– А мои исследования… все пропало, все было уничтожено. Только эти фотографии да несколько статей, написанных еще до того, как я понял, что это за болезнь, и кое-что, оставшееся в памяти. Одни бумаги, но никаких доказательств, ни одного надежного образца. Когда я вернулся в деревню после того, как меня подлечили в колонии, все тела сгнили, ничего нельзя было сделать, образцов не взять ни у сороваев, ни у банару. «Короба» и ее разновидность окончательно исчезли. Он поглядел на обоих визитеров: – Вы говорите, что разновидность «короба́» теперь здесь и распространяется в крови невинных людей. Значит, белый колдун выбрался из джунглей и доставил ее в цивилизованные земли. Он не мог сохранить болезнь, перевозя ее в виде образцов. Я вижу только одно объяснение… – Он заразил себя сам, – откликнулась Люси. Ван Боксом кивнул: – Он нес недуг в себе, чтобы спасти его. Его зрачки расширились. Теперь он говорил сам с собой, как будто собеседников больше не существовало. – Он наверняка продолжил исследования в цивилизованном мире, в Америке, Австралии или во Франции, на глазах у своего сына, который в конце концов и принял эстафету. Да, именно так, они обнаружили точно те же симптомы, правильно описали все характерные особенности болезни… А еще мексиканцы, заразившиеся в восьмидесятом. Ребенку из джунглей тогда и тридцати не было. Может, он работал в индустрии крови, один или с отцом… Эксперименты с «короба́» продолжились, но вместо того, чтобы проводить их на обезьянах, как это сделали мы, они использовали нищих рабочих, которые, сдав кровь, уходили с болезнью в своих венах. Люди в качестве подопытных мышей… И все шито-крыто. Он должен был подстроить так, чтобы они обращались только в его учреждение и не распространяли болезнь вместе со своей донорской кровью. Наверняка он наблюдал за каждым зараженным, вел статистику, спрашивал о состоянии здоровья и делал анализы крови… Люси поняла все. Гуру таким образом создал точный портрет-фоторобот «короба́». Он приручил болезнь. Настоящая невидимая бомба замедленного действия, страшное оружие, которое он мог привезти во Францию в виде простых образцов крови. Люси не знала, чем он занимался между восьмидесятыми годами и сегодняшним днем, но, в конечном счете, это не имело значения: отец вытащил его из джунглей и воспитал в духе своего безумия. Позже гуру наверняка обнаружил, что его сестра-близнец еще жива, – скорее всего, благодаря картинам и статьям в прессе. Вот тогда он и нарек свою секту «Pray Mev» – мрачный привет близняшке и идеальная анаграмма слову Vampyre. Смертоносная машина пришла в действие: через тридцать пять лет после Мексики разновидность «короба́» прокладывала себе путь в новых венах. И на этот раз никаких экспериментов, только разрушение. Положив руки на подлокотники кресла, ван Боксом поджал губы и устремил взгляд в оконце, выходящее на вершины гор. Он больше не шевелился, целиком уйдя в жуткие воспоминания. Люси поняла, что беседа окончена. 87 Графитово-серое небо, яркая лазурь моря, молочная белизна мела. Нормандские скалы выступали из волн вечными бастионами, изрезанные чередой веков, изъеденные солью и бешеным прибоем. Ночные бури ушли к востоку, освободив пространство для ослепительных просветов, через которые лучи тут и там пронзали низкий слой последних туч. Франка и Паскаля ввели в курс последних открытий Люси, и теперь в их распоряжении оказалась большая часть ответов. Оставалось только схватить вожака стаи. Одна бригада обыскивала сверху донизу его квартиру в Шестнадцатом округе, брошенную хозяином. Тревогу объявили по всем направлениям, подключили разные национальные планы перехватов, чтобы отловить монстра. С его лицом и болезнью ему не просочиться сквозь ячейки расставленной сети. Рано или поздно его поймают. Но зло свершилось, и санитарный кризис, подобный тому, что вызвала кровь, зараженная ВИЧ-инфекцией, неизбежно разразится в ближайшие дни, хлынув по всем медийным каналам. Машина ехала вдоль скал по асфальтовой дороге, потом за холмом показалась крыша дома, расположенного между обрывом и полем, вынырнув из складок рельефа и деревьев, которые оберегали убежище от нескромных глаз. Отсюда, с высот Дьеппа, открывался потрясающий вид на Ла-Манш. Метрах в десяти, прямо на краю сада, Алебастровый берег распахивал свою меловую пасть, словно стремясь поглотить выстроенное в англо-норманнском стиле жилище. Два копа припарковались у запертых ворот так, чтобы перекрыть выезд любому колесному средству – на всякий случай. Как и в парижской квартире, вокруг не было ни следа человеческого присутствия: ни одной машины на подъездной аллее, все ставни на окнах закрыты. Шарко подумал, что здесь располагалась запасная резиденция. Трава на участке была невысокой, а значит, ее недавно стригли. – Похоже, здесь все вымерло, – бросил Паскаль. – Он наверняка уже далеко. – И все же пошли глянем. Пройдя направо вдоль решетки, они обнаружили узкий проход, едва ли в метре от обрыва, уходящего в пустоту. Край скалы неумолимо продвигался вперед, разрушая все на своем пути, в том числе и ограды. Близок день, когда все жилище обрушится в море. Робийяр вцепился в руку коллеги, когда у него из-под ноги посыпались камни и исчезли пятидесятью метрами ниже. Они вернулись обратно на участок, проявляя крайнюю осторожность. Франк замолотил кулаком в заднюю дверь и прижался ухом к створке. Ни звука. Тогда он решил прибегнуть к крутым мерам. Менее чем десять секунд спустя полицейские уже были внутри, с пистолетами в руках. В доме царила мертвая тишина. Перепад температуры леденил кровь, словно они влезли в холодильник. Окна были закрыты намертво, запертые ставни упирались в кирпичные стены. Сквозь них не пробивалось ни единого лучика, плотные стыки полностью перекрывали любую щелку, способную пропустить дневной свет. Паскаль нажал на выключатель, и зажегся свет не мощнее пламени свечи. Они осторожно осмотрели каждое помещение, проходя мимо разбитых зеркал. – Поди сюда, – тихо позвал Паскаль из кухни. Держась настороже, Франк подошел. На полу стоял мягкий переносной морозильник, заполненный десятками контейнеров с кровью и еще не растаявшими кубиками льда. Рядом – раскрытая спортивная сумка с пачками банкнот. Франк обернулся и увидел ключи от машины, лежавшие рядом с раковиной. – Он здесь, в доме… Оба копа удвоили осторожность. Они пластались по стенам, вглядывались в каждый темный провал. Вышли на лестничную площадку, Шарко прикрывал направление движения, Паскаль – тылы. Дерево поскрипывало под подошвами. Холл второго этажа. Коричневое ковровое покрытие, однотонные обои. Распахивая очередную дверь, они разворачивались по оси, прикрывая друг друга, стремительные, с обострившимися до кончиков ногтей чувствами. Они заходили в спальни со смятыми простынями, где еще недавно кто-то жил. Шарко видел только одно объяснение: члены секты скрывались здесь, все вместе. Чуть дальше располагался просторный кабинет – обои красные, ковер на полу красный, огромные книжные шкафы, набитые старыми гримуарами по медицине, судебной медицине, биологии. Стоящее в центре бархатное кресло напоминало электрический стул. На подлокотниках были закреплены катетеры, со стоящего рядом штатива свисали пластиковые контейнеры с остатками гемоглобина. Здесь Мерлин вводил себе бомбейскую кровь своих жертв. Копы направились обратно. Выстрел раздался, когда Паскаль снова вышел в коридор. Он выпустил оружие и застыл с гримасой недоумения на лице, двумя руками схватившись за живот. Потом, едва вздохнув, рухнул на пол всем своим весом. Алое пятно расползалось на его свитере, а на другом конце коридора скользнула тень. Шарко с воплем открыл огонь, но силуэт уже свернул на лестницу. Он устремился туда и выстрелил навскидку. Хлопнула задняя дверь. Не раздумывая, он вернулся к Паскалю, уложил его и задрал свитер. Раненый закричал от боли. Из раны, у левого края брюшной стенки, сочилась жидкость. Он скинул куртку и попытался промокнуть ею рану, одновременно вызывая помощь по мобильнику: – «Скорую», быстро! Он торопливо продиктовал адрес и отсоединился. Паскаль, сжав зубы, схватил его за запястье: – Больно, черт… – Ты крепкий, только держись, ладно? – Иди поймай этого ублюдка. Я разберусь. Шарко взял обе его руки и сложил их как импровизированный жгут: – Прижимай здесь покрепче. Он кинулся к лестнице. Едва он переступил порог, как свистнула новая пуля, вонзившись в наличник на уровне его ушей. Откуда велась стрельба? Он ответил наугад и нашел укрытие. Его слепили лучи солнца, отражавшиеся от серых туч. Он осторожно выглянул и заметил силуэт, который двигался по грунтовой дороге, идущей по краю обрыва, а потом пропал в зарослях, вымахавших в человеческий рост. Коп с ожесточением рванулся за ним. Скользкий спуск придал ему такую скорость, какой он сам не ожидал, и под конец он едва не улетел в пустоту. Дорога не просто шла вдоль обрыва: скала почти смяла ее, и развешенные повсюду щиты запрещали проход. Он словно балансировал на лезвии бритвы, а боковой ветер создавал эффект аэродинамической трубы: Франк чувствовал, что раскачивается, как флюгер. Он не видел и на три метра впереди: сцепившиеся кусты хлестали по лицу, царапали руки. Перед его глазами снова возник Паскаль, лежащий на полу, и боль исчезла: его тело пронеслось сквозь колючие ветки, проламывая густое препятствие, как бульдозер. Вверху солнце выглянуло в новый просвет, затопив пейзаж невероятными красками. Полярная белизна, зелень ирландских холмов, желтизна саванны. Скалы шли волнами на сколько хватало глаз. Ему показалось, что он ощутил лишь легкий удар в левое плечо, когда проскочил поворот, но все его тело вдруг потеряло равновесие от толчка вампира, затаившегося в зарослях. Мерлин выскочил из кустов с ловкостью лисицы. Неустойчивость длилась лишь долю секунды, но у Франка возникло ощущение бесконечно замедленной съемки. Словно наблюдая за собственным падением, он увидел, как левая нога оторвалась от земли, руки забились в воздухе, будто пытаясь за него ухватиться, таз выгнулся в сторону моря, а из горла вырвался крик отчаяния и удивления. Шквальный порыв ветра хлестнул по нему и утянул в пустоту. Шарко ощутил свежее прикосновение мела на щеках, зов пространства, крепкую хватку гравитации. Падение вот-вот поглотит его, и раньше, чем море, он увидел небо, а между ними – его пистолет, летящий по идеальной параболе в метре над ним. Последний всплеск инстинкта выживания заставил его правую руку вцепиться в корни, выступавшие из мела сантиметрах в тридцати ниже острого края скалы. Его ребра и колени с силой ударились о каменный откос, пока он нашаривал другой рукой чахлый кустик растительности, упрямо цепляющейся за вертикаль. Правая нога нащупала крошечную выбоину, другая болталась в пустоте. Где-то неизмеримо ниже то, что было его оружием, уже исчезло под водой. Висящий на меловом гиганте, Шарко стал просто черточкой, соединительным знаком между жизнью и смертью. Прямо над ним возникло овальное лицо. Мощные ультрафиолетовые лучи солнца изрезали маску вампира, подобно ударам скальпеля. Белок одного из глаз залило черным, кожа щек, еще белее мела, трескалась, но больше всего поражала карминно-красная кровь, лившаяся из разорванных губ. Несмотря на боль, которая должна была раздирать его тело, он улыбался, и вид нескончаемого ряда его зубов должен был стать последним, что Шарко унесет с собой на иные берега. Мерлин направил на него ствол. Его пальцы были узловатыми, длинные светло-желтые ногти скрежетали о рукоятку. – Очень похоже, что наши дороги разойдутся здесь. Ты отправишься в ад прямо сейчас. Что до меня, то придется немного подождать. Франк был не способен сделать ни малейшего движения, его мускулы уже закаменели. Он боролся с ветром, который норовил его сбросить, с затягивающей пустотой, но конец был близок, и в глубине души он это знал. Если Мерлин не выстрелит, он все равно упадет сам. У него больше не было ни единого шанса, и он даже не взвыл о пощаде. Кровь, капающая с лица Мерлина, падала на его лицо – монстр буквально таял под солнцем. Покорно и устало Франк закрыл глаза, прижавшись лбом к скале. Вот и пришел момент окончательно повесить перчатки на гвоздь. Свои последние секунды он посвятил семье. Он так жалел, что не попрощался утром с сыновьями и не поцеловал нежнее Люси. Завтра солнце взойдет без него, но жизнь будет продолжаться. Она должна продолжаться во что бы то ни стало. Шарко последний раз сглотнул, и раздался выстрел. Эхо разнеслось далеко вдоль меловых стен. Он должен был упасть, и, однако, его тело по-прежнему вжималось в откос. Снова открыв глаза, он увидел, как тело Мерлина опрокидывается в пустоту, чуть задевает его самого, прежде чем дважды удариться о скалы и исчезнуть в морской пене. Тогда Франк поднял голову к руке, которая к нему тянулась. – Ну же, хватайся. Николя появился из ниоткуда. Последним усилием Франк вцепился в запястье коллеги, другой рукой в откос и оказался лежащим на дороге. Он испустил долгий вздох, еще не придя в себя. – Как ты узнал? – Случайно, чисто случайно. Утром я был у нас в Управлении вместе с Жаком. Ну и заглянул в его записи, когда он выяснил адрес Мерлина и пошел поговорить с Маньеном. Я тут же поехал сюда. Я хотел… убить Мерлина своими руками. Я должен был его убить. – Почему? Николя прикусил губу: – Скажем, это… личное. Я думал, что доберусь раньше вас, но вы оказались шустрее. Я увидел, как ты погнался за ним по дороге и исчез… Ну и вот. Франк поднялся: – Ты спас мне жизнь. Николя послал ему робкую улыбку. Франк вздернул подбородок. Вдали послышалась сирена «скорой помощи». – А теперь тебе пора убираться. Николя глянул на пистолет в своей руке, он вроде не спешил убегать.