– Ты хочешь сказать, что бесплодие Пустых – это сговор? Но не отрицаешь существование самой проблемы. – Именно так. Из-за ухудшения экологической ситуации проблема бесплодия возникла совершенно определенно. Но на наличие данной патологии не влияет факт зачатия человека. С ней в равной мере сталкиваются как Избранные, так и рожденные от доноров. Только, когда это случается с Избранными – они умышленно умалчивают факт своей несостоятельности и прибегают к услугам доноров. А зачатые в пробирке изначально не имеют шансов. Их попросту калечат. Нам не удалось выяснить, на каком этапе… Скорее всего, после родов. Также мы не знаем, каким образом это происходит. Год назад мы вышли на одного ученого, который бы мог нам помочь, но его убрали. Подозреваю, что конфедераты сознательно избавляются от всех свидетелей. Я устало потер переносицу. Рассказ Ноя все больше походил на игру больного воображения. Он был настолько нереальным, настолько фантастическим и запредельным, что это было даже смешно! Так почему же, мать его, я не заходился от смеха?! Чем он меня зацепил?! Чем? – Кайя погибла при пожаре в торговом центре, через полгода после рождения Маруськи. Ее трупа мы так и не увидели. Нам были выданы лишь результаты ДНК-экспертизы. А еще через несколько месяцев, на очередном задании, мне попала в руки информация о готовящемся теракте в южных провинциях. Среди прочих документов я обнаружил вот что: Ной дернул рукой, и спустя мгновение, у нас перед глазами всплыла голограмма неких документов. Я встал из-за стола и приблизился к ней вплотную. – Женский интернат на базе криобанка? – удивился я. – Да. Интересно, правда? Особенно, если учесть тот факт, что данные на всех его воспитанниц засекречены. – Гриф секретности? – «Особой важности». Я нахмурился. Ной нервно дернул головой: – Я не знаю, почему влез в эти документы. Наверное, потому, что, как и тебя сейчас, меня удивил сам факт… Но я стал просматривать имя за именем. Всего двести человек… И потом наткнулся на вот это, – Ной ткнул пальцем в предпоследний ID. – Это номер моей жены. Я резко обернулся к Ною. Казалось, парень в полной мере овладел собственными чувствами. Он уже не был таким агрессивным, как в начале нашего разговора. Я видел перед собой собранного, отстраненного, замотивированного на результат воина. Такого, который способен на все, лишь бы защитить своих. Он не был безумцем. И не был фанатиком. У него была цель, и он шел к ней, не считаясь с последствиями. – Я начал рыть информацию… – И вышел на Свободных. – Да. Они рассказали мне много нового об этих женских интернатах… – выплюнул Ной. Я растер руками лицо. Почему женских, а не мужских – можно было не спрашивать. Мужская сперма, в отличие от женских яйцеклеток, была намного более доступной, а значит и дешевой. Большие деньги зарабатывались на женском донорском материале. В сравнении с запасами спермы, этот ресурс был крайне ограничен. За весь детородный период среднестатистическая женщина способна выработать около полутысячи яйцеклеток. В то время как мужчина это количество «отстреляет» за один только раз. – У вас есть конкретные данные? Доказательства… – Ты шутишь? Нет, у нас, конечно, есть свои ресурсы, но… Ты хотя бы представляешь, какие бабки на этом зарабатываются? Какие люди в этом замешаны? Мы продвигаемся вперед по миллиметру, а если отступаем, то сразу на пару шагов! Это система, Яков! Мировой заговор, если хочешь… Мы схлестнулись взглядами. Я взялся за ложку. Отведать предложенное угощение в гостях в нашем мире означало выказать уважение его хозяину. Нана На следующий день болезнь вернулась. Не в самом своем худшем проявлении, но все же. Яков, который пришел ко мне с самого утра, озабоченно хмурил лоб. Я хотела стать его счастьем… а стала болью. Чертовой болью утраты… – Ты взволнован, – прошептала я. – Да, немного… Тот донор, брат… Он не подходит, Нана. – Сколько? – тихонько спросила я. – Сорок на шестьдесят. Я закусила шершавую губу. Сорок на шестьдесят – это действительно не самая лучшая совместимость. Отвратительная, если признаться. Никто бы и браться не стал проводить операцию при таких прогнозах. Одной надеждой в сердце стало меньше… – Но, знаешь… Он отличный парень – твой брат. Его зовут Ной, и он хочет с тобой познакомиться. Я слабо улыбнулась. Мне бы тоже этого очень хотелось. Но потом я вдруг подумала о том, что, в случае моего ухода, я причиню боль еще и ему. И мое желание встретиться с Ноем померкло. – Я не уверена, что нам стоит встречаться. – Почему? – насторожился Яков. – Если я умру… – Ты не умрешь! – заорал он. Я отвернулась к стене. В моих глазах собралась влага. Я не обижалась на мужа. Я обижалась на жизнь. Все то, что со мною происходило, было ужасно несправедливо. – Нана, – Яков провел по моим волосам и склонился над постелью. Он хотел еще что-то сказать, я знаю… но в палату вошла сиделка. Так уж сложилось, что в наше время все, что поддавалось оцифровке – было оцифровано. Образование, медицина, покупки, транспорт, практически все… Однако и сейчас существовали услуги, которые оцифровать было практически невозможно. Например, все, что было связано с актерским мастерством или искусством. Невозможно было заменить роботом живое выступление талантливого человека, который брал поклонников «за живое» силой своей харизмы. Точно так же и сиделку робот заменить не мог. Предполагалось, что тяжелобольному пациенту требовался уход способного к сопереживанию человека, а не бездушной железяки. Все те процессы, которые были связаны с эмоциями и реальными чувствами, так называемый недиджиталазируемый опыт, оцифровке не поддавался. И если к больному вместо сиделки-робота приставляли человека, то это означало только лишь одно – его дела действительно плохи. Честное слово, уж лучше бы меня обслуживала машина! Возможно, робот бы запомнил, что… – Завтрак, Нана… Ну, вот… опять. Завтрак… будь он проклят. Тугой комок ярости подпер мое горло. Я обернулась: – Убери это все. – Оу, привет… Я не вовремя? Я немного приподнялась. У двери в палату стоял парень. Молодой, высокий… Крепкий. Ничем не уступающий моему мужу, хотя, обычно, рядом с ним все другие мужчины казались карликами. Я перевела взгляд на Якова. – Это Ной… – пояснил он, улыбаясь. Я метнулась взглядом к брату. Брату… мамочкибожемой. Одновременно с этим мои руки взмыли к голове, в попытке пригладить растрепанные после сна волосы. Мне хотелось хоть как-то привести себя в порядок. Мне хотелось ему понравиться… – Привет, – улыбнулся парень и протянул мне зажатый в руке цветок. – Привет, – вернула улыбку я. – Извините, но вам следует поесть, – вклинилась в разговор сиделка. Я бросила на нее полный ненависти взгляд и прорычала: – Убери это! Женщина недовольно поджала губы. Ной взял свободный стул и устроился возле моей постели. Не так я бы хотела познакомиться со своим братом. Не при таких обстоятельствах… – Что не так с этой… кашей? – вскинул бровь Ной, разглядывая белесое нечто у меня на тарелке. – Все так… Я просто… просто, не могу есть в последнее время. – Поэтому ты разбрасываешь повсюду еду? – Что? Нет… – я замялась, и только тут поняла! – Так ты тот парень из кафе! – Ну, наконец, ты меня узнала! – А почему вы мне сразу ничего не сказали? Яков? Что это было? – Прости… Ной до конца не был уверен, что готов к знакомству с тобой. Ваша встреча в кафе была случайностью. Я отвела взгляд: – Да уж… Я бы тоже не слишком горела желанием познакомиться с такой развалиной… – Не смей! Не говори так… Не говори! – приказал мне Яков, сжимая мою ладонь. – Не в этом дело, Нана. Просто… я не слишком жалую Избранных. – Я не Избранная. – Да, но предполагалось, что ты ею была. – Тебе не понравилось, что я всех дурачила, – констатировала я очевидное. Ной неуверенно кивнул головой. – Теперь это уже неважно… Обруч Якова замерцал. Он принял вызов, и я поняла, что его вызывают в штаб. Жаль. Сейчас поддержка мужа была мне просто необходима… Но я бы никогда не посмела его упрекнуть в невнимании. Все эти годы он крепко держал меня за руку. Без этого я бы давно сдалась. – Иди… Нам есть, о чем поболтать с братом, – бодро улыбнулась я, хотя боль становилась все сильнее. Она сворачивала мои внутренности в узлы. Волнами распространялась по телу… Яков улыбнулся, поцеловал меня в губы, игнорируя присутствие посторонних, и решительно двинулся к выходу. После того, как нам стало известно о болезни, поведение моего мужа претерпело некоторые изменения. Раньше он никогда не демонстрировал свои чувства на публике… – Он тебя любит, – заметил Ной, откидываясь на стуле. – Да… Я тоже его люблю.