Мне снились мягкие рыжие волосы на моей щеке и запах дорогих духов. Мне снились руки, обвивающие мою шею; бедра, раздвигающиеся для меня; голос, шепчущий «Да! Да! Да!» как по сердцебиению, – а затем экстаз, который я себе даже представить не мог. А затем боль. Сильная, огненная боль, нестерпимая. И неистовый голос… «Останься со мной…» «Да, – попытался я сказать. – Я останусь с тобой… навсегда…» Но я не мог ни говорить, ни дышать, а потом раздался другой голос, громкий и раздражающий, точно скрежет железа о стекло… – Он здесь? Я открыл глаза. Обжигающий солнечный свет струился в окно. Я не в банке. Я в больнице. Но Алекс была рядом, спала, держа меня за руку. Я улыбнулся. – Кори? Алекс резко проснулась, поначалу плохо понимая, что происходит. Обладательница раздражающего голоса откашлялась. Джорджия стояла в дверях, одетая в мою мужскую синюю рубашку на пуговицах, с оторванными рукавами, и в черные легинсы. Браслеты звякнули на ее татуированных руках, когда она положила руки на бедра. Она пристально посмотрела на Алекс. – Вы кто? – Я Алекс. Алекс Гарденер, – ее рука выскользнула из моей, оставив холод и пустоту. – Вы, должно быть, Джорджия. – Должно быть, я. И откуда вы знаете Кори? – Алекс была в заложниках вместе со мной, – прошептал я и поморщился. У меня было такое ощущение, будто я полоскал горло камнями и стеклом. – Я заснула, – Алекс поспешно поднялась. – Я и не ожидала… Я, пожалуй, пойду. Я хотел попросить ее остаться. Хотел многое ей сказать, но мой голос был таким слабым, а она уже была на полпути к двери. – До свидания, Кори, – обернувшись, попрощалась Алекс. – Я… эм… загляну к тебе позже. Приятно познакомиться, Джорджия. – Сейчас ведь даже не время посещений, – сказала Джорджия, когда Алекс ушла. – Как она попала сюда? «Тебе какое дело?» – хотел спросить я. Я попытался пробиться сквозь туман обезболивающих лекарств и вспомнить, когда в последний раз разговаривал с Джорджией. Несколько недель назад. Сообщение насчет слушания касаемо ее переезда в Ситку с Кэлли. «Моя девочка…» – Где Кэлли? – прохрипел я. – С Дженис, – Джорджия плюхнулась на место, которое освободила Алекс. От нее пахло пачулями и мятным чаем, который она любила пить. – Ты думал, я оставлю ее одну? Я не поддался на провокацию. – Почему ты не привела ее? – Я не знала, в каком ты состоянии. Не хотела ее пугать. – О, хорошо. Нет, правда… хорошо. Может быть, завтра. – Посмотрим. Наступила тишина, а затем Джорджия произнесла: – Итак, врач сказал, что у тебя повреждено легкое. И что у тебя перелом ребер. – Им виднее. Джорджия не уловила юмора. Она нахмурилась, тем самым вызвав морщины на лицо, которое выглядело моложе ее двадцати шести лет. – Серьезно, Кори, ты получил пулю? Спасая ее? – она указала большим пальцем за плечо, как будто Алекс стояла там. – Медсестры говорят, что ты герой. Что все ограбление закончилось благодаря тому, что ты выскочил, как гребаный Рэмбо, и начал стрелять в злодеев. – Я ни в кого не стрелял… – Мне пришлось прорываться через прессу, чтобы попасть сюда. Они расспрашивали меня о тебе… – Не разговаривай с прессой, Джорджия, – сказал я, внезапно почувствовав еще большую усталость. – Ты сделаешь только хуже. – Хуже? – она фыркнула. – Куда уж хуже? Кори, у тебя нет медицинской страховки. Твой героизм погубит тебя. – Я сам разберусь. – Ты думаешь, это так просто? Думаешь, что твой лживый ублюдок босс поможет тебе? Рэндалл не платит тебе, даже когда ты работаешь. А ты останешься без работы. На несколько месяцев. – Не так уж и долго, – сказал я, не зная, правда ли это. Мне нельзя было оставаться без работы на несколько месяцев. Нельзя и точка. Я закрыл глаза. Моя реальность снова давила на меня, точно невидимая рука, и надо было продолжать с того места, где я остановился до ограбления. – Это не имеет значения, – произнесла Джорджия. – Ты перенес операцию. Поездку на скорой помощи. Черт возьми, просто лежать здесь стоит тысячи долларов в день. Тебе нужно будет выиграть в лотерею, чтобы расплатиться. Или объявить о банкротстве… – Нет, – возразил я, а затем мучительно закашлялся от острой боли в горле. Еще одно слабое ощущение боли медленно нарастало глубоко в правой части груди. – Я сказал, что сам разберусь, Джорджия, я не шучу. Я никогда не шучу. Она откинулась на спинку стула и прикусила ноготь большого пальца, как обычно делала, когда чувствовала себя виноватой. – Ты должен поехать с нами в Ситку. – И чем я там буду заниматься? Работать вышибалой? Получать гроши и столько бесплатного пива, сколько в меня влезет? – Ты можешь заниматься строительством. Знаешь, там действительно строят дома. – Слишком мало платят, и ты это знаешь, – я помолчал, а затем спросил: – Почему? – Что «почему»? – Почему ты хочешь, чтобы я переехал? Чтобы мы были вместе? Или не хочешь чувствовать вину из-за того, что забираешь у меня Кэлли? – Это несправедливо. Ты же знаешь, как мне трудно заботиться о ней здесь в одиночку. – Не преувеличивай. – А будет только хуже, – продолжала она, как будто не слышала. – Ты останешься без работы. Твой мерзкий домовладелец, наверное, уже выбросил твои вещи на улицу. И теперь ты будешь по уши в больничных счетах, – она склонила голову набок. – Как ты собираешься продолжать выплачивать алименты? – Черт возьми, Джорджия, я же сказал, что разберусь, – боль в моей груди усилилась. – Вы не переедете в Ситку. Она снова прикусила ноготь. – Слушание состоится через два дня. – Не делай этого, – вымолвил я. – Хотя бы подожди, пока меня выпишут. Тебе придется подождать, пока я не буду в состоянии присутствовать. Вероятно, есть какой-то закон, который гласит, что я должен присутствовать. Джорджия вскинула руки и поднялась на ноги. – Ладно, ладно, хорошо. Я попрошу своего адвоката перенести слушание. Но оно все равно состоится, Кори. – Делай то, что должна, Джорджия. Ее глаза наполнились слезами, и я тотчас почувствовал вину за свою резкость и в то же время отвращение к себе за то, что позволил ей так легко манипулировать моими чувствами, как кукловоду. – Я думала, ты умер, понимаешь? – воскликнула она. – Я не знала, что сказать Кэлли. – Надеюсь, ничего страшного ты ей не сказала, – боль в моей груди усилилась. – Скажи ей, что со мной все в порядке. Это правда. Я в порядке. Джорджия кивнула, ее слезы высохли так же быстро, как и появились. – Я приведу ее на этой неделе, – она развернулась, чтобы уйти, как раз в тот момент, когда вошла медсестра Николь, держа в руках шприц с бледно-желтой жидкостью. – Что это? Обезболивающее? Еще триста долларов… – она выбежала из палаты. У Николь было довольное выражение лица, когда она вставляла шприц в одну из трубок, которые питали мою руку. – Как вы себя чувствуете, мистер Бишоп? Какой-нибудь дискомфорт? Полагаю, начинает побаливать. – Да, это так. – По шкале от одного до десяти?..