2. «У меня нет больше никакой надежды на будущее нашей страны, если сегодняшняя молодёжь станет лидерами завтра, потому что эта молодёжь невыносима, безрассудна – просто ужасна». 3. «Наш мир достиг критической стадии: дети больше не слушают своих родителей; конец света не может быть далеко». 4. «Это юношество прогнило до глубины сердец; молодёжь злобна и ленива; никогда не будет такой, как прежняя; наша сегодняшняя молодёжь не будет в состоянии сохранить нашу культуру». Доктор цитировал: 1. Сократа (470–399 гг. до н. э.); 2. Гесиода (ок. 720 г. до н. э.); 3. слова египетского жреца (ок. 2000 г. до н. э.); 4. надпись на глиняном вавилонском горшке (более 3000 л. до н. э.). Хорошо помню своё удивление, когда в рамках подготовки к экзамену по истории Древнего мира в вузе я натолкнулась на похожую цитату из древнеегипетского папируса, в которой говорилось о том, что молодёжь стала совершенно невыносимой, носит непонятную одежду, поёт неприличные песни и не уважает старших. Это было так похоже на то, что можно было услышать от знакомых пожилых людей, что ставило в тупик: неужели ничего не меняется? или, что ещё страшнее, человечество на самом деле деградирует и каждое следующее поколение хуже предыдущего? Конечно же, нет. Молодые люди – чудесные, добрые, активные, спокойные, задумчивые, творческие, прагматичные – разные, т. е. реальные, как и предыдущие поколения. Что же в таком случае происходит? Существует направление, которое изучает межпоколенческие проблемы: в 1991 году американцы Уильям Штраус и Нил Хау опубликовали книгу “Generations” («Поколения»), в которой описали историю США сквозь призму смены поколений и различий между ними. В научном сообществе книга была принята неоднозначно, но проблема была обозначена, и началось её обсуждение в публичном пространстве. Но для нас сейчас важнее следующие вопросы: ● Почему старшее поколение практически всегда недовольно младшим? ● Что происходит с родителем, когда его ребёнок мало того, что меняется физически, растёт, пахнет как-то по-новому, ещё и начинает спорить по любому поводу? ● Как родители справляются со своими переживаниями? Почему каждое новое поколение в юности решает не становиться такими же консервативными, как их родители, но, когда подрастают их собственные дети, вступают с ними в такие же межпоколенческие, разыгранные словно по одному и тому же сценарию конфликты? Однозначных ответов мы не знаем, но можем предположить, что: ● большинство родителей очень любит своих детей; ● воспитание детей – это долго, сложно, без выходных. Воспитанию детей не учит никто, и никто не подскажет, как правильно поступать (а если кто-то учит и подсказывает, в большинстве случаев гораздо полезнее этого не слушать). Большинство родителей в процессе воспитания детей сталкивается с огромным количеством неожиданных, непонятных, неопределённых ситуаций, на переживание и урегулирование которых уходит много сил. Очень многие родители не совсем хорошо знают/представляют, как эти силы восстанавливать. В силу возрастных особенностей, чем младше ребёнок, тем он ближе и понятнее своему родителю. С каждой новой ступенькой психоэмоционального развития ребёнок меняется. Иногда эти изменения едва заметны, иногда похожи на гром среди ясного неба, но они всегда происходят просто потому, что время не стоит на месте. Большинство родителей, видя такие перемены, тревожатся, грустят, пугаются, а иногда очень-очень злятся. Потому что они как будто теряют своих близких и понятных малышей, а получают непонятных людей, которых нужно заново понимать и выстраивать с ними новые отношения, но не сразу понятно, какие именно. В то же время родители сами находятся в процессе сепарации от своих родительских семей, ведь мы с вами уже выяснили, что сепарация – это на всю жизнь, и никто не может достичь идеала. Иногда родители переживают свои собственные личностные кризисы или непростые жизненные обстоятельства, потому что они люди. Очень часто родители в течение времени переосмысливают свой детский опыт и начинают иначе относиться к воспитательным стратегиям собственных родителей, которые раньше казались устаревшими, непонятными и плохими (или наоборот). Часто родители переживают непростые чувства, видя старение собственных родителей, и им становится ещё сложнее дифференцироваться, сепарироваться, становиться независимыми от впитанных в детстве установок, что правильно, а что нет. Потому что родители – не только люди, но и дети своих родителей. Получается, сепарация от родителей – процесс, который больше похож не на линейный путь, не на прямую линию из пункта А в пункт Б, а на закручивающуюся спираль бесконечной лестницы, в которой каждая новая высота – это новое поколение, но от того, как именно ваши предки строили лестницу до вас, зависит и то, насколько уверенно вы будете создавать каждую следующую ступень. Если обобщить приведённые в первой главе теоретические идеи и современные представления о том, как устроены отношения в семье и как они развиваются, мы можем выделить основные этапы сепарации ребёнка от родителей и посмотреть на происходящее глазами обеих сторон. Маршрутная карта Подготовка. До зачатия В традициях системной семейной психотерапии начнём рассматривать этапы сепарации человека от родительской семьи несколько заранее. Как бы парадоксально это ни звучало, но на процесс сепарации человека сильно влияет то, что происходило задолго до его рождения и даже зачатия. В то время, когда родители только планируют ребёнка или ещё даже не задумываются о его появлении, очень важно, что они думают о родительстве вообще, в каких отношениях они находятся с собственными родителями, друг с другом и какой образ себя в роли родителя у них есть. В интернете уже довольно довольно долгое время гуляет забавный текст: «Когда-нибудь у меня родится сын, и я сделаю всё наоборот. Буду ему с трёх лет твердить: “Милый! Ты не обязан становиться инженером. Ты не должен быть юристом. Это неважно, кем ты станешь, когда вырастешь. Хочешь быть патологоанатомом? На здоровье! Футбольным комментатором? Пожалуйста! Клоуном в торговом центре? Отличный выбор!” И в своё тридцатилетие он придёт ко мне, этот потный лысеющий клоун с подтёками грима на лице, и скажет: “Мама! Мне тридцать лет! Я клоун в торговом центре! Ты такую жизнь для меня хотела? Чем ты думала, мама, когда говорила мне, что высшее образование не обязательно? Чего ты хотела, мама, когда разрешала мне вместо математики играть с пацанами?” А я скажу: “Милый, но я следовала за тобой во всём, я не хотела давить на тебя! Ты не любил математику, ты любил играть с младшими ребятами”. А он скажет: “Я не знал, к чему это приведёт, я был ребёнком, я не мог ничего решать, а ты, ты, ты сломала мне жизнь!” – и разотрёт грязным рукавом помаду по лицу. И тогда я встану, посмотрю на него внимательно и скажу: “Значит так. В мире есть два типа людей: одни живут, а вторые ищут виноватых. И если ты этого не понимаешь, значит, ты идиот”. Он скажет “ах” и упадёт в обморок. На психотерапию потребуется примерно пять лет. Или не так. Когда-нибудь у меня родится сын, и я сделаю всё наоборот. Буду ему с трёх лет твердить: “Не будь идиотом, Владик, думай о будущем. Учи математику, Владик, если не хочешь всю жизнь быть оператором колл-центра”. И в своё тридцатилетие он придет ко мне, этот потный лысеющий программист с глубокими морщинами на лице, и скажет: “Мама! Мне тридцать лет. Я работаю в Google. Я впахиваю двадцать часов в сутки, мама. У меня нет семьи. Чем ты думала, мама, когда говорила, что хорошая работа сделает меня счастливым? Чего ты добивалась, мама, когда заставляла меня учить математику?” А я скажу: “Дорогой, но я хотела, чтобы ты получил хорошее образование! Я хотела, чтобы у тебя были все возможности, дорогой”. А он скажет: “А на хрена мне эти возможности, если я несчастен, мама? Я иду мимо клоунов в торговом центре и завидую им, мама. Они счастливы. Я мог бы быть на их месте, но ты, ты, ты сломала мне жизнь!” – и потрёт пальцами переносицу под очками. И тогда я встану, посмотрю на него внимательно и скажу: «Значит так. В мире есть два типа людей: одни живут, а вторые всё время жалуются. И если ты этого не понимаешь, значит, ты идиот». Он скажет “ох” и упадёт в обморок. На психотерапию потребуется примерно пять лет. Или по-другому. Когда-нибудь у меня родится сын, и я сделаю всё наоборот. Буду ему с трёх лет твердить: “Я тут не для того, чтобы что-то твердить. Я тут для того, чтобы тебя любить. Иди к папе, дорогой, спроси у него, я не хочу быть снова крайней”. И в своё тридцатилетие он придёт ко мне, этот потный лысеющий режиссёр со среднерусской тоской в глазах, и скажет: “Мама! Мне тридцать лет. Я уже тридцать лет пытаюсь добиться твоего внимания, мама. Я посвятил тебе десять фильмов и пять спектаклей. Я написал о тебе книгу, мама. Мне кажется, тебе всё равно. Почему ты никогда не высказывала своего мнения? Зачем ты всё время отсылала меня к папе?” А я скажу: “Дорогой, но я не хотела ничего решать за тебя! Я просто любила тебя, дорогой, а для советов у нас есть папа”. А он скажет: “А на хрена мне папины советы, если я спрашивал тебя, мама? Я всю жизнь добиваюсь твоего внимания, мама. Я помешан на тебе, мама. Я готов отдать всё, лишь бы хоть раз, хоть раз понять, что ты думаешь обо мне. Своим молчанием, своей отстранённостью ты, ты, ты сломала мне жизнь!” – и театрально закинет руку ко лбу. И тогда я встану, посмотрю на него внимательно и скажу: “Значит так. В мире есть два типа людей: одни живут, а вторые всё время чего-то ждут. И, если ты этого не понимаешь, значит, ты идиот”. Он скажет “ах” и упадет в обморок. На психотерапию потребуется примерно пять лет». Автор – Светлана Хмель Будет ли молодой родитель обращаться за помощью к старшему поколению или будет отрицать все идеи своих собственных родителей, будет ли он стараться осознанно подходить к родительству в принципе, интересоваться современными знаниями о развитии и воспитании детей или будет действовать импульсивно, по ситуации, по наитию? Будет ли родитель обращаться к помогающим специалистам и доверять их рекомендациям – и речь не только о психологах, но и о врачах, логопедах, педагогах, – или он будет отвергать любые попытки помочь ему без вдумчивого осмысления этих рекомендаций? Или наоборот: будет ли родитель рассматривать любой совет стороннего человека по воспитанию с точки зрения полезности для своего ребёнка или будет принимать такой совет как прямое руководство к действию, потому что «со стороны виднее»? И даже как будут себя вести женщина и мужчина во время беременности, как они будут относиться друг к другу, будет ли мать ребёнка менять свой стиль и образ жизни, будет ли отец интересоваться медицинским сопровождением беременности и насколько глубоко – выбор у будущих родителей огромен. И очень сильно зависит от того, решает ли/может ли человек вести себя: ● так же, как его собственные родители; ● совсем не так, как его собственные родители; ● выбирая свой вариант, опираясь на опыт родителей, но переосмысливая его. Время до зачатия ребёнка – это период, в течение которого люди осознанно или нет, но находят ответы на вопросы: ● Каким я буду/хочу быть родителем? ● Подходят ли мне опыт и установки моих родителей?