— Надо же, до чего наука дошла! — удивленно-негодующе пробормотал Иосиф Виссарионович. — Это только начало было. Периодически у этих военных вирусов возникали различные мутации, возвращающие их смертельные свойства по отношению к каким-то группам людей… и тогда было принято решение всему оставшемуся человечеству изолироваться от вирусов. Они, вирусы, не могли никаким естественным путем пересечь океан, поэтому сначала была полностью простерилизована Австралия, затем на ней воссоздали биоценоз без этих вирусов, ну а потом всех людей, так же освобожденных от вирусов, туда же и переселили. Ну а кого очистить от вирусов не смогли, просто уничтожили… — Что, просто перебили… миллионы, как я понимаю… — Нет, просто оставили их умирать своей смертью. — Но если вы смогли вычистить от вирусов некоторых… — Нет. Просто вырастили безвирусную культуру. Взяли зародышевые клетки, проверили их на чистоту, из чистых вырастили новых людей… Это заняло, насколько я помню из школьного курса, около ста с небольшим лет. Но там много работы было, как я сейчас поняла уже, там еще половину острова Новая Гвинея срыли чтобы пролив получился шире. Но всю эту работу в основном роботы делали. И вот в процессе всех этих работ очень сильно развилась медицина, а еще обучающая техника. Ведь младенцев как-то обучать всему требовалось… — То есть вы хотите предотвратить появление подобного биологического оружия? — В качестве вспомогательной задачи — и это. Но в первую очередь я хочу сделать невозможной создание Системы, ведь она возникла задолго до Великой войны. На территории Австралии ее просто воспроизвели, ведь людей-то там обучали еще живые люди, прожившие в такой системе много поколений подряд. В системе кроманьонцы занимали все руководящие должности, сервы занимались обслуживанием, обслуживанием техники и гавернов в части медицины, а мадларки… до Великой войны это были главным образом латиносы, но они в войну все вымерли, а тут подвернулись слабо развитые в научном отношении какие-то азиаты. Насколько я теперь понимаю, группа азиатов с очень своеобразным генетическим кодом, возникшим в замкнутом обществе… — А что произошло с Советским Союзом? — поинтересовался Сталин. — Я имею в виду людей с территории СССР, ведь вы говорили, что СССР исчез… — Понятия не имею. Все, что я помню — из информации, полученной от Решателя — что к концу двадцать первого века большая часть немцев Германии переселились в другие страны. Большей частью в Америку, в разные страны Америки, меньшей — в Россию… но никаких цифр и дат я не помню. — Понятно… — пробормотал Берия. — То есть непонятно, ведь Австралия — сплошная пустыня. Или климат к тому времени поменялся? — Нет, климат не поменялся. Вдоль берегов были выстроены сотни огромных опреснительных станций, атомных, так что воды на континенте хватало на всё необходимое. Как раз тогда подсчитали, что воды хватит на полмиллиарда человек — и собственно Система началась с того, что были введены жесткие лимиты на численность населения. — А потом вам запретили иметь детей и вы стали террористкой… — Ну да, поначалу так все и было — но у меня тогда и мысли не возникало, что Систему нужно уничтожить целиком. Мне все это уже потом Дракон объяснил. — Дракон? — удивился Берия. — Это… это кличка, и я думаю, что он свое исходное имя уже забыл. Когда человеку несколько тысяч лет, то он очень быстро все забывает. А если он не врач, то забывает не только то, что помнить не стоит. — А кто это вообще… был? — В молодости он был оператором учебных машин. Серв, я думаю, что не выше третьей категории, а возможно, вообще внекатегорийный. Но однажды… нет, сначала про систему образования, а то вы ничего не поймете. И, мне кажется, это лучше отложить до следующего раза. — Почему отложить? — не удержался Лаврентий Павлович. — Чтобы информацию воспринять без искажений, порции ее должны быть не слишком большими. То, что я сейчас рассказала, у вас будет правильно воспринято через восемнадцать суток, и тогда вы будете готовы к получению новой информации. — Ну хорошо, с врачами спорить — дело не самое умное. Но можно задать вопрос, касающийся наших современных дел? — Конечно. — У нас сейчас идет большая программа по строительству гидроэлектростанций… — Вас интересует профессиональное мнение или мое личное? Я в электростанциях понимаю лишь то, что от них электричество в розетку идет. — Поэтому и вопрос мой адресуется не электрику, а человеку, который лучше всех разбирается в биологии. Часть этих ГЭС строится не столько для выработки энергии, сколько для создания водохранилищ для орошения полей… — Я поняла. И лично мое мнение — не как биолога, а как человека, много лет прожившего в Системе, где всё сельское хозяйство обеспечивается искусственным орошением — использование водохранилищ ГЭС для этих целей будет откровенной глупостью. Если выбрать много воды из водохранилища, то электричество будет не из чего вырабатывать, а если забирать мало, то подавляющая часть воды, используемая для образования подпора, будет образовывать, как ваши инженеры говорят, мертвый объем. То есть вообще никак использована не будет. Поэтому я ГЭС на равнинных реках вообще считаю ненужными… в большинстве своем, бывают и исключения, а уж для сельского хозяйства… Проще поставить атомную электростанцию и насосами воду качать куда нужно. Это будет и быстрее, и много дешевле. — Спасибо… а если станция не атомная, а, допустим, угольная? — Тогда вообще двойная выгода получается: чем больше в воздухе углекислого газа, тем лучше растут растения. Кстати, именно поэтому карбамид как удобрение лучше селитры: кроме азота он растения и углекислым газом обеспечивает. — Понятно. Тогда продолжим в следующий раз, через восемнадцать суток, вы сказали? А почему через восемнадцать? — Какой вы, Лаврентий Павлович, любопытный. И это хорошо, но эта информация тоже для следующего нашего разговора. А чтобы мы разошлись сейчас без лишних обид за недосказанность, хочу вас порадовать: на Аткарском химфармзаводе практически закончили отладку автоматики, с помощью которой не позднее марта начнется массовое производство тормозухи. — Но она, насколько я понимаю, используется для выключения бодрящих коктейлей… — решил уточнить Иосиф Виссарионович. — Не обязательно. Она обеспечивает быстрый сон… это фаза сна, когда мозг по-настоящему отдыхает. И в некоторой степени снимает мышечную усталость. Поэтому человек, если будет ее принимать на регулярной основе, сможет высыпаться меньше чем за шесть часов. Конечно, людям еще привыкнуть нужно будет к регулярному ее использованию, да и проблемы с освещением… — Что за проблемы? — В темноте людям свойственно спать. А лампы накаливания, слабые, нынешние — они проблему особо не решают. — Но есть и сильные, стосвечовые и даже… — Пока еще люди стараются экономить на электричестве, в частности на освещении. А вот когда электроприборы в жизнь внедрятся всерьез, то люди быстро сообразят, что лампочка тратит в разы меньше, чем даже электрический чайник, не говоря уже о стиральной машине или холодильнике. И вот тогда… А если и лампы новые в широкое производство пойдут, то шестичасовой сон станет общепринятым. И вот тогда нужно будет уже всерьез думать, на что эти пару лишних часов можно человеку потратить. То есть начинать думать надо уже сейчас — но это уже ваша работа. — И вот так каждый раз, — Лаврентий Павлович повернулся к Сталину. — Попросишь ее о помощи — а в результате сам же вдвое больше всего и делаешь. — Зато делаешь сразу правильно, — усмехнулся Иосиф Виссарионович. — По крайней мере достаточно правильно, чтобы эта суровая старушка не начинала драться… В середине декабря в Дубне был произведен пуск атомного реактора. Точнее, была запущена цепная реакция на минимальной мощности, без подключения электрической турбины, и начались проверки всех агрегатов станции. Прежде всего — циркуляционных насосов, которые, по идее, должны были бесперебойно работать несколько лет. Но идее часто очень далеко до реального ее воплощения, поэтому на станции были установлены сразу шесть насосов (а на лодке планировалось ставить только три). При этом в нормальном режиме насос должен был работать лишь один — но пока еще ни у кого уверенности не было даже в том, что насос сможет проработать хотя бы несколько месяцев. У Лаврентия Павловича в связи с пуском реактора (да и вообще со строительством этой электростанции) забот изрядно прибавилось: Таня расписала такую структуру системы охраны станции, что только с подбором персонала пришлось провозиться чуть ли не полгода. Но Лаврентий Павлович этому очень радовался, а еще больше радовался Иосиф Виссарионович: предложенная девушкой схема «проверки персонала» оказалась очень полезной и при подборе людей на различные руководящие должности. Формально каждый претендент на должность проходил медицинское обследование в специально организованном госпитале, однако ни один из обследуемых даже не подозревал о том, что его в процессе обследования здоровья еще и на предмет «верности делу партии» обследовали. Причем теперь этим занималась уже не Таня: девушка уже подготовила человек шесть специалистов по «разговорам по душам», да и с препаратами для таких разговоров стало полегче… Заодно — по предложению Берии — там же «обследовали» и немало прочего народу: крупных ученых, действующих руководителей предприятий и парторганизаций, даже деятелей искусств. Людей проверили, а оргвыводы было решено (причем опять-таки по Таниному предложению) слегка «растянуть по времени», главным образом для того, чтобы люди не связывали личные проблемы с нахождением в госпитале. Но некоторые решения были приняты практически сразу, правда, «обоснования» этих решений, если и связывались как-то со спецгоспиталем, то лишь «в положительном смысле». Никита Сергеевич внезапно получил должность Первого секретаря новенькой Джезказганской области, практически «под него» и созданной: партия оказала ему высокое доверие и позволила лично руководить созданием крупнейшего медного комбината страны, а так же организацией добычи и переработки многих других очень нужных стране полезных ископаемых. А раз здоровье ему позволяет легко переносить тамошний климат… — Как думаете, — спросил при случае Лаврентий Павлович у Тани, — он там долго выдержит? — Вы о здоровье? Если будет вести себя хорошо, то долго, пока его не расстреляют. Но, думаю, он там быстро просто сопьется… — Как быстро? — А вам когда надо? — Вот умеешь ты правльно… вот умеете вы правильные вопросы задавать… — Лаврентий Павлович, вы уж лучше ко мне, как и раньше, на «ты» обращайтесь. — Но вы же настолько старше… — Вы об этом знаете, а вот другим-то это знать не надо! — Логично. Тогда и ты ко мне… — А вот это будет неправильно, причем по той же причине. Кто я тут? Двадцатилетняя девчонка, а если я буду с вами на «ты», то что народ подумает? — Но если наедине, то… — А вдруг я перепутаю, собьюсь? Не стоит даже и привыкать. — Да уж, с тобой точно спорить бесполезно. Ладно, договорились. Так вот, если летом он… — Я всегда говорила, что пьянство до добра не доводит. А помереть с перепоя — это вообще дело, недостойное даже простого коммуниста, я не говорю уже о Первом секретаре обкома… Я думаю, что тринадцатого июня, в пятницу… нет, числа десятого на Пленуме его нужно будет за беспробудное пьянство уволить, вывести из состава ЦК и вообще из партии выгнать, но так как в Казахстане не найдется врача, способного этого алкоголика вывести из алкогольной комы, то в пятницу тринадцатого… Это же ведь по каким-то поверьям очень несчастливый день? — Ты так спокойно об этом рассуждаешь… — Конечно. Ведь это у вас к нему личная неприязнь, а у меня — всего лишь… как это называется, классовая ненависть? Вот она. Я же врач, и к раковой опухоли ненависти не испытываю. Хотя и уничтожаю… по возможности. И, главное, по необходимости — а тут необходимость видна невооруженным взглядом. Я вообще удивляюсь, что Иосиф Виссарионович не приказал его расстрелять сразу после прочтения результатов опроса. — Так то Иосиф Виссарионович, у него ко всему строго классовый подход… по возможности и необходимости. По необходимости и по возможности, мы же не можем сразу всех… — Я могу. — Не сомневаюсь. Но приходится учитывать и внешнеполитические факторы, нам сообщают, что в некоторых иностранных правительствах состояние уже близкое к панике из-за твоих сообщений о шпионах. То есть никто не знает, что из-за твоих сообщений… кстати, нужно будет еще и МИД проверить… — К Вышинскому у меня ни малейших претензий нет… я его уже проверила, когда его на должность только назначили. Но хорошо что напомнили: после новогодней вечеринки в алкогольную кому впадет студент МГИМО Аркаша Шевченко. Вы уж позаботьтесь, чтобы никого из моих врачей к нему не вызывали, пусть спокойно помрет. — А он что сделал? — Не знаю, но в списке Решателя он отмечен как нанесший огромный вред СССР. Не надо вред Советскому Союзу наносить, это теперь для здоровья вредно. Ну, я думаю так. — И я так думаю… У тебя еще много таких в списке? Перед самым Новым годом Сергей Владимирович поднял в воздух свой транспортный самолет, причем поднял его «в модификации для Аэрофлота», с сорока пассажирскими креслами. На самом деле кресла он поставил в последний момент, когда «представитель заказчика» — которым был лично Александр Евгеньевич Голованов — сказал, что «слабоват грузовичок-то оказался», причем слабоват конкретно полом грузовой кабины. Тут же, впрочем, уточнив, что «Аэрофлот за такую машину двумя руками ухватится». Похоже, что Ильюшин изначально «под Аэрофлот» машину и конструировал: на грузовике ряды иллюминаторов вообще-то излишни. Впрочем, у Голованова на самом деле в полу салона особых претензий и не было, просто военным самолет, который требует достаточно подготовленного аэродрома, нужен далеко не везде. Хотя кое-где будет и полезен… А Таня перед Новым годом свозила в Моршанск Роберта Людвиговича, сказав, что сделала для него «специальный новогодний подарок». Очень недешевенький подарочек получился: для завода большая часть станков была заказана в Италии. Не лучшие в мире станки, но «приемлемые», однако чтобы их купить, пришлось резко расширить производство автомобилей в Финляндии. А чтобы это расширение обеспечить, советским колхозникам пришлось срочно поставить финнам довольно много коровьих кож…