Мама слышала, что когда-то давно люди с острова Невозврата зарабатывали себе пропуск на большой остров – совершив что-то хорошее, сделав что-то во имя всеобщего блага. Но за те десять лет, которые Сорша провела на острове, люди покидали его разве что в заколоченных ящиках, отправляясь в свой последний приют на острове Утраты. Мама никогда не говорила с ними об отце Сорши или о том, где она жила, прежде чем оказалась на острове. Отца Прю тоже давно с ними не было. Едва он вышел из тюрьмы и прибыл на остров Невозврата, он встретил маму и потерял голову – вопреки предостережениям прочих островитян. У Сорши сохранились смутные воспоминания о его ярких голубых глазах и обветренном лице, но Прю своего отца вообще не помнила. Ей был всего год, когда он ушел рыбачить к берегам острова Утраты и не вернулся: его лодка разбилась о коварные скалы, известные как Чертовы Зубы. Злые языки шептались, что и этому виной мамино колдовство. Но с течением лет общее внимание сместилось на Соршу и на необъяснимые вещи, связанные с ней. Поначалу она не понимала, что отличается от других. Откуда ей было знать, что другие дети не умеют так хорошо прятаться? Или что они не могут увидеть человека перед собой, едва подумав о нем? Или… или делать еще кое-что такое, что нельзя списать на хитрость или воображение. Не успела она опомниться, как островитяне уже запретили своим детям с ней водиться, и больше никто не хотел с ней играть. Со временем она научилась скрывать свои необычные способности, но их уже успели заметить, и теперь на нее повсюду глядели с подозрением и тыкали пальцем ей вслед. Сорша углубилась в свои мысли и поняла, что потеряла осторожность, только когда ком наполовину промерзшей земли прилетел откуда-то сбоку и запрыгал по дороге. Она охнула, подхватила Прю и укрылась за живой изгородью. Через пару мгновений послышался голос: – Сыграем в прятки? Это было не дружеское приглашение – ее дразнили. Высмеивали. Подначивали. «Ну попробуй найди нас!» – Не высовывайся, – велела она Прю. Потом медленно встала и обвела взглядом покрытый инеем луг. Длинная трава колыхалась на ветру, надежно пряча тех, кто в ней скрывался. Очередной ком земли со стуком упал на дорогу, и Сорша подпрыгнула. На этот раз в комке виднелся крупный камень. От страха ее кожа покрылась мурашками, волоски встали дыбом, словно шерсть на загривке у собаки. Она не знала, сколько преследователей засело в траве и где они прячутся, но на помощь им с Прю не придет никто. До ближайшего дома бежать и бежать, и не факт, что там откроют на стук. Особенно им. – Сорша! – прошептала Прю. – Где они? Сорша снова пригнулась. – Я не знаю. – Давай просто пойдем дальше. Если мы поторопимся… – Идти далеко. Я бы их… обогнала, но ты не справишься. Мне нужно кое-что сделать. В бледных глазах Прю стоял страх. – Мама сказала не обращать на них внимания. – Это не поможет. Только сильнее их раззадорит. Еще один камень покатился по дороге. Теперь было ясно, что предыдущий не просто случайно захватили вместе с землей. Этот камень был большой, с острыми краями, и его кинули, чтобы ударить побольнее. Сорша дала маме обещание, что не будет пользоваться своими способностями, но под ударами камней это обещание трескалось, как яичная скорлупа. Ей нужно было защититься. К тому же где-то глубоко-глубоко зудело желание их проучить. – Сиди тихо и не шевелись, – сказала она Прю. – Сорша… – начала Прю, но та сжала ее плечо, кинула на нее предупреждающий взгляд – и сестренка умолкла. Сорша закрыла глаза, отпуская сознание на волю. Она уже чувствовала, как потрескивает сила, готовая вырваться наружу. Как здорово было вновь ее использовать! Особенно после такого долгого воздержания. «Хочу их увидеть», – молча приказала она. И, будто во сне, она мысленно поднялась наверх и окинула землю внутренним взором – словно хищная птица, что кружит над полем в поисках мышей. Сорша быстро заметила мальчишек, рассыпавшихся среди высокой травы. Их было по двое с каждой стороны дороги, посередине которой находились они с Прю: их окружили. У Сорши от ярости кровь прилила к лицу. Ей захотелось сделать что-нибудь такое, чтобы тем навсегда запомнилось. Внимательнее приглядевшись к мальчишкам, она заметила Сэмюэля, сына свинопаса, с его лоснящимся лицом и носом, похожим на комок мятой глины. Он был самым большим и мерзким из всей компании. На мгновение Сорша заколебалась: она уже очень давно этого не делала. Но неиспользованная сила, похоже, не истощалась, а наоборот, накапливалась. Она сосредоточилась и направила сознание в одну точку. Тут же пришло ощущение невесомости, земля выскользнула из-под ног, а в ушах засвистел ветер. По телу прошла горячая, опьяняющая волна. О прибытии Сорши возвестил шелест сухой травы. Сэмюэл подскочил, обернулся и разинул рот. – К-как ты?.. Охваченный страхом, он тщетно пытался найти слова. Брови его изогнулись, как два вопросительных знака. Оба знали, что Сорша никак не могла так бесшумно подкрасться сзади. До этого момента он всерьез не верил слухам, которые про нее распускали. Они служили просто поводом ей докучать, делали ее легкой мишенью. – Нашла, – сказала она. Голос у нее был мягким – но не как голубиный пух или сливочное масло. Это была мягкость кошачьей лапки – за мгновение до того, как наружу вылезут коготки. «Я тебя предупредила, свиненыш». – Моя очередь, – сказала она, отступая в траву, пока та не скрыла ее полностью. Земля снова ушла из-под ног. Сорша приземлилась рядом с сестрой, лишь слегка чиркнув каблуками по гравию. В глазах у Прю она увидела такой же трепет, как и у сына свинопаса, – но никакого страха. – Ты все еще можешь это делать, – прошептала она. – Я так и знала. – Я всегда могла. Просто не делала. – Научи меня, – попросила Прю, жадно вцепившись в ее руку. – Я тебе уже говорила: этому нельзя научить, – сказала Сорша. – И даже если было бы можно – сейчас не время! – Что ты сделала? – шепнула Прю. – Напугала сына свинопаса так, что он еще не скоро забудет. – Ох, Сорша… Мама очень рассердится! – Тихо ты. Он не сможет ничего доказать: я нагнала на него страху, только и всего. Они затихли и вновь отступили под сень изгороди, когда сын свинопаса выскочил на дорогу. Бледный как полотно, он негромко свистнул и поспешил назад, в деревню, то и дело с тревогой оборачиваясь. Его товарищи один за другим выбрались из высокой травы. В воздухе поплыли шепотки про ведьму и рыбьи глаза. Когда мальчишки наконец исчезли из виду, Сорша повернулась к Прю. Ее светлые глаза так и сияли. «Рыбьи глаза»… Жестокие слова эхом звенели в голове у Сорши. – А что, если они расскажут? – спросила Прю, когда они вышли на дорогу и пошли в противоположную сторону. – Ну и пусть, – сказала Сорша. Она покосилась на сестру, опасаясь, что напугала ее, но на узком личике Прю не читалось ничего, кроме восторга. – Но люди будут говорить… – Они всегда что-то говорят. Может быть, в следующий раз нас просто оставят в покое. В бесцветных глазах Прю мелькнула тень. – Жаль, что я не умею, как ты. – Может, оно и к лучшему. – Сорша вздохнула. Теперь, немного успокоившись, она начала жалеть о своем опрометчивом поступке. – От этого одни беды. «Сыграем в прятки?..» – Беды… – повторила Прю. – Но ты никогда не использовала магию для… – Тише! – шикнула Сорша, в страхе озираясь. – Никогда не произноси это слово! Мало ли кто может подслушивать… – Но ты никогда не делала с ее помощью ничего плохого, – настаивала Прю. Сорша нахмурилась. – Конечно, не делала. Я вообще ее почти не использовала, но если бы я могла – я бы хотела помогать людям, а не вредить им. – Даже если бы они тебя ужасно разозлили? – выдохнула Прю, заглядывая ей в лицо широко распахнутыми глазами, в которых плескался восторг. – Ну разве что, – призналась Сорша – не только Прю, но и себе самой. Она снизила голос до едва различимого шепота. – Я об этом не думала. Меня никому еще не удавалось так разозлить. Прю посмотрела на нее снизу вверх и снова взяла ее за руку. Она улыбалась. Глава 12 Дорожная сумка – Веселые бесята плясали под луной И ягоды топтали на поле в час ночной! Настойчивый напев Флисс выдернул Бетти, зачарованную историей Фингерти, в реальность. Она хотела бы и дальше сидеть и слушать, что рассказывает этот старик с дубленым лицом, но пение становилось все громче и настойчивее, а это значило только одно: бабушка где-то рядом. – Сороки их собрали и в гнездышко несут, Но выронили прямо в кипящий мамин суп!