Гарднер нисколько не преувеличивал: убийство, вне всякого сомнения. Конечности жертвы, свисавшие по сторонам стола, были привязаны к ножкам клейкой лентой. Кожа натянута как на барабане и приобрела цвет старой дубленой, что усложняло определение этнической принадлежности. Светлая кожа после смерти темнеет, а темная, наоборот, зачастую светлеет, смешивая цвет и расу. Куда более очевидными были разрезы. Конечно, кожа трескается, когда тело начинает разлагаться и его распирают газы, но эти разрезы явно не были естественного происхождения. Высохшая кровь заляпала стол вокруг тела и коврик на полу. И лилась она из открытой раны, может быть, даже не одной, из чего следовал вывод, что как минимум некоторые травмы эпидермиса произошли, когда жертва была еще жива. Этим же объясняется и огромное количество личинок падальной мухи, поскольку эти мухи откладывают личинки в каждое отверстие, которое найдут. Но даже с учетом всего этого я не припоминал, чтобы прежде видел такое количество личинок с одного тела. Рядом с трупом аммиачный запах был почти невыносим. Личинки заполонили глаза, нос, рот и гениталии, так что даже пол жертвы невозможно было определить. Я поймал себя на том, что слежу глазами за тем, как они копошатся в дырке на животе, отчего кожа вокруг шевелилась как живая. И невольно прижал рукой свой собственный шрам. — Дэвид? Ты в норме? — тихо спросил Том. Я с трудом оторвал глаза от трупа. — Да. И начал доставать из кейса баночки для образцов. Я ощутил на себе его взгляд. Но Том не стал продолжать тему и повернулся к Гарднеру. — И что нам известно? — Негусто. — Голос Гарднера приглушала маска. — Тот, кто это сотворил, очень методичен. Никаких следов в крови — значит, убийца тщательно следил, куда ставит ноги. Коттедж был арендован в прошлый четверг неким Терри Лумисом. Никакого описания. Резервирование и оплата по кредитке сделаны по телефону. Голос мужской, акцент местный, и этот малый попросил, чтобы ключи оставили под ковриком у двери коттеджа. Сказал, что приедет поздно. — Удобно, — сказал Том. — Очень. Похоже, они тут не очень-то озабочены бюрократией, лишь бы бабки платили. Аренда коттеджа закончилась сегодня утром, и когда ключи не вернули, управляющий пришел, чтобы все проверить и убедиться, что ничего не пропало. Местечко такое, как видишь, что его беспокойство вполне понятно. — Он окинул взглядом ветхий коттедж. Но Том пропустил эту реплику мимо ушей. — Коттедж был арендован только с прошлого четверга? — уточнил он. — Ты уверен? — Так сказал управляющий. Дата совпадает с датой регистрации заявки и оплаты по кредитке. — Не может такого быть, — нахмурился Том. — Это же всего пять дней назад. Я думал о том же. Разложение зашло слишком далеко для столь короткого промежутка времени. Плоть уже приобрела творожистую консистенцию, начался процесс брожения и разложения, и потемневшая кожа сползала с нее как мятый костюм. Конечно, электрообогреватель мог ускорить процессы до определенной степени, но это не объясняло наличия огромного количества личинок. Даже в разгар летней жары и во влажном климате Теннесси требуется не меньше семи дней, чтобы разложение дошло до такой стадии. — Когда его нашли, двери и окна были закрыты? — машинально спросил я Гарднера. Не тот случай, чтобы продолжать молчать. Тот недовольно поджал губы, но все же ответил: — Закрыты, заперты и занавешены. Я отмахнулся от вьющихся перед лицом мух. Несмотря на свой немалый опыт, я так и не смог к ним привыкнуть. — Слишком много насекомых для закрытого помещения, — сказал я Тому. Он кивнул. Пинцетом аккуратно снял личинку с трупа и поднес к свету, чтобы рассмотреть. — Что скажешь? Я пригляделся. У личинок мух три стадии развития, называемые возрастными, за которые личинки постепенно увеличиваются в размере. — Третья стадия, — сказал я. Это означало, что личинке как минимум шесть дней, а может, и больше. Том кивнул, бросив личинку в маленькую баночку с формальдегидом. — А некоторые уже начали окукливаться. Значит, смерть наступила шесть или семь дней назад. — Но никак не пять, — добавил я. Рука невольно опять потянулась к шраму, но я удержался. Давай же, соберись! Я заставил себя сосредоточиться на том, на что смотрю. — Полагаю, его убили где-то в другом месте и привезли сюда уже мертвым. Том поколебался. Я заметил, как двое криминалистов переглянулись, и мгновенно осознал свою ошибку. Лицо вспыхнуло. Ох и дураак… — Нет необходимости привязывать руки и ноги к столу, если жертва уже мертва, — проговорил здоровенный криминалист, странно на меня поглядев. — Ну, может, в Англии трупы поживей, чем у нас тут, — невозмутимо изрек Гарднер. Раздались смешки. Я чувствовал, как горит лицо, но ничего не мог сделать, чтобы исправить ситуацию. Идиот. Да что с тобой такое?! Том невозмутимо завинтил крышку баночки. — По-твоему, этот Лумис убийца или жертва? — спросил он Гарднера. — Ну, в найденном тут портмоне обнаружили права и кредитки Лумиса. И более шестидесяти долларов наличных. Мы проверили. Тридцать шесть лет, белый, страховой агент в Ноксвилле. Не женат, живет один, отсутствует на работе несколько дней. Дверь коттеджа распахнулась, и вошла Джейкобсен. Как и Гарднер, она надела перчатки и бахилы, но даже в таком виде умудрялась выглядеть элегантно. Маску она надевать не стала, и когда подошла и встала рядом со старшим агентом, ее лицо было бледным. — Значит, если только убийца не забронировал коттедж под собственным именем и предусмотрительно забыл тут свое удостоверение личности, можно предположить, что этот покойник либо Лумис, либо какой-то другой неизвестный мужчина, — сказал Том. — Примерно так, — ответил Гарднер и замолчал при виде появившегося в дверях очередного агента. — Сэр, вас там спрашивают. — Сейчас вернусь, — бросил Гарднер Тому и вышел наружу. Джейкобсен осталась в коттедже. Лицо ее было по-прежнему бледным, а руки она крепко сжимала на животе, словно стараясь удержать малейшие проявления слабости. — Откуда вы знаете, что это мужчина? — поинтересовалась она. Глаза ее при этом машинально устремились на личинки, копошащиеся в области паха жертвы, но она быстро отвела взгляд в сторону. — Я не вижу ничего, что позволило бы сделать такой вывод. Ее акцент был не таким ярко выраженным, как мне доводилось слышать, но все же достаточно явно свидетельствовал, что она местная уроженка. Я покосился на Тома, но тот сосредоточился на трупе. Или делал вид. — Ну, помимо роста… — начал я. — Не все женщины низкорослые. — Безусловно, но таких высоких не много. Но даже у такой рослой женщины строение костей было бы тоньше, особенно черепа. Это… — Я знаю, что такое череп. Господи, да она сварливая. — Я хотел сказать, что, как правило, это отличный индикатор пола жертвы, — договорил я. Она упрямо вздернула подбородок, но больше ничего не сказала. Том выпрямился, закончив изучение разверстого рта трупа. — Дэвид, взгляни-ка на это. Он отодвинулся, уступая мне место. Большая часть мягких тканей на лице уже исчезла. В глазных и носовой впадинах кишели личинки. Зубы были почти все на виду, и обычно желтовато-белый дентин имел явно выраженный красноватый оттенок. — Розовые зубы, — прокомментировал я. — Доводилось видеть такое прежде? — спросил Том. — Пару раз. Но не часто. И не в такой ситуации. Джейкобсен внимательно слушала. — Розовые зубы? — Такое случается, когда гемоглобин вынужденно поступает в дентин, — пояснил я. — И придает зубам под эмалью розоватый оттенок. Такое иногда можно увидеть у утопленников, пробывших некоторое время в воде, поскольку голова обычно уходит вниз. — Почему-то мне кажется, что в данном случае мы имеем дело не с утопленником, — заметил вернувшийся в коттедж Гарднер. С ним пришел еще один человек. Новоприбывший тоже облачился в бахилы и перчатки, но почему-то я понял, что он не очередной полицейский или агент БРТ. Лет сорока пяти, не то чтобы пухлый, но лощеный и упитанный. В слаксах и легкой замшевой куртке, голубой рубашке. Щетина на круглых щеках заметная, но не настолько длинная, чтобы называться бородой. Но обманчиво небрежный вид был слишком уж продуман, словно мужчина копировал стиль с изысканных моделей в журнале мод. Одежда хорошо пошитая и дорогая, рубашка расстегнута на одну пуговицу ниже, чем надо. А якобы небрежная щетина и прическа чуть более аккуратные, чем следовало бы, и это выдавало тщательный уход. Вошедший излучал самоуверенность. Его улыбка ничуть не изменилась, пока он рассматривал привязанный к столу труп. Гарднер снял маску. Возможно, из уважения к новоприбывшему, не потрудившемуся ее надеть. — Профессор Ирвинг, если не ошибаюсь, вам не доводилось еще встречаться с Томом Либерманом? Мужчина улыбнулся Тому. — Нет, боюсь, наши пути ранее не пересекались. Надеюсь, вы меня простите, что не протягиваю руки. — Он театральным жестом поднял руки в перчатках. — Профессор Ирвинг — профайлер, работавший с БРТ в ходе ряда расследований, — объяснил Гарднер. — Нам нужен психологический портрет убийцы в этом деле. Ирвинг скромно ухмыльнулся.