— Вызови мне такси, а я пока поищу трусики. — Надеюсь, ты не собираешься опять оставлять мне чаевые? — сердито спрашивает Егор. Я смеюсь, надо же и впрямь его задела. До сих пор помнит. Раевский хмурится, но вызывает такси, потом принимает участие в поисках элементов моей одежды, скорее мешая, чем помогая. Когда дело доходит до трусиков, которые он обнаружил раньше меня, приходится торговаться. Мне ни в какую не хотят их отдавать, поясняя, что это весьма неплохой аргумент при переговорах с сотрудниками финансового отдела. Правда, в конце концов мне удается их отвоевать. При каждом удобном случае Егор меня тискает, щекочет и целует. Он никогда не был со мной таким. Егором Раевским, только Князем. Моим боссом. Поэтому, усаживаясь в прибывшее такси, я полна какого-то радостного изумления, надежд и осознания хрупкости момента. На самом деле мне не хочется уезжать, но теперь, когда Егор мне немного открывается, показывает себя другого, у нас впереди еще много счастливых моментов. Дома я порхаю, окрыленная мечтами. Образно порхаю, потому что сегодня Егор укатал меня за один присест так, что болит каждая крошечная мышца в теле, даже та, о существовании которой я не подозревала. До прихода посыльного мне даже удается немного поваляться в ванной, и я вполне оживаю. Сегодня определенно удачный день, курьер приезжает около восьми, посылка в целости, кухонный комбайн работает исправно, и теперь мне больше не надо думать, что подарить маме на день рождения. А еще меня одолевают хулиганские мысли. Егор так не хотел, чтобы я уезжала. Спрашивал, вернусь ли я. Старался оттянуть момент моего ухода, предлагал сначала поужинать вместе. Может, стоит его побаловать? Он сегодня из-за меня нанервничался. Зря, конечно. Олег меня совершенно не интересует, хотя приятно, что Егор ревнует. Пожалуй, я готова сделать ему сюрприз. Тщательно собираюсь, придирчиво выбираю белье, даже чулочки идут в дело. В конце концов, я же помню про обязательство! Даже кладу в сумочку зубную щетку. На всякий случай. Если вдруг останусь у Егора на ночь. В такси меня посещает здравая мысль, что даже если Раевский не поедет на работу, это вовсе не означает, что он останется дома. Наверно, стоит ему позвонить. Но я почему-то до сих пор робею даже набрать ему смс-ку, не говоря уже о звонке. Сегодня дистанция между нами сократилась, но я до сих пор как будто не чувствую, что вправе вести себя как его девушка. Поэтому я отмахиваюсь от идеи связаться с Егором. В крайнем случае подожду его в кафе, отъезжая я видела напротив его дома милую сетевую кофейню. При мыслях о круассанах из их пекарни у меня всегда текут слюнки. А я ведь даже не ужинала сегодня. Может, сначала забежать и захватить парочку? За такими размышлениями я подъезжаю к дому Егора. Как назло, сегодняшняя мучительная духота трансформируется в грозу. Грохотать она начинает еще, как только я сажусь в такси, а на конечном пункте поездки на улице уже льет как из ведра. Я как обычно без зонта, поэтому промокаю, как только высовываюсь из машины. Ни о какой пекарни уже нет и речи. Мне бы до подъезда добежать десять метров. Но ливень хоть и напористый, но теплый. Пробежка под дождем заряжает меня весельем, хочется хохотать, кружиться под струями, но меня ждет то, что поважнее. Или точнее тот, кто важнее всего. Влетаю в подъезд и под бдительным оком консьержки, очевидно узнавшей меня, вызываю лифт до рая. В красках рисуя, как буду брызгать на Егора водой, струящейся с моих волос, выхожу на нужном этаже и звоню в дверь. Дверь отворяется после второго звонка. На пороге завернутая в огромное Егорово полотенце Линда. Она босиком, от нее пахнет гелем для душа, в руке расческа. Мое сердце пропускает несколько ударов. Мой мир трещит и рушится. Линда вглядывается в мое лицо, и, видимо, узнав, искренне мне улыбается. — А! Я вас помню! Мы виделись в приемной у Егора. Вы, наверно, его секретарь, да? Проходите, — она приглашающе распахивает дверь шире. — Нет спасибо, — произношу я непослушными губами. — Но вы же вся промокли! А Егора сейчас нет, он попозже будет… — огорчается Линда. — Нет, благодарю, у меня еще дела, до свиданья, — я разворачиваюсь, чтобы уйти, но Линда словно пытается меня задержать. — Но, может, я могу хоть что-нибудь передать ему? — Да, передайте, что приходила секретарь Елизавета Морозова, встреча отменена. Глава 37. Старые грабли Я не помню, как спускаюсь вниз и выхожу на улицу. Какое-то время я просто стою под хлещущим ливнем на крыльце. Мне по-прежнему не холодно, но уже и не радостно. Я усмехаюсь. Не радостно? Я раздавлена. Прямо сейчас я чувствую, как во мне в корчах умирают и вера, и надежда, и любовь. Звучит пафосно, но на деле гадко и больно. Зачем? Зачем он так со мной? Он целенаправленно убеждал меня в своих намерениях. Он утверждал, что Линда — не его невеста. Хотя откуда я знаю? Может, и впрямь не невеста. А для кого тогда приглашения? Он изменяет невесте с Линдой, а им обеим со мной? Мудак. Ненавижу. Где его хваленая откровенность, с которой он так настойчиво заваливал меня в койку? Что ж он сразу все не рассказал, когда хотел убедиться, что я все понимаю? Еще тогда в приемной, когда шантажировал меня увольнением? Я, конечно, дура редкостная. Я бы даже сказала, уникальная. Я не только повелась на этого кобеля и позволила себе на что-то надеяться, не только позволила себя облапошить, я разрешила повесить мне жирную лапшу на уши второй раз. Но я виновата только в том, что верю людям. Что ж, это будет мне хорошим уроком. Сережа Каверин мне недостаточно хорош был, не так горяч. Н-на! Получай, идиотка! Как можно быть таким двуличным мерзавцем? Мысли о Раевском напоминают мне о том, что он может вернуться в любой момент и застать меня на этом крыльце. Когда у него дома Линда. Он ведь все поймет. Я не хочу такого унижения. Даже представляю, как он скажет: «Ну, вы же сказали, что не придете сегодня, Елизавета Валерьевна. Ваш собственный недосмотр. Что замерли? Вы на сегодня свободны». На автомате бреду в кофейню, в которой собиралась купить нам с Егором круассаны. Дождь разогнал всех прохожих, и в кофейне почти нет народа. Хлюпая туфлями, сначала прохожу в уборную. Отжимаю волосы, подол игривой юбочки… Дура! Уперевшись руками в раковину, смотрю на себя в зеркало. Жалкое зрелище. На что я рассчитывала? На хорошенькую мордашку? Достаточно сравнить ее и меня. Выбор Раевского очевиден. Как сюжетный ход в авторском кино: две девушки напротив друг от друга. Обе мокрые, но какой контраст! Одна — на его территории, обернута в его полотенце, пахнет его гелем для душа, выглядит счастливой и довольной. Другая — за порогом его жизни, промокшая под дождем, как нищенка, как побирушка, стучащаяся в дом за частичкой тепла.