Пальцы скользнули в самое сокровенное. Я закричала, дергаясь и мотая головой. Чья-то ладонь легла на рот, вдавливая затылок в землю. Платье задрали под самое горло. Сразу несколько рук принялись трогать, щипать с такой силой, что мычала не только от ужаса, но и от боли. Когда ноги развели пошире, сверху взгромоздился тот самый аббат, кого увидела первым. Что-то твердое уперлось… в то место, что осталось беззащитным. Аббат принялся двигаться, помогая себе пальцами, но проникнуть внутрь не успел. Какая-то сила оттянула его назад и опрокинула на землю. Самый юный из них, совсем мальчишка, гневно завис над ним. Отчаянный, растрепанный. — Нет! — сказал он. — Насиловать женщин — скотство. На такое способны только звери. Не мы. Я не позволю! Аббат приподнялся и улыбнулся разбитыми губами. — Держите эту шлюху, парни. Сейчас я кое-кого уработаю и вернусь. Похоже, ментальная чистка светит не только уважаемой герцогине. Не скучай, дорогуша, я скоро, — отвесил он мне шутовской поклон и в следующую секунду упал от удара в челюсть. — Ах ты щенок… Завязалась драка. Я замерла, наблюдая, как аббаты в фиолетовых сутанах катают друг друга по земле. Даже обмякла, изображая обморок. Я надеялась, что эти двое захотят помочь первому, а я… а мне удастся ускользнуть из шатра. Не вышло. Аббат разделался с мальчишкой быстро. И очень жестоко. Только что он говорил, дрался… и вот замер в углу, неловко вывернув ногу. — Скучала, милочка? — спросил первый аббат, возвращаясь ко мне, а я, пользуясь тем, что один из тех, кто держал, убрал ладонь с моего рта, заорала, срывая голос. Над шатром снова загромыхало. А потом мой крик потонул в реве. Вспышка молнии осветила гигантский силуэт по ту сторону шатра. Мощный удар когтистой лапы распорол ткань, и обрывки затрепетали на ветру. Одним прыжком Зверь оказался внутри. Увидев меня, распластанную на земле, Зверь заревел снова, так, что на этот раз оглушил. А я смотрела на него, глотая слезы, и думала, что нет ничего прекраснее и совершеннее, чем звериная полуформа. А потом началась бойня. Потому что иначе то, что разъяренный Зверь делал с аббатами, не назвать. Пользуясь тем, что меня отпустили, я отползла в дальний угол, поправляя порванное платье. Церковники бились силой и магией. Зверь бился только силой, но и ее хватало за глаза. С того самого момента, как молния высветила его силуэт за шатром, мое сердце покинул страх и более не возвращался. Не вернулся и когда в лицо хлестнула чья-то кровь. — Не смотри, — прорычал Зверь, буквально разрывая несостоявшегося насильника на части. Но я отчего-то не могла оторвать взгляда, словно впала в странное оцепенение. Лишь когда Зверь склонился над бездыханным телом юнца, так отчаянно пытавшегося меня защитить, ступор исчез. — Нет! — прокричала я, бросаясь к Зверю. Споткнувшись об одно из тел, упала, но тут же приподнялась, вцепившись пальцами в густую шерсть. — Нет! — повторила я. — Не убивай его!!! Должно быть, крик вышел громким, потому что веки юноши, который до этого был без сознания и не пришел в себя, даже когда Зверь убивал остальных, дрогнули. Одного лишь взгляда на разъяренного Зверя в полуформе, на растрепанную, стоящую рядом на коленях меня, юному аббату хватило. Сглотнув, он начертал в воздухе знамение Богини и замер. В совсем юных, мальчишеских глазах отразилось полное согласие со своей судьбой. Медленно, как в кошмарном сне, Зверь повернулся ко мне. Лицо, которое в обычной жизни было чуть сплющено с боков и вытянуто вперед, сейчас было самой настоящей звериной пастью. Полыхающие оранжевым огнем глаза, казалось, могут прожечь дыру взглядом. Огромное мускулистое тело, стоящее на мускулистых вытянутых лапах, покрывает густая черная шерсть. И вместе с тем у меня не было ни малейшего сомнения, что Зверь слушает меня, понимает. Что готов услышать. Я сбивчиво заговорила: — Пожалуйста, не трогай его. Он не заслужил. Ты помнишь, он был без сознания, когда ты пришел. Это потому, что он вступился за меня. Если бы не он… к тому моменту, как ты успел, случилось бы непоправимое. — Они, — хрипло прорычал Зверь, указывая на тела. Я покачала головой и вытерла слезы. — Они не успели. На миг пламя в глазах Зверя погасло, прозвучал едва различимый выдох облегчения. Но когда он повернул голову к молодому аббату, пламя в глазах снова горело. — Он дрался за меня, — тихо сказала я и, протянув руку, погладила черную шерсть. — Он не такой, как они. О том, что юный аббат все же знал, что мне предстоит, я умолчала. Но я была благодарна ему уже за то, что не испугался пойти против своих, самому рискнуть здравым умом и твердой памятью, лишь бы защитить невиновную. Одного этого хватило, чтобы я подумала, что для него не все потеряно. Далеко не все. Но сказать Зверю, что парнишка знал, что мне предстоит пройти в землях людей (Проклятых землях!), значило бы подписать ему смертный приговор. По хищно сощуренным глазам Зверя я поняла, что он и так знает. И неважно, сказала я об этом вслух или нет. Наконец Зверь принял решение. Приподняв парнишку за грудки, он приблизил оскаленную морду к его лицу. — Иди, — прорычал он. — Иди и расскажи всем, что Зверь жив. Что он придет за ними. За всеми. Сглотнув, аббат кивнул. А затем бросил взгляд на меня. Губы его дрогнули, и я прочитала по ним: «Спасибо». Прихрамывая и подволакивая ногу, аббат покинул шатер. Зверь снова обернулся ко мне, и только сейчас я заметила, как он изможден. Кожа чуть не прилипла к костям, тело в ранах, в кровоподтеках. И пусть большая часть крови на нем — кровь насильников, настоящих оборотней, а не тех, кого таковыми считала… Но его кровь тоже была там, я знала, я чувствовала это, и эта догадка оказалась такой болезненной… А риолин на груди снова нагрелся, и от этого показалось, что закаменевшее сердце оттаивает. Я протянула руку, чтобы дотронуться до Зверя, но в последний момент отдернула пальцы. Подняла взгляд и тут же опустила, потупившись. До меня с запозданием стало доходить, что я наделала. Да, я не обещала быть паинькой и ждать, пока он придет и возьмет меня, но все же… Я убежала, обманув тех, кому он доверял. Обманув его самого. Из-за меня убито три человека. Они были подонками, мерзавцами, насильниками. И в то же время они были людьми. И приняли мучительную смерть по моей вине. Закусив губу, я ждала, что Зверь зарычит на меня, даже оскорбит, унизит, может, даже ударит… Почему-то побывав в руках мерзавцев, которые запросто били и оскорбляли женщину, подумалось вдруг, что так, должно быть, ведут себя все мужчины. Поэтому, когда на макушку легла ладонь, я вздрогнула, как от удара. Зверь вздохнул, но не отвел руку. Погладил по голове, как маленькую, осторожно, касаясь кончиками пальцев, провел по щеке. — Эя, — хрипло сказал он. Я на миг вскинула взгляд и поначалу даже не поняла, что случилось. Что-то изменилось точно, но что именно? А потом с запозданием поняла, что Зверь больше не в полуформе. Надо мной склонилось человеческое лицо. С пристальным и очень уставшим взглядом. В следующий миг я оказалась на ногах, прижатой к его груди. И он был в крови… и голый, а я в разорванном чуть не до горловины платье. Оба перемазаны в земле и крови, но он обнимает меня, прижимает к себе так бережно, как будто держит самую большую и самую хрупкую драгоценность в мире. А я уткнулась носом в его грудь, вдыхала уже знакомый запах и чувствовала, как слабеют ноги, а горло сдавливает от слез. Он гладил меня по голове, плечам, шептал, что чуть с ума не сошел, когда, вернувшись, не обнаружил в замке. Как бежал по следу, как путался, потому что не чуял моего запаха, как проклинал себя за то, что оставил одну так надолго, и как боялся, что не успеет… — Боялся? — шмыгнула я носом. Зверь аккуратно отстранил меня и заглянул в глаза. Я поспешно опустила взгляд. Мое лицо взяли за подбородок и подняли вверх. — Почему тебя это удивило? — спросил он. По-прежнему избегая смотреть на него, я прошептала: — Я не думала, что есть что-то, чего ты боишься. А меня снова резко прижали к себе.