— И я даже знаю, о чем вы сейчас упомянули. Но давайте пока все же вернемся к вопросам космонавтики… О космонавтике тогда договориться получилось, а Сталин, еще раз обдумав высказанные в перепалке доводы, в «Правде» высказался о том, что кое-кто, прикрываясь высоким статусом советской культуры, пытается красиво жить за народные деньги, и больше всего этим грешат «деятели культуры» малых народов, оправдывая свое откровенное бескультурье «национальным колоритом». Статья наделала много шума (в узких кругах «культурной элиты»), а последовавшее через неделю постановление «О социалистической культуре», отменяющее все надбавки к зарплате «кандидатам» и «докторам» искусствоведения — еще больше. Но сэкономленные несколько миллионов рублей в месяц были направлены не на космос или на вооружения, а на строительство домов и дворцов именно культуры, так что народ инициативу поддержал. А чуть позже людям стало вообще не до проблем «высокой культуры»: успехи СССР в покорении Олимпийских высот и космоса затмили стенания «культурной элиты». Ну а все прочие успехи… Один лишь тоннель на Сахалин дал стране куда как больше, чем все несостоявшиеся писатели и поэты: германские вагоны-рефрижераторы ежесуточно вывозили с острова по несколько тысяч тонн мороженой рыбы. А простые вагоны — соленую селедку в бочках и банках, консервированную морскую капусту, нефть и уголь, лес и бумагу… по подсчетам Статуправления Госплана все затраты на строительства тоннеля и железной дороги в целом должны были окупиться за полтора года. А ведь это было лишь малой частью советских достижений. Как малой частью стала и железная дорога в Норильск… Во Владивостоке было спущено на воду (и отправилось на достройку, которую предполагалось закончить к лету пятьдесят седьмого) огромное судно: сухогруз-контейнеровоз на двадцать пять тысяч тонн полезных грузов. Сам по себе кораблик был не особо выдающимся, однако в качестве двигательной установки на него был поставлен атомный реактор Африкантова электрической мощностью в тридцать мегаватт. И для него были изготовлены и три тысячи контейнеров-морозильников: на судно помещалась их тысяча, тысяча должна была где-то загружаться и перевозиться в порт отправки, а еще тысяча — разгружаться в порту доставки и отправляться потребителям груза. Реактор мог легко все эти морозильники обеспечить электричеством. Ну а собственно морозильники делались из-за того, что возить на судне предполагалось рыбу. Новенький перуанский президент по фамилии Прадо-и-Угартече, прикинув, сколько денег его страна может получить в качестве инвестиций, подписал с Советским Союзом договор о создании нескольких совместных рыболовецкий предприятий. На которых предполагалось ежемесячно перерабатывать почти по семьдесят тысяч тонн «чилийского анчоуса», то есть хамсы — которую перуанцы и раньше ловили, но использовали в основном в качестве удобрения для полей. В «продуктовом виде» анчоус обещал дать гораздо больше прибыли, так что долго перуанский президент над предложением не раздумывал. Американцы, конечно, возражали, но как-то не особенно буйно: окончательно разо… разругаться с президентом, начавшим национализацию нефтедобычи, им не очень хотелось, да и от некоторых советских лекарств они зависели весьма сильно. На самом деле, как выяснили сотрудники ведомства товарища Абакумова, янки запустили очень хорошо финансируемую программу по воспроизведению этих лекарств, а для этого им «исходного материала» требовалось довольно много. Энтузиазм американским фармацевтам подогревало то, что они довольно быстро смогли воспроизвести ибупрофен… После спуска контейнеровоза на воду на стапеле был заложен кораблик уже вдвое больший, под тот же реактор, а еще под этот же Африкантовский реактор уже в Ленинграде началось строительство огромного ледокола. А под реакторы Доллежаля в Молотовске начали строиться сразу три новеньких подводных лодки. Очень непростых лодки: Челомей предложил ракеты запускать прямо из-под воды. Правда ракеты самого Челомея в лодку поместиться не могли и главным по «изподподводным ракетам» Лаврентий Павлович назначил Макеева (а «запасным» — Надирадзе, которому было предложено «доработать» под подводный старт ракету одноступенчатую твердотопливную)… И на все это страна тратила деньги, которые честно зарабатывала своим трудом (правда Таня продолжала говорить, что иностранцев Советский Союз грабит, хотя и по иностранным же законам, так что они сами виноваты). А еще страна зарабатывала столько, что средств хватало и на кучу других грандиозных строек. Только в бассейне Амура началось строительство одиннадцати ГЭС, причем «только одиннадцати» лишь потому, что на большее проектантов не хватало. Да и то, одну ГЭС, на Сунгари, строили совместно с китайцами и по полностью китайскому проекту. А еще одну ГЭС, строящуюся «за советские деньги» в Корее, спроектировали немцы и они же делали для нее турбины и генераторы, СССР в этом проекте «только платил». Но все же не просто дарил товарищу Киму очень немаленькие деньги, эти средства Корее предоставлялись в качестве кредита (хотя и беспроцентного) с последующей оплатой «товарами народного потребления» (главным образом одеждой) в течение десяти лет… Программа «усиленной электрификации Приамурья» была запущена после того, как на вопрос Сталина «а зачем нам это надо» Таня ответила «будем алюминий делать, лишним он не окажется». — А из чего? Из китайского каолина? — Из австралийских бокситов, в Австралии их море. — И вы думаете, что австралийцы их нам продадут? — Причем очень дешево. Я-то про Австралию очень много интересного знаю. Там сейчас вроде чуть меньше десяти миллионов человек проживает, и каждый с радостью отвалит нам по полсотни долларов. — С чего бы это? — Я же сказала: про Австралию я знаю всё. В Австралии из местной фауны не ядовитые, пожалуй, только собаки динго и кенгуру, причем кенгуру даже не все. Я начну выпуск эффективных противоядий от всей австралийской гадости — и они их будут с радостью покупать. А раз уж мы в качестве оплаты будем брать исключительно бокситы… пару долларов за тонну они сочтут очень даже неплохой ценой. Можно будет, думаю, и еще поторговаться, но зачем изображать из себя крохоборов? Проще цены на препараты молча поднять… — И когда мы сможем начать производство этих… препаратов? — Летом пятьдесят седьмого начнем массовый выпуск противоядия от пауков и от морских гадов. К зиме — противоядия от змей… нам же всего-то пару миллионов тонн сырья потребуется, так что пока хватит. — Таня, — несколько встревожено поинтересовался Иосиф Виссарионович, — а вы не думаете, что… — Никто на Западе еще лет сто их воспроизвести не сможет. — Я другое хотел спросить: ведь эти препараты спасают жизни людей… — С капиталистами нужно взаимодействовать исключительно по капиталистической системе. Есть деньги — живи, нет — сдохни, никто плакать не будет. — Мне кажется, что это… — Это — единственно верная форма взаимодействия с ними. Примером является Германия: за нынешний год с Запада в ГДР перебежало чуть больше миллиона человек. Товарищ Ульбрихт готовит новый закон, с шестидесятого года больше немцев из Западной Германии он принимать не будет — но если эта Западная Германия возжелает воссоединиться… — Западная Германия оккупирована американцами и британцами, они возжелать ничего не смогут. — Если возжелает народ, то… то я знаю, как угнетенному германскому народу помочь скинуть ярмо оккупации. Нет, воевать нам не придется, немцы сами справятся. Но — чуть попозже, нам тоже надо еще многое сделать. — Вы думаете, что американцев можно уговорить? — У товарища Хонеккера есть хорошо мотивированные и неплохо подготовленные сотрудники, я просто… как это принято говорить, покажу им пару приемов? Если очень понадобится, то покажу. Но в любом случае лет через десять Германия будет едина. И будет она социалистическая… Глава 36 В самом конце пятьдесят шестого года заработал второй автозавод, «собранный из останков МЗМА» в Новом Изборске. Небольшая деревня прекратилась в средних размеров город, но для страны главным стало не появление автозавода, в котором делались небольшие легковые автомобили, а сам этот город: при строительстве всех жилых зданий был использован новый метод, предложенный академиком Щусевым. А к этому методу прилагалась и новая технологическая база — в результате чего город был полностью выстроен за один сезон (ну а академик получил вторую звезду Героя Социалистического труда). Все выглядело очень просто: из бетона отливался фундамент, затем из него же отливались колонны, поддерживающие бетонные же перекрытия — а затем обычные каменщики из обычного кирпича клали стены. Мелкие «усовершенствования», вроде того, что опалубки фундамента и колонн собирались из тонких бетонных же плиток позволяли поднять каркас четырехэтажного дома всего за две недели, а еще через неделю можно было уже приступать и к кладке стен — и здание в основном ставилось за один месяц. Правда, чтобы этого достичь, требовался и бетонный завод — и вот именно такой, причем передвижной — завод и позволил город выстроить с конца марта до второй половины октября. А еще — новый способ перевозки цемента на эти бетонные заводы: цемент теперь возили не в мешках и не в вагонах-цементовозах, а в специальных цилиндрических контейнерах, в которые влезало этого цемента по пять тонн (и контейнер со станции на стройку перевозился на обычном грузовике). Правда, транспорт железнодорожный теперь использовался с неполной нагрузкой, на стандартную четырехосную платформу таких контейнеров помещалось всего пять штук, но огромная экономия на погрузке и разгрузке эти «лишние» затраты вполне окупала. Чтобы уже бетонный завод мог работать, требовалось немало электричества — которое вырабатывала входившая в состав завода небольшая (на два мегаватта) электростанция Муромского производства, причем работающая на пеллетах. То есть в Муроме делали электростанции с разными котлами, но на стройки шли исключительно эти «мусорные» котлы. А «обычная» стройартель включала в свой состав не только (и не столько) строителей, сколько водителей разнообразного колесного транспорта, и больше всего в артели работало водителей мотоблоков, на которых хворост из окрестных лесов возился. Летом больше всего работало: в школе каникулы, а парню или девчонке с четырнадцати лет вполне (и по закону) можно было заработать себе на разные приятные вещички довольно приличную сумму денег. А мотоблоки и прицепные к ним тележки выпускались уже многими заводами, но больше всего их делали венгры: эти ребята быстро сообразили, как быстро и недорого удовлетворять быстро растущий спрос. И на заводе Чепель в Будапеште быстро наладили выпуск мотоблоков с устаревшим мотором от первого венгерского мотоцикла с двигателем в сто двадцать пять кубиков мощностью около пяти лошадок. Мотор для «современных» мотоциклов был явно слабоват, но если есть куда приткнуть уже отлаженное производство, то зачем выкидывать оборудование? А Советский Союз — большой, там тридцать тысяч мотоблоков приобрести вообще не проблема… Так что с точки зрения «материального обеспечения» таких строек все выглядело прекрасно, а так как каркасы зданий отливались непосредственно на стройке, эти дома можно было строить практически любого вида — и советские архитекторы бросились создавать новые проекты. Причем, так как избытка архитекторов не было, а новых заводов (и новых городов при них) строилось много, то большинство архитектурных бюро проектировали в основном не дома, а целые кварталы и даже города. И — сёла. «Сталинская программа преобразования природы» работала вовсю, принося все более заметные результаты. В том числе и «политические»: после очередного серьезного скандала с руководством Казахской ССР Сталин принял волевое решение и смене статуса республики и Казахстан снова стал республикой автономной. И сразу в трех областях — Петропавловской, Павлодарской и Семипалатинской — началось строительство новых сёл. Массовое строительство, под него (по результатам ранее проведенных «опытных работ») отводилась территория на сто двадцать километров вдоль Иртыша. Правда засевать там поля пока никто не спешил, по планам сначала требовалось высадить в степи большие лесополосы и много маленьких «лесополосочек», обрамляющих будущие поля — а пока там рылись каналы и строились насосные станции (благо, электричества для насосов хватало: Усть-Каменогорская ГЭС заработала на полную мощность (которую, вообще-то, и девать было пока больше некуда). Но села уже строились (надо же куда-то хотя бы тех же лесников селить), а товарищ Сталин на очередном съезде архитекторов сказал, что «каждое село должно иметь свой неповторимый облик» — вот архитекторы и трудились в поте лица, чтобы «облик не повторялся». Причем чтобы не повторялся облик и у четырех совершенно типовых зданиях, которые строились в каждом селе: детский сад, школа, дом культуры и больница. Но внешний облик сделать индивидуальным все же было нетрудно: взять другую облицовку, форму колонн поменять. Нетрудно, но тоже требовалось над этим поработать — и архитекторы работали. Как, впрочем, и вообще вся страна. Таня вместе со страной тоже работала не покладая рук: готовила к пуску фармацевтические фабрики, раздавала живительные пинки на строительстве заводов по выпуску медицинского оборудования. А еще «готовила космонавтов». Кандидатов Таня отбирала лично, правда, в большинстве из кандидатов, представленных командованием ВВС, и в отряд зачислила всего девять человек. Десять: в состав отряда она включила и жену товарища Поповича. А затем лично же стала их готовить к полетам, что ни малейшего возражения у руководства страны (и у руководителя отряда Каманина) не вызвало, ведь принимающие решения товарищи знали, у кого есть опыт космических полетов. Подготовка космонавтов началась в декабре пятьдесят шестого — и все они поначалу вообще не понимали, к чему их, собственно, готовят. Потому что подготовка сводилась к поеданию всякого исключительно невкусного, различным спортивным занятиям в очень высокими нагрузками, а так же к ежедневным медицинским обследованиям. Но когда в январе пятьдесят седьмого их привезли в Лосино-Петровский и показали корабль, который им предстоит пилотировать, все вопросы отпали. Ну а питание противное — так «медицина лучше знает, чем космонавтам кормиться необходимо». Правда к тренеру у них отношение было не самым лучшим — но оно и понятно, Таня периодически всех их пинала, а на любые жалобы хотя бы Каманину они получали простой ответ: — Татьяна Васильевна лучше знает, через что вам знания в голову вкладывать. Поэтому до апреля в отряде Таню называли исключительно «мучительницей», а в отсутствие Марины термины использовались даже более жесткие. Но в апреле отношение к ней резко поменялось. Случайно поменялось: Таня решила, что настала пора показать будущим космонавтам, что им предстоит испытать на самом деле. Собрала весь отряд, посадила в самолет… Когда все расселись по креслам салона, в самолет вошла Светлана Качурина и поинтересовалась у Каманина: — Николай Петрович, в правом кресле не хотите сегодня стариной тряхнуть? — Ну уж нет, Светочка, лететь в правом кресле у Феи мне здоровья не хватит. Стар я уже для таких аттракционов. Так что давай уж сама. — Ну, как хотите. А меня Фея наказала, так что я сегодня тоже с вами, — и с этими словами полковник Качурина тоже плюхнулась в пассажирское кресло. — А за что? — поинтересовался Каманин. — Я в прошлый раз пошутила неудачно, сказала, что в правое кресло нужно бойцов, убежавших с поля боя сажать, пусть, мол, узнают, что такое на самом деле страшно. Она меня на один полет и отстранила, вредина. Ну и ладно, пусть одна теперь летит… — Товарищ полковник, а нарушать порядок выполнения полетов… — Это вы ей скажите! Если, конечно, не побоитесь… Когда в самолет вошла Таня, Каманин доказал, что он ее не боится: — Татьяна Васильевна, а вы знаете, что выполнять полеты с неполным экипажем запрещено? — Знаю, — ответила она и, не произнеся больше ни слова, прошла в кабину. А спустя минуту в салон вошел Лаврентий Павлович и, осмотрев сидящих, поинтересовался у Каманина: — Вы что, с ума сошли: весь отряд в одном самолете? — Это не я это Татьяна Васильевна так решила. — Вот ведь зараза! Ну ладно… — А вы сами, — не удержался Николай Петрович — не боитесь с ней лететь? — Я же сказал «ладно». — И, нажав кнопку над креслом, громко спросил: — Фея, мы на пуск успеваем? — Лечу уже… Сейчас только восемь, пуск на тринадцать часов назначен, даже пообедать успеем. Всем пристегнуть ремни, взлетаем! Володя Комаров тихо спросил у сидящего рядом Юры Гагарина: — А ты знал, что мучительница, оказывается, еще и летчик? Гагарин отрицательно покачал головой, но вопрос услышал Николай Петрович: — Она не просто летчик, а еще вроде как числится летчиком-испытателем у Мясищева. А Лаврентий Павлович добавил: — И, между прочим, товарищ Серова свою первую звезду Героя Советского Союза в небе и заработала. Только… если кто-то по глу… наивности у нее поинтересуется, за что конкретно, то из отряда вылетит быстрее собственного визга. Если до того Татьяна Васильевна такого любопытного не запинает.