– Ты принимаешь всерьез лепет сумасшедшей старухи? – усмехнулась Дороти, провожая меня. – Я ее бредни пачками вынуждена выслушивать чуть ли не каждый день. Приходится следить, чтобы она принимала свои пилюли, иначе… – взмахнула рукой и брезгливо поморщилась. – Кто придет, миссис Джонс? – выкрикнула я уже на пороге. Встала на цыпочки, чтобы увидеть в последний раз лицо старушки. У той дрожал подбородок. – Зло, – тихо ответила она. Ее глаза смотрели на меня жалостливо, а губы сжались в попытке не заплакать. Мне вдруг стало очень и очень страшно. – Всего хорошего, Эмили. Я обязательно передам Райану, что ты заходила, – нервно рявкнула Дороти Джонс и захлопнула перед моим носом дверь. Я обхватила себя руками, пытаясь успокоиться и понять, что случилось в доме Райана. Почувствовала, как сильно забилось сердце. А под кожу прямо-таки мороз пробрался и, покалывая ледяными иголочками, начал расползаться по телу. – Что за шум? – окликнул меня отец. – Ох, да ты дрожишь… – Пойдем отсюда, пап, – попросила, прижимаясь к его плечу. Силы меня покинули. – А где Райан? Ты поговорила с ним? – он нахмурился, вглядываясь в квадратики окон, за которыми еще виднелся силуэт удаляющейся миссис Джонс. – Нет, – мысленно я пожалела бабушку Райана, с которой столь плохо обходились. Мало ли что ей мерещится в таком почтенном возрасте, мало ли какая ерунда лезет в голову, но так обращаться с пожилым человеком, в открытую намекая на сумасшествие, – это настоящая мерзость. – Райан уехал в университет. Все кончено. – Мне жаль, дорогая, – папа обнял меня. Мы вместе спустились с крыльца. – Теперь я знаю, что так будет лучше для него, – обернулась и опять взглянула на дом. – Он должен получить образование, это очень важно. – За ажурными занавесками не было никого видно. – А мне пока нужно научиться жить как обычные люди. – У тебя обязательно получится, – заверил отец. Я кивнула: – Надеюсь. И тотчас вспомнились странные слова пожилой женщины: «Она знает… Знает, что он придет. Он хочет забрать его… Зло…» И я поежилась, приникая к плечу отца, потому что внезапно налетел ветер. Взметнул вверх мои волосы, скользнул по шее, что-то тихо шепча в ухо, и утих. «Зло…» – опять послышалось мне. И страх холодной кистью мазнул по спине, заставляя вздрогнуть и обернуться. – Что такое? – отец тревожно заглядывал мне в лицо. – Ничего, – я мотнула головой, рассеивая беспокойство. – Тебе нужно отдохнуть. – Наверное. И мы пошли по улице неспешным шагом. Я разглядывала дома соседей, и каждый из них казался мне пугающе незнакомым. А перед глазами стояла недавняя картина: вот старушка тычет пальцем в область моего сердца, округляет глаза и в ужасе пятится назад: «Вас двое… Оно принадлежит ей…» Что она имела в виду? И стоило ли принимать то, что она наговорила, всерьез? От этих мыслей меня отвлекла мама, выбежавшая на дорогу, чтобы встретить нас. Она отчаянно взмахнула руками: – Ты в своем уме, Чарльз? Где вы были? Ей же нельзя напрягать свое сердце ходьбой! – замерла в ожидании ответа, но папа прошел мимо, даже не взглянув на нее. Тогда волна обиды полетела в мою сторону: – Эмили, о чем ты думала? Я чуть с ума не сошла! Отец пропустил меня вперед, и мы зашагали по дорожке прямо к двери. – Если помощь пока не нужна, то я поеду на работу, – сказал он мне, улыбнувшись. – Вот так всегда! – взорвалась мама. – Работа у тебя важнее всего! Ладно бы работа, но ведь ты там… – Пожалуйста, Элизабет! – взмолился он, открывая мне дверь. – Не затыкай мне рот, Чарльз! Я хотела проскользнуть мимо них в свою комнату, избежав участия в разгорающемся скандале, но, сделав несколько шагов, остановилась и развернулась. – Давай не сейчас, хорошо? – попросил папа. – А когда? – усмехнулась мать. Он пожал плечами: – Вечером? – Правильно, – мама махнула рукой. – Езжай, у тебя скоро будут проблемы поважнее, чем дочь, которой требуется ежедневный уход! – Элизабет… – он склонил голову. – Мама! – Я встала между ними. – Папа, пожалуйста! – Убирайся давай, – не обращая внимания на мою реплику, всхлипнула мать. – Лиз… – Я от вас ухожу, – тихо сказала я, и мои слова возымели такой эффект, который не произвела бы, наверное, и атомная бомба, сброшенная на город. -10- – Эмили? – ошарашенно уставилась на меня мать. Краска отхлынула с ее лица. Если честно, я думала, что подобная фраза и вовсе убьет ее на месте, но теперь понимала, что она мне не поверила. А зря. – Мама, папа, – повторила я, глядя на них обоих по очереди. – Я не шучу. Самое страшное позади, мне сделали операцию, и теперь остается только привыкнуть к новой жизни. Приспособиться. И делать это я планирую без вас. По их вытянувшимся лицам было ясно, что они оба пребывают в глубочайшем шоке. – Не надо, мама, – предостерегла я взрыв ее негодования. – Знаю, что ты хочешь сказать. Но мне уже достаточно лет, чтобы самой решать, как поступать. Запретить мне уже не получится. – Эмили… – она посмотрела на меня, будто не узнавая. Разочарованно качая головой, она опустилась на стул. – Вы давно терпите друг друга только из-за меня. Из необходимости обеспечивать мне уход, быть любящей семьей, заботиться. Но… – я горько усмехнулась, – вы давно не семья, и кроме меня вас ничего не связывает. Признайтесь в этом и отпустите друг друга. – Взглянула на них по очереди, вложив во взгляд всю свою боль и нежность. – У меня новое сердце, понимаете? Я должна учиться самостоятельности, а вы не должны больше изображать из себя пару, потому что получается у вас плохо, и мне напряженная обстановка только вредит. Взаимные обиды, упреки, ревность и то, как вы с трудом выносите друг друга здесь, – меня это убивает. – Какая самостоятельность? – разочарованно пробормотала мама и перевела взгляд на отца. – Кто тебе вбил в голову эту дурь? Он? – Прости меня, мамочка, – я подошла к ней ближе, присела на свободный стул и взяла за руку. Ее ладонь была теплой и сильной. – Из-за болезни тебе пришлось постоянно ухаживать за мной. Но теперь ты свободна. Понимаешь? Займись собой, найди себе работу или занятие по душе. Пора оживать, – погладила ее по руке нежно, пытаясь унять дрожь в ее теле. Но в глазах мамы застыл ужас. – Я не собираюсь уходить прямо сегодня, но это обязательно случится. Может, через пару недель или месяц. Так и будет. И хочу, чтобы ты приняла мое решение как данность. – Ты слышишь? – мама не смотрела на меня. Тяжело дыша, она метала молнии в мужа. – Чарльз, ты слышишь свою дочь? Что за бред? – Это не такая плохая идея, Лиз, – донесся до нас его осторожный голос, – Эмили ведь уже большая девочка. – Вот, значит, как ты заговорил… – она смотрела разочарованно, – как всегда, рад тому, что с тебя снимают обязанности? А ничего удивительного: тебе всегда было плевать на ребенка! Я поцеловала ее ладонь, заставив на секунду замолчать, и встала. – И куда? Куда ты пойдешь? – глядя на меня, как на предательницу, жалобно запричитала она. – Не знаю, – пожала плечами я. – Даже не думай. Я тебе не позволю, – фыркнула она. – Нет, вы посмотрите. Как только легче стало, мать стала не нужна. Так получается?