейцев. С несколькими верными сторонниками он бежал в Тонто-Бэйзин. Он знал, что на него вскоре начнется охота. Серый Волк не успокоится, пока не выследит и не поймает Дельшая. В течение нескольких месяцев Дельшай и его люди избегали преследователей. Наконец генерал Крук решил, что не может заставлять свои войска вечно рыскать взад-вперед по Тонто-Бэйзин; только индеец из апачей сможет отыскать Дельшая. И вот генерал объявил, что заплатит вознаграждение за голову Дельшая. В июле 1874 г. два наемника-апача явились, каждый сам по себе, в штаб Крука. Каждый представил отрезанную голову, опознанную в качестве головы Дельшая. «Удовлетворившись тем, что оба верят в свою удачу, — сказал Крук, — и считая, что лишняя голова не помеха, я заплатил и тому и другому». Эти головы вместе с головами других убитых апачей были выставлены на плацах в Рио-Верде и Сан-Карлосе. Эскиминзину и араваипам тоже нелегко далась мирная жизнь. После посещения члена комиссии Колье в 1871 г. Эскиминзин и его люди начали новую жизнь возле Камп-Гранта. Они вновь построили свои викиапы и вновь посеяли зерно. И хотя казалось, что все идет хорошо, правительство все же решило передвинуть Камп-Грант на шестьдесят миль к юго-востоку. Используя эту передислокацию как оправдание своего желания очистить долину реки Сан-Педро от индейцев, армия переместила араваипов к Сан-Карлосу, в новое агентство на реке Джиле. Передислокация была произведена в феврале 1873 г., и араваипы начали строить новую ранчерию и засевать новые поля возле Сан-Карлоса, когда произошло восстание, в котором был убит лейтенант Алми. Ни Эскиминзин и никто из араваипов не имели никакого отношения к этому убийству, но, поскольку Эскиминзин был вождем, Серый Волк приказал арестовать и заключить его под стражу в порядке «военной предосторожности». Эскиминзин находился в заключении до 4 января 1874 г., когда он бежал и увел своих людей из резервации. В течение четырех холодных месяцев они скитались по незнакомым горам в поисках пищи и крова. К апрелю почти все араваипы были больны и голодали. Чтобы не дать им умереть, Эскиминзин вернулся в Сан-Карлос и разыскал тамошнего агента. «Мы не сделали ничего дурного, — сказал он. — Но мы боялись, вот почему мы бежали. Теперь мы вернулись. Если бы мы остались в горах, мы умерли бы от голода и холода. Если американские солдаты убьют нас здесь, мы ничего не потеряем. Мы больше не убежим». Как только агент сообщил о возвращении араваипов, армейские власти приказали арестовать Эскиминзина и подчиненных ему вождей, сковать их одной цепью, чтобы они не могли бежать, и доставить как военнопленных в новое расположение Камп-Гранта. «Что я сделал?» — спросил Эскиминзин солдатского вождя, пришедшего арестовать его. Вождь солдат не знал, что ответить — арест был «военной предосторожностью». В новом Камп-Гранте Эскиминзина и его младших вождей держали скованными одной цепью, пока они делали кирпичи для новых гарнизонных построек. Ночью они спали в цепях на земле, а пища, которой их кормили, была признана непригодной для солдат. В один из дней этого лета некий молодой человек приехал увидеться с Эскиминзином и сообщил ему, что он новый агент из Сан-Карлоса. Это был Джон Клам. Он сказал, что араваипам в Сан-Карлосе необходим вождь, чтобы руководить ими. «Почему вы под стражей?» — спросил Клам. «Я ничего не сделал, — ответил Эскиминзин. — Возможно, белые люди оговорили меня. Я всегда старался поступать как следует». Клам сказал, что он договорится о его освобождении, если Эскиминзин пообещает ему помочь в улучшении состояния дел в Сан-Карлосе. Через два месяца Эскиминзин вернулся к своему народу. Вновь будущее представлялось светлым, но вождь араваипов был достаточно умен, чтобы не питать слишком больших надежд. С тех пор как пришли белые люди, он никогда не был уверен, найдет ли он место, где постелить себе одеяло; будущее араваипов было весьма неопределенным. Весной 1874 г. Кочиз тяжело заболел вследствие истощения. Том Джеффордс, агент чирикахуа, привез из форта Бауи хирурга, чтобы тот обследовал его старого друга, но хирург не смог поставить диагноз. Его предписания не помогли, и мускулистое тело великого предводителя апачей таяло на глазах. В это время правительство решило, что удастся сэкономить деньги, объединив агентство индейцев чирикахуа с новым агентством возле Хот-Спрингса в Нью-Мексико. Когда чиновники прибыли обсудить этот вопрос с Кочизом, он сказал им, что ему нет дела до этого перемещения, ибо он будет мертв прежде, чем двинется с места. Подчиненные ему вожди и его сыновья, однако, резко протестовали, заявив, что, если агентство и будет перемещено, они туда не пойдут. Они сказали, что даже у Соединенных Штатов не достанет войск, чтобы переместить их, ибо они скорее умрут в своих горах, чем согласятся жить в Хот-Спрингсе. После того как чиновники уехали, Кочиз настолько ослаб и так страдал от сильных болей внутри, что Джеффордс решил скакать в форт Бауи за хирургом. Когда он готовился к отъезду, Кочиз спросил: «Думаешь ли ты, что еще раз увидишь меня живым?» Джеффордс ответил с прямотой брата: «Нет, не думаю». «Мне кажется, я умру около десяти часов завтра утром. Думаешь ли ты, что мы еще раз увидимся?» Джеффордс с минуту помолчал. «Не знаю. Что ты сам думаешь?» «Не знаю, — ответил Кочиз. — Мне это не совсем ясно, но я думаю, мы увидимся где-нибудь там, наверху». Кочиз умер до того, как Джеффордс вернулся из форта Бауи. Через несколько дней Джеффордс объявил индейцам чирикахуа, что, по его мнению, ему пора покинуть их. Они не хотели и слышать об этом. Сыновья Кочиза, Таза и Найче, особенно настаивали на том, чтобы Джеффордс остался. Они говорили, что, если Таглито покинет их, договор и соглашение между Кочизом и правительством ничего не будут стоить. Джеффордс обещал остаться. К весне 1875 г. большинство групп апачей было или заключено в резервации, или бежало в Мексику. В марте армейское командование перевело генерала Крука из Аризоны на реку Платт. Индейцы сиу и шайены, которые выносили тяготы жизни в резервации дольше, чем апачи, все чаще бунтовали. Вынужденный мир воцарился среди пустынь, горных пиков и плоскогорий страны апачей. Как это ни странно, но продолжительность этого мира в основном зависела от терпеливых усилий двух белых людей, завоевавших уважение апачей, всего лишь признав в них людей, а не кровожадных дикарей. Агностик Том Джеффордс и Джон Клам, принадлежавший к голландской реформатской церкви, были, однако, настроены оптимистически, но, будучи достаточно умными людьми, они не ожидали слишком многого. Для всякого белого человека на Юго-западе, защищавшего права апачей, будущее было весьма неопределенным. Х. ТЯЖКИЕ ИСПЫТАНИЯ КАПИТАНА ДЖЕКА Я всего лишь один человек. Я лишь глас моего народа. Я говорю то, что в сердцах моих людей. Я больше не хочу войны. Я хочу быть человеком. Вы отказали мне в правах белого человека. Моя кожа красна; мое сердце бело, как сердце белого человека; но я — модок. Я не боюсь умереть. Я не рухну на камни. Когда я умру, я обрушусь на моих врагов. Ваши солдаты набросились на меня, когда я спал у Лост-Ривер. Они гнали нас до этих скал подобно тому, как гонят раненого оленя… Я и прежде говорил белому человеку, чтобы он приходил и селился в моей стране; это его страна и страна Капитана Джека. Я говорил, что белые могут прийти и жить здесь рядом со мной и что я не сержусь на них. Я никогда ничего не получал ни от кого из них — только то, что купил, за что заплатил сам. Я жил, подобно белому человеку, и хотел такой жизни. Я всегда старался жить мирно и никогда никого ни о чем не просил. Я всегда жил тем, что мне удавалось убить из своего ружья или поймать в свои капканы. Кинтпуаш (Капитан Джек), из модоков Калифорнийские индейцы были мягки, как мягок климат, в котором они жили. Испанцы давали им имена, присылали к ним миссионеров, обращали в христианство и развращали их. Племенная организация у калифорнийских индейцев была неразвита; в каждом селении были свои предводители, но у этого невоинственного народа никогда не было великих боевых вождей После того как в 1848 г. в Калифорнии обнаружили золото, белые люди со всего света хлынули туда тысячами, забирая все, что им хотелось, у покорных индейцев, унижая тех, кого испанцы еще не успели унизить, а затем систематически истребляя все население, о котором теперь никто не помнит Никто не помнит теперь чилулов, чимариков, уребуров, нипевайев, алонов и сотни других племен, чьи кости лежат под миллионами миль автострад, автомобильными стоянками и участками массовых застроек. Единственной надеждой неспособных к сопротивлению индейцев Калифорнии были модоки, жившие в более суровых климатических условиях на озере Туле, на границе штата Орегон До 1850 г. модоки почти не знали белых людей; когда белые люди стали приходить толпами и захватывать лучшие земли, они ожидали от модоков кроткого подчинения Но модоки оказали вооруженное сопротивление, и захватчики попытались истребить их. Модоки в ответ стали мстить, устраивать засады. В это время молодой модок по имени Кинтпуаш вступил в пору зрелости, он не понимал, отчего модоки и белые люди не могут жить вместе, не пытаясь убить друг друга. Земля вокруг озера Туле безгранична, как небо, на ней довольно для всех оленей, антилоп, уток, гусей, рыбы и съедобных луковиц лилии камес Кинтпуаш бранил своего отца за то, что тот не заключает мира с белыми людьми Отец, который был вождем модоков, говорил Кинтпуашу, что белые люди вероломны и что, лишь изгнав их, можно рассчитывать на мир с ними. Вскоре отец был убит в схватке с белыми поселенцами, и Кинтпуаш стал вождем модоков. Кинтпуаш отправился в поселение, чтобы найти белых людей, которым он мог бы довериться, с тем чтобы заключить с ними мир В Иреке он встретился с несколькими хорошими людьми, и вскоре все модоки стали приходить туда торговать «Я всегда говорил белым людям, когда они приходили в мою страну, — рассказывает Кинтпуаш, — что, если они хотят иметь дом, чтобы жить здесь, они могут его получить, и я никогда не спрашивал с них никакой платы за то, что они живут здесь, подобно моим людям. Я был рад их приходу и соседству Мне нравилось жить рядом с белыми людьми». Молодому вождю также нравилась одежда, которую носили белые, их дома, фургоны и прекрасные домашние животные. Белые люди, жившие вокруг Иреки, давали посещавшим их индейцам имена, которые казались модокам забавными, и они часто употребляли их между собой Так, Кинтпуаш назывался Капитаном Джеком Были еще Лодка Джим, Пароход Франк, Чарли Со Шрамом, Чарли Бостонец, Курчавый Доктор, Бездельник Джим, Джим Из Шончина. Муж Эллин. Во время Гражданской войны белых людей между модоками и поселенцами начались неприятности. Если модоку не удавалось найти оленя, чтобы убить его для своей семьи, он иногда убивал корову, принадлежавшую фермеру, или, если ему нужна была лошадь, он мог позаимствовать ее на пастбище поселенца Белые друзья модоков оправдывали такие действия индейцев, считая их своего рода «налогом», которым те облагают поселенцев, пользующихся их землей, но большинству поселенцев это не нравилось, и через своих политических представителей они добивались заключения такого договора, по которому модоки будут перемещены из окрестностей озера Туле. Члены комиссии обещали Капитану Джеку и другим влиятельным индейцам, что, если модоки переместятся на север в резервацию на земле штата Орегон, каждая семья получит там в собственность землю, упряжки лошадей, фургоны, сельскохозяйственный инвентарь, орудия труда и пищу — все это будет обеспечено правительством Капитан Джек хотел, чтобы его земля была поблизости от озера Туле, но члены комиссии не соглашались на это. С некоторой неохотой Джек подписал этот договор, и модоки отправились на север в резервацию Кламат С самого начала стали происходить неприятности. Резервация находилась на территории индейцев кламат, и кламаты восприняли приход модоков как вторжение. Как только модоки срубили лес для того, чтобы огородить выделенную им под фермы землю, кламаты стали красть лес. Никаких припасов, обещанных правительством, не доставлялось; агент резервации отпускал пищу и одежду кламатам, но у него, как выяснилось, ничего не было для модоков. (Великий совет в Вашингтоне не одобрил ассигнований на покупку припасов для модоков.) Когда Капитан Джек увидел, что его народ голодает, он увел своих людей из резервации. Они спустились в долину Лост-Ривер, где когда-то жили, зайдя туда однажды в поисках дичи, рыбы и луковиц лилии камес. Однако белые фермеры, жившие в этой долине, не хотели иметь соседями модоков и часто жаловались на них правительственным чиновникам. Капитан Джек предупреждал своих людей, чтобы они держались подальше от белых, но индейцам, которых было триста человек, трудно было оставаться невидимыми. В течение лета 1872 г. Бюро по делам индейцев предупредило Капитана Джека о необходимости вернуться в резервацию Кламат. Джек ответил, что его народ не может жить с индейцами кламат. Он просил выделить модокам резервацию где-нибудь в долине Лост-Ривер — исконной земле модоков. Бюро по делам индейцев признало эту просьбу разумной, но фермеры были против предоставления индейцам какой-либо части этих богатых пастбищ. Осенью 1872 г. правительство приказало модокам вернуться в резервацию Кламат. Джек отказался идти. Армии было приказано переместить модоков силой. 28 ноября 1872 г. под ледяным дождем майор Джеймс Джексон с тридцатью восемью солдатами первого кавалерийского полка вышел из форта Кламат и двинулся на юг, в направлении Лост-Ривер. Перед самым рассветом кавалеристы прибыли к лагерю модоков. Они спешились и с карабинами наперевес окружили вигвамы. Чарли Со Шрамом и еще несколько мужчин вышли из вигвамов с оружием. Майор Джексон хотел видеть вождя, и, когда Капитан Джек появился, майор передал ему приказ Великого Отца отвести модоков назад в резервацию Кламат. «Хорошо, я пойду, — сказал Капитан Джек. — Я возьму с собой всех своих людей, но я не верю ничему из того, что вы, белые люди, говорите мне. Вот вы пришли сюда к моему лагерю, когда было темно. Вы напугали меня и всех моих людей, поступив так. Я не убегу от вас. Но приходите ко мне, как подобает мужчинам, если вы хотите видеть меня и говорить со мной». Майор Джексон сказал, что он не собирается причинять здесь кому-либо зла. Затем он приказал Джеку собрать своих людей перед строем солдат. Как только это было сделано, майор указал на заросли полыни в конце шеренги солдат. «Положи туда свое ружье», — приказал он. «Зачем?» — спросил Джек. «Ты — вождь. Ты положишь свое ружье, и все твои мужчины поступят так же. Положи ружье, и все будет в порядке». Капитан Джек колебался. Он знал, что его мужчины не захотят отдавать свое оружие. «Я никогда еще не сражался с белыми людьми, — сказал он, — и я не хочу с ними сражаться». Майор настаивал на сдаче оружия. «Я никому не позволю причинить вам вреда», — пообещал он. Капитан Джек положил свое ружье в полынь и дал знак остальным сделать то же самое. Индейцы подходили один за другим, складывая в кучу свои винтовки. Последним был Чарли Со Шрамом. Он положил свою винтовку поверх груды, но оставил свой пистолет за поясом. Майор приказал ему сдать пистолет. «У вас моя винтовка», — ответил Чарли. Майор крикнул лейтенанту Фразье Бателю: «Разоружить его!» «Отдай пистолет, черт побери, живо!» — приказал Батель, выступив вперед. Чарли рассмеялся. Он сказал, что он не собака, на которую можно кричать. Батель выхватил свой револьвер: «Сукин сын, я покажу тебе, как пререкаться со мной!» Чарли повторил, что он не собака, прибавив, что он оставит пистолет у себя3. Как только Батель направил на него револьвер, Чарли быстро выхватил свой пистолет из-за пояса. Оба выстрелили одновременно. Пуля модока порвала рукав мундира лейтенанта. Чарли остался невредим. Нагнувшись к груде оружия, он схватил свою винтовку, лежавшую сверху, и все воины-модоки последовали его примеру. Джексон приказал солдатам открыть огонь. В течение нескольких секунд шла бойкая перестрелка, а затем солдаты отступили, оставив на поле боя одного убитого и семерых раненых.