– Да пожалуйста. – Нет, правда, это много для меня значит… – Эйлин. – Я блокирую симбионта. Говорю себе, что не знаю, о чем она думает. Честно. – Не надо. – Я допиваю вино. – Есть один вопрос… я очень много об этом думал. Ну, в смысле… – Слова не идут. – Давай, спрашивай. – Ты не обязана была этого делать. Уходить в армию, сражаться с монстрами. Если только… От этой мысли меня до сих пор дергает. – Если только ты не разозлилась на меня так сильно, что не захотела убивать тех тварей, одной из которых я когда-то был. Эйлин встает. – Нет. Дело совершенно не в этом. – Я тебя прекрасно слышу, не надо кричать. Она закрывает глаза. – Включай своего сраного симбионта и пошли со мной. – Куда? – На пляж, камушки кидать. – Зачем? – Потому что я так хочу. Мы спускаемся к пляжу. Светит солнце, чего не было уже пару месяцев. Возможно, к этому имеет отношение огромная Рыба, которая плавает где-то на горизонте. Ромбовидная морская звезда диаметром почти в милю. Мы идем вдоль линии прибоя. Эйлин бежит вперед, забегает в волны. Между двумя пирсами есть местечко, где лежит много плоских круглых камней. Эйлин подбирает пару штук, размахивается и делает умелый бросок. Камень несколько раз отскакивает от воды. – Давай, у тебя получится. Я пробую. Камень высоко взлетает в воздух, падает вниз и исчезает в воде, даже без всплеска. Я смеюсь и смотрю на нее. Лицо Эйлин залито мерцанием морской звезды и солнечным светом. На какое-то мгновение она превращается в ту самую девушку, которая позвала меня отмечать Рождество со своими родителями. Потом она начинает плакать. – Извини, – говорит она, – надо было сказать тебе раньше. Но я не могла. Она цепляется за меня. К нашим ногам подкатывают волны. – Эйлин, скажи, пожалуйста, что не так. Ты же знаешь, что я не всегда все понимаю. Она садится прямо на мокрый песок. – Помнишь, что я сказала Крейгу про младенцев? – Ну да. – Когда я от тебя ушла… у меня был ребенок. Сначала я думаю, что это просто секс из жалости. Меня это не пугало: такое со мной случалось несколько раз, и до того, как я ненадолго стал богом, и после. Но Эйлин остается. Готовит завтрак. Утром идет со мной в кампус, держа меня за руку, и смеется над ловушками для спама, которые гоняются за рекламными значками и похожи на разноцветные листья на ветру. К ее дню рождения я выращиваю интерфейс Рыбы из своего симбионта. Он похож на божью коровку, и она называет его «Мистер Жук». Мне легко. Этого хватает, чтобы влюбиться. Зима в Преззагарде проходит быстро. Мы находим квартиру в высоченном комплексе апартаментов, и я плачу за нее деньгами, полученными за пару хакерских атак. А однажды утром постель оказывается пустой. Только Мистер Жук сидит на подушке. Косметика исчезла из ванной. Я звоню ее друзьям, запускаю ботов в местные сети камер наблюдения. Никто ее не видел. Две ночи меня мучают кошмары. У нее есть любовник? Я что-то сделал не так? Симбионт не безупречен, иногда я боюсь, что сказал что-то ужасное случайно. Она возвращается утром третьего дня. Я открываю дверь и вижу ее – бледную и расстроенную. – Где ты была? – спрашиваю я. Она выглядит так, что мне очень хочется обнять ее, но она меня отталкивает. «Ненависть, – фиксирует симбионт, – ненависть». – Извини, – говорит она, и по щекам ее текут слезы. – Я за вещами зашла. Мне нужно уйти. Я пытаюсь что-то сказать. Что я ничего не понимаю, что мы со всем справимся, что она обо всем может мне рассказать, что если я виноват, то все исправлю. Мне хочется встать на колени. Умолять ее. Но аура ненависти так сильна, что я замолкаю и тихо смотрю, как дроны Рыбы уносят ее жизнь. – Не проси меня ничего объяснять, – говорит она, стоя в дверях. – Присмотри за Мистером Жуком. Когда она уходит, мне хочется выломать симбионта из черепа. Я хочу, чтобы черный червь, который прячется в моем мозгу, снова взял власть надо мной. Сделал меня богом, который выше боли, любви и ненависти, богом, который умеет летать. На некоторое время мир вокруг расплывается. Кажется, я пытаюсь открыть окно и выпрыгнуть с высоты трех сотен метров, но Рыба в стенах и в стекле не позволяет мне. Мы создали очень жестокий мир, но при этом он заботлив и не позволяет нам причинить себе вред. Потом симбионт укладывает меня спать. Когда я просыпаюсь и начинаю крушить мебель, он делает это снова. И снова, и снова, пока у меня не вырабатывается что-то вроде рефлекса, как у собачки Павлова. Я провожу много долгих ночей, разглядывая образы из кэша Мистера Жука и пытаясь их разгадать. Задействую симбионта, чтобы он вычленил какие-то эмоциональные паттерны из обломков нашей совместной жизни. Но там нет ничего, что нельзя было решить, ничего долгого и мучительного. Ну или я ничего не понимаю. Такое уже случалось, если подумать. Я коснулся неба и упал. Ничего нового. Я живу как во сне. Диплом. Работа. Скрипты для Рыбы. Я забываю. Говорю себе, что должен быть выше этого. А потом Эйлин звонит, и я сажусь на первый же поезд на север. Я слушаю биение ее сердца и пытаюсь понять ее слова. Они с трудом пробиваются к моему разуму. Они слишком тяжелые. – Эйлин, господи, Эйлин… Бог прячется в моем разуме, в его мертвой части, в моих клетках, в моей ДНК. Вдруг меня начинает тошнить. – Я сначала не понимала, что происходит, – говорит Эйлин плоским бесцветным голосом, – просто было как-то странно. Хотелось побыть одной. Поэтому я пошла в пустую квартиру – ну, наверху, где комплекс достраивали, чтобы посидеть и подумать. Очень хотелось есть. Не представляешь как. Я ела и ела, постоянно. И у меня начал увеличиваться живот. Рыба всегда рядом, и контрацепция подразумевается сама собой, если только человек не хочет ребенка по-настоящему. Но была одна ночь в Питтенуиме, сразу после Рождества, за Файрволлом. Споры Рыбы там рассеяны не так густо, как в Преззагарде. Я почти вижу, как это происходит, как семя бога в моей голове взламывает мои клетки, создает крошечные, куда меньше сперматозоида, молекулярные машины, которые несут ДНК с кодом и проникают в Эйлин. – Я почти ничего не почувствовала. Боли не было. Я лежала, воды отошли, и оно просто выскочило наружу. Это было самое красивое создание, которое я видела в жизни. – Она улыбается. – У него были твои глаза и такие крошечные пальчики с хорошенькими ноготочками. Оно посмотрело на меня и улыбнулось. Помахало ручкой. Как будто… как будто решило, что больше во мне не нуждается. Стены расступились, и оно улетело. Мое дитя. Улетело. Чтобы заблокировать божье семя, я выбрал идентификационным механизмом свою ДНК. Мне и в голову не пришло, что в этой системе безопасности есть дыра. Оно подчинило мою волю. Переизобрело себя. А после этого оно уже могло меняться как ему захочется. Например, отрастить крылья. Я обнимаю Эйлин. Мы оба мокрые и дрожим, но мне плевать. – Извини. Тогда я приехала, чтобы рассказать это тебе. А потом оно снова посмотрело на меня твоими глазами. Мне пришлось уйти. – И ты ушла в армию. – Да, – вздыхает она, – это помогает. Что-то делать, быть нужной. – Ты нужна мне. – Знаю. Прости. Гнев поднимается к горлу. – Так это работает? Вы уничтожаете супердетей и темных властелинов? Это весело? Она отшатывается. – Ты говоришь как Крейг. – А что мне сказать? Плохо, что с ребенком так вышло. Но это не твоя вина и не моя. – Но это же ты… – Она прижимает ладонь ко рту. – Извини, я не хотела. Правда. – Оставь меня в покое. Ты же хотела побыть одна. Я бегу вдоль линии прибоя, не зная куда. Ангел ждет меня на берегу. – Привет, Юкка, – говорит он, – рад снова тебя видеть. Голос у него приятный, не мужской и не женский. Он словно щекочет что-то у меня в мозгу. Это голос Рыбы.