Из-за одного разговора Иосифа Виссарионовича с Таней. Когда доктор Ашфаль рассказала, из каких средств во Владимирской области обеспечивают благосостояние той части населения, которая идет под графой «детство и материнство». — Все объясняется очень просто: в отличие от большого государственного завода в артели каждый понимает, что чем больше он сделает, то тем больше он и получит. Прямая зависимость: как только товар продали, то денежку немедленно на счет артели и получили — которую после честно между работниками поделят. И каждый заинтересован в экономии ресурсов — ведь за них из этой же кубышки, откуда зарплата берется, платить надо. И в росте производительности труда — ведь так кубышка быстрее пополняется. — А в чем отличия от государственного завода? — В том, что артель получает деньги в основном у населения. У других предприятий тоже, но главное — деньги в кубышке появляются после того, как продукция продана, а не тогда, когда она сделана. — Но как это связано с обеспечением детей и матерей в области? — Непосредственно, причем через два канала. Артель товара производит много и не успевает его продавать? Область займется продажей, за небольшие комиссионные. Можешь выпускать товара больше, но нужны какие-то станки? Специальный человек эти станки найдет и тебе поставит. Но, если ты на станке будешь продукции выпускать вдвое больше, то область тебе за единицу продукта будет платить уже шестьдесят процентов от старой цены. Твой доход все равно вырастет на пятнадцать процентов… — На двадцать… — На пятнадцать, потому что нужен будет новый работник, который станки обслуживать будет, или услуги областной конторы, которая обслуживанием станков займется — но за сам станок с тебя денег не возьмут, просто работай лучше… — И кто во Владимирской области этим занимается? Ведь это очень много весьма непростой работы. — Я этим занимаюсь, но едва справляюсь. Поэтому нужна отдельная организация, которая будет это делать по всей стране. Министерство артельной промышленности. — Только артельной? — Давайте назовем это местной промышленностью, какая разница? Хотя да, разница есть: на существующих предприятиях местпрома рабочий личной заинтересованности в улучшении своей работы не имеет, то есть имеет, но в довольно слабой степени. А в артели у него заинтересованность прямая: она же непосредственно на его кармане отзывается. — Вы думаете, что имеет смысл предприятия местпрома перевести в артели? — Не все, но которые выпускают товары для людей — точно имеет смысл. Сейчас этих товаров не хватает, поэтому артели будут наращивать объемы производства. Но когда каких-то товаров станет очень много, пойдет уже борьба на качество, ведь артель по определению деньги получает только после того, как товар будет продан. — Интересные рассуждения, но осуществимы ли ваши мысли на практике? Я имею в виду, будет ли от перевода заводов в артель тот эффект, о котором вы мне рассказали? — Есть такая артель, называется Ковровский табуреткостроительный комбинат. Там работает чуть больше ста человек, причем в основном инвалиды войны. Так вот, КТК производит мебели в восемь раз больше, чем, скажем, второй московский мебельный завод, на котором трудится чуть меньше четырехсот вполне здоровых рабочих. — Да, пример наглядный… Я думаю, что есть смысл в распространении владимирского опыта на весь Союз. Вы, надеюсь, сможете товарищей проконсультировать по поводу того, что нужно сделать в первую очередь? — Нет конечно, я в эти хозяйственные дела вообще не лезу. Просто артельщики мне сами говорят, что им надо — и вот с ними вашим товарищам есть смысл подробно поговорить. А лично я всего лишь доставала и покупала то, что они попросят. Деньги-то мне за всякое разное выплачивались огромные — ну не под подушкой же их прятать? А так и людям польза, и мне уважение… — Я где-то слышал, что вы и артельщиков-инвалидов колотить не стеснялись… — Ну, пришлось пару раз пинков надавать. Но это не то, что вам, наверное, наплели: я пинала только если они мои медицинские рекомендации игнорировали. А это — другое. — Да, вы правы, это — другое… — Ну хорошо. А теперь мои рекомендации по лекарствам для вас на следующую декаду… Назначенный в начале прошлой весны министром Союзного местпрома Дмитрий Иванович Алёхин с огромным удивлением узнал, что теперь под управлением его новенького министерства будут сразу три станкостроительных завода, два завода по производству силовых турбин и электрогенераторов, тракторный завод и сразу три автозавода. Тракторных тоже два вообще-то, но один подчинялся минместпрому Белоруссии, так что о нем товарищу Алёхину можно было не заботиться. В смысле, им не управлять, но управление всеми местпромовскими артелями вообще принципиально отличалось от того, к чему он уже начал привыкать в должности министра местпрома РСФСР: им не нужно было навешивать каких-то планов, а нужно было просто сообщать, какие товары и в каких количествах министерство желает получить — и обеспечивать производство этих товаров сырьем и материалами. Причем пожелания нужно было выдавать «от и до» — какое минимальное количество товара министерство готово продавать через розничную сеть, и сколько оно может вообще переварить, если объемы производства резко возрастут. А еще заботиться о том, чтобы эти товары переварить было возможно, так что почти треть бюджета министерства тратилось на строительство складов, торговых баз и магазинов. Заказывая это строительство опять же у производственно-строительных артелей… Ну а мощности именно строительных артелей начали расти просто небывалыми темпами. Во-первых, заказов для них было очень много, так что артельщики-строители вообще не простаивали и зарплаты получали высокие — а поэтому в артели буквально очереди желающих поработать выстраивались. А во-вторых, все создаваемые артели обеспечивались различными средствами механизации, так что работа в них считалась весьма престижной — но требовала серьезного обучения. Но межартельный техцентр открыл уже три училища, в которых, например, оператор-водитель подъемного крана на базе грузовика готовился за полгода, а экскаваторщик (для мини-экскаватора на базе трактора) — вообще за четыре месяца… Вообще эта организация — межартельный техцентр — была какая-то странная: с собственным научно-исследовательским институтом, с тремя заводами, на которых делались строительные машины, с машинно-тракторными станциями… не совсем тракторными, хотя там и трактора были, а вот разных машин было действительно немало. И самыми необычными были подъемные краны, которые перевозились как прицепы к грузовикам, и могли поднимать разные грузы на уровень четвертого этажа строящегося жилого дома. Эти «складные» подъемные краны делали на новеньком опять-таки артельном заводе в Скопине, а в Сасово для строителей выпускались маленькие бульдозеры и экскаваторы. Совсем маленькие, на базе крошечного трактора с мотором на шестнадцать сил (который теперь производился и артелью «Ковровский тракторишко», и артельным заводом «Строймашина»), но, как оказалось, на стройках и такие малютки были очень полезны. Поэтому одной из важнейших задач министерства теперь было «способствование увеличению производства строительных машин» — причем именно «способствование», и у товарища Алёхина целый отдел занимался тем, что придумывал как этому «увеличению» сильнее всего «поспособствовать»… Впрочем, вопросами «способствования» строителям занималось не только министерство местной промышленности. В последних числах февраля пятьдесят первого года по этому же вопросу Иосиф Виссарионович собрал очередное совещание в Академии архитектуры, на котором было выдвинуто очень много довольно интересных предложений в части скорейшего обеспечения народа качественным жильем. А когда совещание закончилось, он пригласил на «приватную беседу» двух человек, мнению которых он доверял: — Ну, что скажет по поводу идей наших академиков статистика и планирование? — Статистика скромно промолчит, — ответил Струмилин, — потому что статистика рассказывает о том, что уже сделано. А планирование… по предварительным расчетам можно будет действительно массовое строительство запустить уже в начале следующего года. Точнее, весной, но есть некоторые тонкости, и здесь планирование склоняется на сторону, скорее, товарищей Щусева и Жолтовского. — То есть ты считаешь, что строительство железобетонных домов будет неверным? — Я считаю, раз уж речь пошла о моем личном мнении, что такое строительство имеет смысл лишь в больших городах. Конкретно, в Москве и Ленинграде. Еще, пожалуй, в Харькове, Киеве, возможно Минске — его нужно будет поточнее просчитать, а вот в небольших городах постройка заводов железобетонных изделий окажется слишком дорогой и нерентабельной. То есть если разговор пойдет о выпуске всей номенклатуры железобетонных изделий, а чтобы делать разные мелочи вроде лестничных пролетов, перекрытий и прочего подобного большие заводы будут не нужны. — И какой мы должны будем сделать вывод из твоих подсчетов? — Госплан считает, что целесообразно выстроить примерно две сотни заводов ЖБИ по девятому и одиннадцатому проектам, а основной упор делать на увеличение выпуска кирпича. Но к тезисам академиков это ведь вообще отношения не имеет. — А что имеет? — Я снова повторю: меня, как простого человека, а не как работника планово-экономического отдела, больше привлекают идеи наших стариков. Стране не нужны бетонные бараки по типу Баухауса, тем более что у нас есть достаточно талантливых архитекторов, способных спроектировать уютное и комфортабельное жильё, возводимое с приемлемыми затратами. Лично я, даже как простой советский гражданин, а не экономист, понимаю: коробки окажутся несколько дешевле. Но вот качество жизни в таких коробках… — Это он сейчас начнет цитировать Фею, — хмыкнул Лаврентий Павлович. — Однако не могу не признать, что ее идеи, уже воплощенные в несколько новых городов, нам показывают, что некоторые дополнительные расходы дают очень заметный политический, я бы сказал, эффект. Конечно, то, что сотворил товарищ Щусев в Спас-Клепиках, само по себе на орден Ленина минимум напрашивается, но, мне кажется, что при привлечении населения к такому строительству может и по части экономики нашей строительной индустрии сильно помочь. — Не очень-то и сильно, — отозвался Станислав Густавович. — Все равно его жилой комплекс получился почти что на двадцать пять процентов дороже того, что предлагают сторонники Баухауса. Но Татьяна Васильевна говорит, что условия жизни в кирпичном доме заметно лучше, чем в доме железобетонном, я и склонен ей просто поверить. А вот насчет того, что дом из кирпича даст известную экономию на отоплении — у меня сомнений вообще нет, я все это подсчитал. Правда, такой дом окупится примерно лет за сорок… — А мне она привела и другой аргумент, — решил прервать монолог статистика Иосиф Виссарионович. — Тоже, как мне кажется, весьма веский… Лаврентий, ты сейчас подумай над этим и свое мнение нам скажи. Она сказала, что Баухаус — это не просто немецкая школа, а в значительной степени и визуальное воплощение определенных идей германского национал-социализма… — С одной стороны, это откровенная глупость, — ответил Лаврентий Павлович, — так можно договориться до того, что строить прямоугольные дома как в Америке — это преклонение перед Западом. Но с другой стороны… — Продолжай, мы слушаем. С интересом слушаем… — С другой стороны в ее рассуждениях есть и рациональное зерно. Эти товарищи — я сторонников Баухауса имею в виду — думали в первую очередь о том, чтобы дешево и быстро дать людям достойное жилье. Но человек, в таком жилье поселившийся, через некоторое время придет к мысли, что жилье он получил по принципу «лишь бы подешевле» и — тут я тезисы такого врача опровергать не берусь — может придти к выводу, что страна его так же дешево и ценит. А небольшие — действительно небольшие, тут Станислав Густавович пусть меня поправит, если я ошибаюсь, я его потом за это в лагерь отправлю — дополнительные и разовые расходы будут постоянно этому человеку ненавязчиво так напоминать о том, что советское государство готово тратить больше для того, чтобы людям жилось лучше. Поэтому и возникает вопрос: мы готовы сейчас понести такие расходы? — А сам ты как думаешь? — А я как раз пока еще думаю, но ответить не готов. — А я тогда предложу промежуточный, назовем его так, вариант, — сказал Струмилин. — Сейчас стройартели в нескольких городах работу в основном закончили… в Рязанской области например. Мы их попросим такое же строительство в других городах, среднего размера, этим летом провести, в той же, скажем, Туле или в Воронеже… при этом в местных газетах устроить обсуждение на тему что лучше: строить красиво и удобно но дорого или дешево и… — Ну ты тут очень правильно вопрос поставил. Спросим у людей, что они хотят больше: быть здоровыми и богатыми или бедными и больными, — рассмеялся Сталин. — Советский народ именно нас поставил на наши должности чтобы мы сами решали такие вопросы. Ладно, дел у каждого еще много… я готов ваши мысли по этому поводу выслушать еще раз попозже. Скажем, через неделю: строительный сезон начинается в середине марта и нам нужно быть к нему уже готовыми. А насчет привлечения артелей к решению этого вопроса я поговорю… Глава 12 В середине марта неподалеку от Ставрополя началась грандиозная стройка. Но она лишь началась неподалеку, а заканчивалась все же довольно далеко. И стройка очень дорогая: по расчетам, представленным Госпланом, она должна была обойтись стране более чем в миллиард рублей. На обсуждении проекта в правительстве по этому поводу прозвучало немало не самых цензурных слов, однако такие слова Иосиф Виссарионович проигнорировал — причем в большей степени не потому, что девушка Таня сказала, что «деньги точно будут потрачены не зря», а потому что Станислав Густавович Струмилин очень подробно просчитал, что в результате получит страна, и выводы его, если изложить их в двух словах, звучали просто: «всё окупится за полтора года». А скорее всего и раньше, потому что двенадцать мощнейших турбодетандеров в Коврове изготовили за сумму, раза в три меньшую, чем просили за такую же работу в Куйбышеве. С другой стороны, средства, необходимые для того, чтобы продукцию завода можно было использовать в народном хозяйстве, заметно превышали стоимость самого завода, но и это было далеко не самым главным: основной проблемой было полное отсутствие готовых специалистов, способных на заводе работать. Поэтому и Ставрополь, где поднималось «головное» предприятие комплекса, и поселок Волго-Донск, где строился основное перерабатывающее предприятие, обзавелись техникумами и институтами, где эти специалисты срочно обучались. Особенно весело это, конечно, смотрелось в Волго-Донске: поселок, состоящий главным образом из двухэтажек двести четвертого проекта, с грунтовыми (а часто — и просто грязевыми) улицами на три тысячи жителей — и помпезный четырехэтажный институт, рассчитанный на полторы тысячи студентов… Одной из самых дорогих частей «разнесенного в пространстве завода» был семисоткилометровый газопровод, соединяющий гигантское месторождение газа под Ставрополем с газоперерабатывающим заводом. У Ставрополя уже был выстроен газоочистной завод, так что в трубу должен был поступать газ без воды и, конечно же, без песка. К тому же попутно на газоочистном еще и почти всю серу вытаскивали, так что труба от такого газа «ржаветь не должна». Она, собственно, и не ржавела — просто потому, что ее пока и не было. Оказывается, в СССР никто нужные трубы даже делать не мог. Поэтому на Урале срочно строился и завод, который будет нужные трубы изготавливать — но ждать, пока его выстроят, было невыгодно — и трубы возили из Германии. Что тоже было дорого — но ожидаемая выгода заставляла страну идти на такие затраты. Николай Константинович Байбаков — министр нефтяной промышленности — на заседании правительства, посвященному этой стройке, высказывался более чем резко: — Я считаю, что строительство трубы в таком виде — вообще вредительство! Ну зачем тянуть одну трубу в шестьдесят пять сантиметров и параллельно ей другую в сорок? Если мы предполагаем увеличение объемов добычи в три раза к пятьдесят пятому году, то лучше уж класть две, три толстых трубы, причем следующие трубопроводы можно начинать строить где-то году к пятьдесят третьему… Но его стенания понимания не нашли, а объяснять министру то, что по второй трубе обратно в Ставрополь спустя некоторое время пойдет «сухой» газ, из которого в Волго-Донске вытащат этан, пропан и бутан, никто не стал. Потому что это было уже делом «большой химии», которую теперь курировал ВНИПИ «Фармацевтика», а Таня сочла, что просто сжигать на Ставропольской ТЭЦ сырье, из которого можно получить десяток тысяч тонн в год хотя бы полиэтилена, менее выгодно, чем часть газа просто перекачивать обратно. Ну а Станислав Густавович подсчитал, что Волго-Донская ТЭС, в топках которой будут гореть «хвосты» газоразделительных установок с содержанием метана чуть даже меньше пятидесяти процентов, только на необходимых ЛЭП окажется почти вдвое выгоднее, чем аналогичная станция в районе Ставрополя… Впрочем, до населения все эти внутриправительственные дрязги не доходили, а очередная Всесоюзная стройка привлекла огромное число молодежи, мечтающей о «великих свершениях». Ну и о приличной зарплате, а так же своем комфортабельном жилье: оно, жилье это, стало главным «пряником» всех подобных строек. Зарплата на «стройках коммунизма» была именно приличной, а не огромной, поэтому именно будущие квартиры и стали главной наградой строителям — а то, что награда эта будет, уже никто не сомневался. За пятидесятый год в городах было выстроено нового жилья вдвое больше, чем в сорок девятом — и объемы жилищного строительства лишь нарастали. В Госплане по этому поводу сотрудники рыдали целыми отделами и периодически грозили руководству массовыми увольнениями: на стройках катастрофически не хватало водопроводных и канализационных труб, радиаторов отопления, чугунных ванн и прочего металла. Да что там чугун, даже краны для воды — и те приходилось массово покупать за рубежом. Но никто в конечном итоге не увольнялся: проблемы как-то решались, стройки шли своим чередом… На очередных посиделках Иосиф Виссарионович поинтересовался у Струмилина: — Ну что там с металлом на стройках? Мне многие жалуются, что Госплан не справляется… — Госплан, к сожалению, металл родить не может. Но может рождению металла поспособствовать… немного. Кстати, товарищ Пальцев в Белгородской области очень в этом плане неплохо поработал: в Губкине добычу руды уже втрое увеличил, а когда там карьер до конца выкопают, то руды станет еще вчетверо больше, причем расходы на добычу снизятся. Причем, заметь, руды станет больше, а снизятся общие расходы на ее добычу! Я думаю, что минимум орден Ленина Георгий Николаевич заслужил. — Вот когда карьер руду выдаст на-гора, тогда орден ему и дадим. А то расслабится, зазнается… — Ему Татьяна Васильевна не даст расслабиться, а уж зазнаться… Между прочим, почти половину прироста добычи руды Белгородская область отправляет во Владимирскую область, в Петушки и в Муром: эти два артельных завода уже больше ста тысяч тонн металла стране дают. И, что лично меня больше всего радует, дают в виде труб водопроводных. А теперь еще для газопровода трубы делают, только небольшие, сорок сантиметров. — А насчет канализации? Чугун-то они вроде не льют. — Наша светлоголовая во всех отношениях девушка организовала новую артель. Которая выпускает нужные трубы, но не из чугуна, а из полихлорвинила. Народ, конечно, косится на новведение, но деваться некуда, ставят, что им дают. А Татьяна Васильевна говорит, что срок службы этих труб составит минимум лет пятьдесят, и я ей верю. — Блажен, кто верует… — Верю. Настолько, что у себя в доме такие поставил. То есть договорился, что стройартель ремонт дома проведет и всем такие трубы поставит. Таня сказала, что им десяток тонн чугуна не помешает, а нам будет только лучше: говорит, что такие трубы засоряются реже и их чистить много проще. — Воспользовался служебным положением? — А хоть бы и так! Воспользовался и дал стране десять тонн дефицитного металла!