– Ты что-нибудь знаешь о деле исчезнувших Избранных? – А если и так? – Где их нынче содержат? – Ты серьезно? Думаешь, я в это дерьмо полезу?! Ничего я не знаю. Ничего. Я жить хочу, братик. Мне это не надо! – Послушай, Анна… Это действительно важно! Если ты знаешь, хоть что-то, это поможет спасти сотни девушек, в числе которых находится жена Ноя. Анна колебалась всего секунду. Потом медленно покачала головой и отступила вглубь коридора. – Извини, парень. Я не лезу в это дело. Извини… – Постой! – крикнул Ной, снимая серебряный медальон с шеи, – Посмотри сюда… это Николай и Мария. Дети исчезнувшей Избранной Кийи. Мои дети. Нику восемь. В последний раз он видел мать три года назад. А Маруська… она ее, считай, и не знала. Если ты что-то знаешь… Любую информацию… Помоги им… не мне. Им нужна мать… Девушка сглотнула. Нервно заправила волосы за ухо, напомнив мне этим жестом жену, и прошептала: – Я не могу. Однако Нана знает немало. Возможно, вам поможет она. Ной резко ко мне обернулся: – О чем она говорит? Я пожал плечами: – Анна утверждает, что еще перед нашим с Наной знакомством она вела журналистское расследование, посвященное, как ни удивительно, именно исчезновению Избранных. – И ты до этих пор ничего об этом не знал?! – Нет! С чего бы я стал об этом умалчивать? – Может быть, с того, что ты, мать его, чертов Избранный?! – Ты тоже! – Я – Свободный! – Ты себе льстишь! Свободные люди не маршируют! Ни под какими знаменами не маршируют, не идут строем, не орут толпой, и не взрывают криобанки! Я – свободен! Свободен и независим настолько, насколько мне того хочется. Мне никто не указ, до тех пор, пока я сам не захочу указов. А ты?! – Да пошел ты! – И пойду! Но станет ли тебе от этого легче?! Поможешь ли ты своей жене? Ты рассказал мне свою историю, но так и не стал доверять. Тогда зачем это все? – Ты – Избранный, – как мантру повторил Ной. – Ты тоже! – взорвался я. – Вопрос только в том, что тебе кажется, будто бы я несколько удачливее, не так ли? Но я бы жизнь отдал за то, чтобы моя жена не умирала там! За то, чтобы был шанс ее спасти! Гребанный шанс! Который есть у тебя! Есть… Мы стояли друг напротив друга, как два боксера – злые и переполненные недоверием. Ярость сгущалась в воздухе. – Сейчас не время и не место спорить об этом, – наконец сдался Ной, отведя глаза. Я видел, как тяжело ему дается все происходящее. Видел, но пока не знал, как помочь. Вчера я начал собирать информацию, однако ее было слишком мало, чтобы о чем-то судить. Я не нашел никаких зацепок, способных подтвердить слова Ноя. Я просто поверил ему. В то время как он все еще сомневался во мне. Да похрен! Мне и без этого есть, о чем переживать… Не глядя на парня, я вернулся в палату Наны. Она спала, повернувшись на бок. В ее тонкую руку была воткнута капельница. Я хотел бы взять ее боль на себя. Я так бы хотел этого… – Яков? – шепнула Нана, не открывая глаз. Нана Я чувствовала его присутствие. Но я так боялась открыть глаза. Вдруг… я его не увижу? Или увижу, но не его? Страшно. До дрожи страшно… – Девочка моя… Маленькая… – Яков поцеловал мои волосы, скользнул губами по скулам и запавшим щекам. – Как ты? Я так по тебе скучал… – Я так долго спала? – Целую вечность, милая… Целую вечность… – Как тогда, в нашу первую ночь? – я улыбнулась кончиками губ, вспоминая счастливое время. Волшебный момент зарождения чувства… Минуты узнавания и принятия своей второй половины. – Почти… Его губы у моих губ дрогнули. Он улыбался… Так редко теперь… Почему я, Господи? Дверь в палату снова открылась. И, наконец, я подняла веки: – Ной… – улыбнулась слабо. Вечер, который накануне мы провели вместе, почему-то казался таким далеким. Будто прошло сотня лет… – Привет, Нана. – Привет. Извини, я, должно быть, ужасно выгляжу… Сегодня у меня был не самый радостный день. – Мне очень жаль… Не хотел тебя беспокоить. – Да, брось. Мне уже легче. Возможно, я даже поужинаю. – Я повернулась к Якову, радуясь, что мое зрение восстановилось. – Представляешь, Ною удалось меня накормить. Ты так ругался по поводу нашей прогулки, что я забыла тебе рассказать. – Это же просто отлично! – Угу… – Нана… – Ммм? – Ты помнишь, что здесь была Анна? – как-то странно поглядывая на Ноя, поинтересовался Яков. В судорожной попытке припомнить события сегодняшнего утра, я медленно отвела волосы от лица. Нерешительно покачала головой: – Нет, – шепнула я. – Ничего такого я не припоминаю. Все плохо, правда? Все очень и очень плохо… – Наоборот, маленькая. Анна – это твоя сестра. Завтра мы узнаем результаты ее тестов, и, вполне возможно, этот ужас закончится. Кивнув головой, я перевела взгляд на Ноя. На самом деле не существовало никаких гарантий, что донорский материал сестры мне подойдет. Брат был тому живым примером. Я запретила себе надежду. – Это как раз то, что мне нужно… – Знаешь, что самое удивительное? Вы с ней знакомы. – Да? И кто же эта Анна? – Анна Чен. Это имя о чем-нибудь тебе говорит? – Еще бы… Когда-то я очень завидовала ее успехам. Поверить не могу, что она – моя сестра. Здесь точно нет никакой ошибки? – Абсолютно. Я все досконально проверил. – Она, в первую очередь, жадная до сенсации журналистка. Будь с ней поосторожнее, – предостерегла я мужа, отгоняя от себя ревность, которая, непонятно по какой причине, наполнила мое сердце. Анна уступала мне в красоте. А Яков никогда бы меня не предал… Но почему-то наличие другой женщины в его окружении меня тревожило все сильнее. Нет, все же, как удивительно… Анна. – Я учту. Только, знаешь, она не показалась мне такой уж плохой. Анна рассказала нам кое-что важное. – Да? И что же? – мое настроение портилось все сильнее. Яков бросил нерешительный взгляд на Ноя, и после недолгих колебаний скомандовал: – Расскажи ей все… И он рассказал. Рассказал страшные вещи, которые пробили еще одну брешь в моей душе. А ведь я думала, что она навсегда очерствела… Умирающий человек становится эгоистом. Это вынужденная мера, позволяющая ему сконцентрироваться на борьбе… Как же страшно это звучит – умирающий человек. Как же страшно, Господи… – Анна сказала, что ты вела расследование этого дела, когда мы познакомились. – Да… Да. – Может быть, ты сможешь помочь нам? Черт… Я пыталась вспомнить то время, правда, пыталась, но чем дальше я погружалась в глубины памяти, тем отчаяннее меня выталкивало на поверхность волной чудовищной боли. В изнеможении я откинулась на подушку. – Не получается, Яков… Ничего не получается. Я теряю себя… Теряю.