— Мам, это секретная информация, и мне нельзя раскрывать конкретное место и детали своей новой работы. — Поняла, поняла, — выставила перед собой обе руки мама Кирилла, показывая всем своим видом, что её больше не интересуют подробности этой работы, и она не собирается лезть в дела своего сына. — А как твои дела? — проявил фальшивый интерес к жизни родной матери тактичный сын и, с притворным любопытством, приготовился её слушать. — Какие у меня могут быть дела, сынок? Дом-работа, работа — дом. Корм — собака, собака — корм. Ничего нового и интересного, — отшутилась мама Кирилла, понимая, что сыну это вряд ли может быть интересно. — А ресторанчик открывать так и не надумала? — «плеснул» немножко «бальзама на душу» матери, Кирилл, зная, как воодушевляют её разговоры на эту тему. — Если нужны деньги, ты только скажи. — Нет, — с болью в сердце отказалась от денег и от самой идеи открытия ресторана мама Кирилла, перестав улыбаться. — Без вкусных советов Лары мой ресторанчик превратится в обычную столовку. Да и ежедневная готовка, боюсь, превратит моё любимое хобби в рабочую рутину, и я перестану получать от этого удовольствие. — Мама, так нельзя, — любя погрозил пальцем в монитор Кирилл. — Ты не должна бросать любимое хобби. Иначе ты превратишься во вредную сварливую старуху, «перемывающую кости» окружающим. — Ну, тогда отправлюсь путешествовать за границу, отыщу шеф-повара Рамзи и женю его на себе. Вот с ним, я думаю, мы такую «кашу сварим»…, — мечтательно произнесла мама Кирилла, двусмысленно подмигнув сыну. — Ой, прости меня, мамочка, мне по второй линии с работы звонят, — неожиданно подпрыгнул на месте, Кирилл, и его глаза «забегали» по монитору компьютера. — Тогда всё, пока. Созвонимся через недельку, — быстро затараторила мама Кирилла, прощаясь с сыном. — Держи «хвост пистолетом» и не скули от одиночества. Найди себе, на первое время, какую-нибудь девочку в социальных сетях. Хотя бы для виртуального общения. А станет совсем одиноко — вызови проститутку. Только элитную, а не из подворотни, если не хочешь все деньги, потом, на лечение потратить. — Ладно, мамуль. Не беспокойся. Я жених завидный, и долго искать невесту мне не придётся, — пообещал матери Кирилл и, послав ей воздушный поцелуй, отключил видеосвязь. — Молодец, мой красноречивый жеребец, — похвалила Кирилла, Лара, вылезая из платяного шкафа. — Теперь она перестанет тебе названивать каждый день и «выносить» тебе мозг внуками. Да и мой нестареющий организм её настораживать перестанет. Мне кажется, что если бы она меня не любила, как родную дочь, то считала бы меня вампиршей, сосущей из тебя кровь. — Мне нравится, что ты называешь старого, тощего, лысеющего пони — жеребцом, но мои глаза и моё изношенное сорокалетнее тело опровергают твою лесть и, в отличие от тебя, говорят мне правду, — с грустью констатировал неутешительный факт, Кирилл, рассматривая своё отражение в зеркальной поверхности одной из стен гостиной залы. — Так что, можешь называть вещи своими именами: член — вялой сосиской, бывшую шевелюру — проплешиной, пивной животик — безобразным пузом. Я взрослый, умный человек и, пока ещё, слава Богу, воспринимаю мир адекватно. — Ну и дурачок, — хмыкнула Лара. — В твоём возрасте нужно больше фантазировать. Тогда, глядишь, и член твёрже станет, и вера в собственные силы. Не знаю, как для других, но для меня ты навсегда останешься самым сексуальным жеребцом на Земле. А если я, вместе с твоими глазами, буду говорить тебе одну только правду, то ты превратишься в хандрящего старикана. А тебе, между прочим, ещё только сорок лет. А для мужиков это самый расцвет сил. — Как я могу больше фантазировать, когда ты все мои фантазии уже давно реализовала? — нашёл Кирилл причину своего иссякшего воображения и пожал плечами. — А секс на муравейнике мы уже пробовали? — как бы вспоминая, спросила Лара и сделала паузу, давая возможность хозяину самому ответить на этот вопрос. — Нет, — уверенно произнёс Кирилл, впервые слыша о такой странной «фантазии». — Ну, вот видишь? А ты говоришь, что я все реализовала, — ловко поймала хозяина на вранье Лара и, довольная собой, победоносно взглянула на поверженного лгунишку. — Но, ведь, для этого нужно идти в лес, а тебе нельзя выходить из дома, — начал оправдываться Кирилл, перекладывая вину за нереализованную фантазию на партнёршу. — Не беда, — настырно стояла на своём Лара. — У нас огромный дом и большая территория вокруг дома. Можем организовать муравейник во дворе. — Рискованно, — забраковал идею девушки, Кирилл, звонко щёлкнув языком. — Соседи могут случайно увидеть. — А мы сделаем это ночью, — нашла выход и из этого положения Лара, азартно потирая ладошки. — А ты уверенна, что после того, как мы это сделаем ночью и уйдём спать, муравьи не вынесут из дома всю мебель? — «понёс» откровенный бред Кирилл, на ходу «выстраивая» вокруг странной фантазии всё новые и новые препятствия. — Хватит отлынивать от «супружеских обязанностей», — строго потребовала Лара, устав склонять упрямого хозяина к интиму. — Мы уже целую неделю не занимались сексом. Мне-то без разницы, а для твоего здоровья это очень вредно. Хочешь обзавестись простатитом? — Не хочу, — на секунду задумавшись, отрицательно помотал головой Кирилл. — Тогда снимай штаны и вынимай свою вялую «сосиску». Будем превращать её в твёрдую «волшебную палочку», — скомандовала Лара, опускаясь перед хозяином на колени. Кирилл послушно расстегнул штаны и, устроившись поудобнее в уютном кожаном кресле, блаженно закрыл глаза. Четыре тысячи семьсот семьдесят пятый день счастья Прожив три года в Вашингтоне после переезда из калифорнийской «Силиконовой долины», Кирилл стал замечать за собой физиологические и параноидальные отклонения. Его не покидало поселившееся в нём чувство какой-то необъяснимой тревоги. То он ощущал себя благополучной жирной свиньёй, которую «откармливают», но не для того, чтобы она чувствовала себя сытой, довольной и счастливой скотиной, а для того, чтобы потом зарезать её и продать в сто раз дороже, чем она стоила, когда была ещё маленькой розовой хрюшкой, наивно смотрящей на жизнь сквозь «розовые очки». То «поющим» под чужую «фонограмму» русским «соловьём», запертым в золотой американской клетке. То глупым «мышонком», с аппетитом доедающим в мышеловке случайно доставшийся ему бесплатный сыр. С возрастом, от сладкой, а временами, даже, приторной личной жизни, у Кирилла стала появляться «отрыжка» и в голову закрадываться мысль о том, что теперь он не бежит, как раньше, стремглав, после работы к своей обворожительной Ларе, чтобы сорвать с неё всю одежду и заняться с ней страстным сексом, а предпочитает погулять в одиночестве по Кливленд-Парку, посидеть на лавочке и понаблюдать за суетящимися вокруг людьми, а уж затем идти домой. Но это вовсе не означало, что он утратил влечение к идеальному телу своей возлюбленной. Это означало лишь то, что после секса Кирилл слезал с Лары не с чувством лёгкого сексуального «недоедания», а с чувством полного сексуального «обжорства» и физически не успевал, как следует, «проголодаться» перед следующей «трапезой». А вот душой он любил Лару и «прикипал» к ней с каждым днём всё сильнее и сильнее. Однажды, глядя на беспомощного старика, он, даже, впал в жуткую депрессию по поводу своего неминуемого старения и постепенного движения в сторону кладбища. Кирилла начали душить эгоизм и ревность по отношению к такой же цветущей, как и раньше, нисколечко не изменившейся со дня их знакомства юной Ларе. Его душа разрывалась от одной только мысли о том, что его красивую девочку, после его смерти, заберёт себе какой-нибудь пузатый ублюдок и будет с ней всяко развлекаться, пока его в могиле будут жрать черви. Кирилл, грешным делом, стал даже подумывать о том, как перед смертью механически повредить Лару, чтоб умереть с ней в один день, и втайне от девушки внимательно изучал техническую инструкцию к ней, найденную им внутри её упаковочной коробки. Обычно людей от таких мрачных мыслей хорошо отвлекают работа или путешествия, но у Кирилла такой возможности не было. Путешествовать ему не позволяли должностные инструкции, запрещающие пересекать границы штата, а на работе у него «нарисовалась» такая «чёрная полоса», что его мысли от этого стали ещё мрачнее. Словно дряхлый, облезлый, съедаемый паранойей и блохами «сутулый пёс», затравленный интригами на работе и загнанный в угол завистливыми коллегами, Кирилл, бледный, как обескровленный вампирами персонаж трагического фильма, приковылял после очередного рабочего дня в свою благоустроенную «конуру» и, не раздеваясь, обессиленно рухнул в просторное кожаное кресло. — Ну, всё. Доигрались. Финита ля комедия! Мы под колпаком у Мюллера, — громко объявил хозяин шикарного дома и от досады, с силой швырнул кожаный портфель на диван в сторону лежавшей возле дивана игуаны. Игуана тут же забилась под диван и, замерев, выпучила на хозяина испуганные глаза. — Мюллер, это тот плюгавенький офицер Гестапо из фильма «Семнадцать мгновений весны», который гонялся за русской радисткой? — в шутливой манере предположила Лара, встречающая своего господина в полупрозрачном костюме «восточной красавицы», при этом грациозно виляя бёдрами и пританцовывая «танец живота». — Ты хочешь поменять тонкую «восточную» тематику вечера на грубую «немецкую» и поиграть со мной в «Штирлица и ту самую радистку Кэт»? — Это офицер внутренней безопасности Пентагона. Скрупулёзный и дотошный педант немецкого происхождения, Карл Мюллер, который гоняется за русским программистом и пытается схватить его за яйца, — передразнивая Лару, в хамской манере, уточнил Кирилл, давая всем своим видом понять, что ему сейчас не до шуток и уж тем более не до «ролевых» игр. Ослабив на шее галстук, он привстал с кресла и, взяв с барного столика бутылку виски, сел обратно. — Узнав, что я, обладая немалым доходом, живу один в огромном доме и без прислуги, он заподозрил неладное и установил за мной тотальную слежку, — откупоривая бутылку, процедил сквозь зубы Кирилл и, отхлебнув «из горла», поморщился. — Естественно, его «жучки» зафиксировали то, что я каждый день разговариваю с какой-то молоденькой девушкой, которая никогда не выходит из дома и о которой я не сообщил в анкете при приёме на работу. А сегодня, он раскрыл передо мной все карты и предупредил, что если я не предъявлю ему удерживаемую мной в доме девушку, и он лично не допросит её, то он будет считать меня русским шпионом и добьётся моего ареста, — указывая на себя бутылкой, процитировал Мюллера, Кирилл и, сделав ещё несколько глотков, ехидно ухмыльнувшись, обратился к Ларе: — Что предпримем? Всё по старой схеме? Приглашаю его в гости, знакомлю его с тобой, он влюбляется, получает от тебя жёсткий отказ и на обратном пути прыгает на автомобиле с моста? — Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, — громко засмеялась Лара и прижала указательный палец к своим губам, давая понять Кириллу, что их могут подслушивать и сейчас. — Я обожаю твой юмор! А если серьёзно, то чего тебе бояться? Ты меня ни у кого не похищал, я живу у тебя в доме по доброй воле, а то, что у меня врождённая боязнь открытых пространств, и я не выхожу по этой причине из дома, так это не преступление. Пусть придёт и допросит несчастную больную женщину. А тебя я предупреждала, что ты своей стеснительностью наскребёшь себе кучу проблем. Зачем ты скрываешь от всех свою любовь к убогой девушке? Это же не жалость, а настоящее чувство. Чего его стесняться? На работе никому не сказал, прислугу из-за этого не заводишь… Пока Лара говорила это всё Кириллу, она успела взять чистый листок бумаги и, положив его перед хозяином, написала на нём «Напиши мне его полное имя, номер телефона или адрес электронной почты, и мы через недельку возьмём этого Карла за его «кораллы», и он станет молчаливым, как рыба. А пока потяни время». — Да. Ты права! Надо было сразу об этом в анкете указать и не пришлось бы сейчас ни перед кем оправдываться, — медленно, и чуть громче обычного, произнёс эту фразу Кирилл, пытаясь на ходу сочинять для Мюллера легенду своей таинственной сожительницы и, одновременно, писать на листке бумаги его данные для Лары. — А теперь придётся впускать его в наш с тобой романтический мир, чтобы доказать ему, что никакой я не русский шпион, имеющий воинское звание, а обычный рядовой американский программист русского происхождения, преданно и добросовестно служащий на благо Америки. Прости меня за то, что я не смог укрыть тебя от посторонних глаз и уберечь от неприятных расспросов, которыми тебя будет изнурять этот неприятный человек, — заранее извинился перед «больной» девушкой Кирилл, протягивая ей листок с информацией о Мюллере. — Не беспокойся, любимый, — сворачивая листок бумаги и пряча его в золотистый лифчик «восточного костюма», заботливо ответила Лара. — Чтоб «отмыть» твою безупречную репутацию, я готова голыми руками отдирать прилипшее к тебе дерьмо. А пока, я хочу развлечь своего господина и дотанцевать ему страстный «танец живота». Тем более что до этой неприятной процедуры допроса, у нас с тобой есть целая неделя. Это, конечно, не тысяча и одна ночь, но твоя Шахерезада и за неделю сделает так, что ты позабудешь о невзгодах и переложишь все свои дурные мысли с больной головы — на здоровую головку, — эротичным голосом пообещала «восточная красавица», раскочегарила для хозяина фруктовый кальян, приглушила свет, включила ритмичную музыку и начала пластично извиваться вокруг своего «Султана». Четыре тысячи семьсот восемьдесят второй день счастья Ровно через неделю, офицер внутренней безопасности Пентагона, Карл Мюллер, подъехал к дому Кирилла, припарковал чёрный и блестящий, как смола, автомобиль и, подойдя к входной двери «походкой палача», грозно постучал в дверь, точно так же, как стучит судья молоточком при вынесении обвинительного приговора. — Здравствуйте, господин офицер, — добродушно поприветствовал гостя, Кирилл, распахнув перед ним дверь, и жестом пригласил Мюллера войти. — Благодарю вас за то, что вы вошли в наше положение и не стали вызывать больную девушку, боящуюся открытых пространств, на допрос в ведомство и согласились допросить её у меня в доме. — У меня нет полномочий приглашать в ведомство всех, кого попало, тем более всяких больных, — ледяным голосом, заносчиво ответил Мюллер и, не подавая руки, вздёрнув кверху нос, проследовал мимо хозяина дома в гостиную. — А вы неплохо живёте! Зеркала! Павлин! Игуана! Молодая пленница…, — быстро окинув взором дом, коротко охарактеризовал быт Кирилла офицер безопасности и саркастично ухмыльнулся. — Типичная обстановка маньяка, не имеющего семьи и детей. — Хотите виски? — гостеприимно предложил Кирилл, не обращая внимания на оскорбительные реплики бестактного человека. И взяв с барного столика янтарного цвета бутылку, гордо похвастался: — Это самый лучший шотландский виски. — Во-первых, мужики, которые носят юбки, априори не могут разбираться в настоящих крепких мужских напитках, — брезгливо скривил физиономию Мюллер, со знанием дела. — А во-вторых, я на работе не пью. Но от общения с вашей сожительницей я бы не отказался, — с пошлой ноткой в голосе напомнил о цели своего визита офицер внутренней безопасности, демонстрируя хозяину дома свою принципиальную и неподкупную позицию в этом вопросе. — Ах, да, простите. Сейчас позову, — опомнился Кирилл и, спрятав бутылку под барный столик, выкрикнул в сторону лестницы, ведущей на второй этаж: — Лари-и-и-с-а-а-а! Спустись, пожалуйста, вниз. У нас гости. Через мгновение послышалось приближающееся цоканье каблуков, и на верху лестницы показалась сверкающая «голливудская звезда» в шикарном красном вечернем платье с открытым верхом. На шее у девушки ослепительно сияло бриллиантовое ожерелье, а голову украшала идеально уложенная причёска. — Анжелина Джоли-и-и-и! — сдавленным голосом прошипел Мюллер и, вытаращив глаза, открыл от удивления рот. — Не-е-е-т, — скромно усмехнулся Кирилл. — Это всего лишь моя гражданская жена, Лариса. — И перейдя на шёпот, предупредительно попросил: — Вы только не напоминайте ЕЙ, пожалуйста, о схожести с Анжелиной. Она действительно очень похожа на эту великолепную голливудскую актрису, но это сходство её скорее огорчает, чем радует. Ведь именно по этой причине у неё, собственно, и развился страх открытых пространств, большого скопления людей и чрезмерного к ней внимания. Она, как любая девочка, хотела быть единственной в мире и неповторимой, а судьба распорядилась так, что она стала двойником знаменитого человека. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему она боится выходить из дома? — задал риторический вопрос переставшему дышать офицеру, счастливый обладатель такого сокровища и послал этому сокровищу воздушный поцелуй. Девушка, образно, поймала «воздушный поцелуй» рукой, прислонила его к своему сердцу, потом размазала его по упругой груди, плоскому животику, бёдрам и, послав ответный поцелуй своему «принцу», стала грациозно спускаться вниз по расправленной на ступеньках красной ковровой дорожке. После таких возбуждающих «упражнений» обворожительной богини с «воздушным поцелуем» у офицера закружилась голова, во рту пересохло, и ему стало тяжело дышать. Он спешно расстегнул верхние пуговицы у рубашки, вытер со лба выступившие капельки пота и, присев без разрешения в кожаное кресло, начал шептать молитву, прося у Господа Бога сжалиться над ним, не лишать его рассудка и не доводить его до сердечного приступа. Кирилл, заметив неважное состояние гостя, сначала хотел подождать, пока у того разорвётся сердце, а уж затем звонить в «скорую помощь», но потом, посчитав это непредвиденное обстоятельство угрозой срыва их великолепного плана, налил в стакан холодной воды и подал его гостю. Мюллер, молча, кивнул головой в знак снисходительной благодарности и, отпив из стакана, стал понемногу приходить в себя. — Лариса, познакомься. Это Карл Мюллер, сотрудник ведомства, в котором я работаю, — указывая рукой на побледневшего офицера, деловым тоном произнёс, Кирилл. После чего перевёл восторженный взгляд на Лару и с вожделением добавил: — А это царица моей души и сексуальная рабыня моего тела, Лари-и-и-са. — Леди, скажите мне честно, не бойтесь. Он удерживает вас в доме силой? — решительно встав с кресла и вытянувшись по-военному в «струну», прямо спросил Мюллер, не в силах больше смотреть на это обоюдное сладострастное «воркование», больше похожее на фантастический спектакль с нереальным сюжетом. — Ну, если СИЛОЙ считать его красивые глаза, твёрдый член, превосходный характер и невероятный талант, то ДА, — согласилась с предположением офицера девушка и, подойдя к своему возлюбленному, положила голову на его плечо, нежно приобняв Кирилла за талию. — Тогда сообщите мне своё полное имя, кто ваши родители, и откуда вы родом? — строго начал допрос, Мюллер и, вынув из внутреннего кармана пиджака записную книжку с авторучкой, сел обратно в кресло, чтобы удобнее было писать. — Зачем вам столь долгий и скучный путь к истине — в обход, когда есть более прямая и короткая дорога? — разочарованно поморщилась Лара, не желая тратить столько времени впустую. — Неужели вам хочется полчаса слушать мою неинтересную биографию вместо того, чтобы спросить прямо о том, что вас интересует? — И вы ответили бы мне честно? — вздёрнув брови, спросил Мюллер, с трудом сдерживая улыбку. — Конечно, — спокойно ответила Лара, уверенно глядя гостю прямо в глаза. — Что-то не верится, — подозрительно хмыкнул Мюллер и покосился на Кирилла, чтобы посмотреть и на его реакцию.