– Да, знаю. Только не пойму, к чему ты клонишь? История столетней давности… Ты летела сюда рассказать мне именно ее? – Нет, у меня есть новости посвежее. – Я вся – внимание! – Дело в том, что в той старой московской тусовке поклонницей Ольги Орловой была и светская художница Серафима Дмитриевна. – Опять ты об Ольге Орловой? Далась она тебе… Насколько мне известно, она давно погибла. – Вот! В том-то и ошибка! – обрадовалась Аграфена. – Все так думали! А прошло много лет, и совершенно случайно Серафима Дмитриевна увидела Ольгу Орлову – уже постаревшую, жутко изменившуюся, но ее… Пожилая женщина так и сказала: «Вот это талант!» А затем недоумевала, как, имея в труппе таких актеров, можно было провалить спектакль, выпустив на сцену бездарность за бездарностью. Я и спросила у нее, каких артистов и какие таланты она имела в виду. Татьяна закинула ногу на ногу. – Твоя Серафима с ума, что ли, сошла? Мертвецы ей везде мерещатся… Какая Ольга? Где? – Не перебивай! Старушка имела в виду Ольгу Орлову, талант которой запомнила, а смотрела на тебя. И указала потом на тебя. Это ты – Ольга Орлова. Сейчас ты скажешь, что она – старая и выжившая из ума бабка. Все бы так, если бы у этой бабки не было феноменальной памяти на лица, даже подправленные пластикой… – Бред какой-то, – хохотнула Татьяна. – И если бы мои знакомые из полиции в России не провели колоссальную работу, бумажную и разыскную, – упорно продолжала Аграфена. – Выяснилось, что в одно время разбилась Оля Орлова и пропала спивающаяся молодая актриса Таня Ветрова. Интересный бермудский треугольник, правда? Татьяна промолчала. – Огромна сила любви! Положить свой талант на жертвенный алтарь, убить в себе все то, чем щедро одарила природа, – все ради того, чтобы вернуться к любимому мужчине в образе такой женщины, которую он смог бы терпеть рядом с собой. Ты умный человек, и когда еще была с ним Ольгой, прекрасно поняла, что ему надо. А Эдуарду была нужна «подружка», несуразная, все терпящая, импульсивная, верная своему господину – и бесталанная. Невероятно! Ты прожила в этом амплуа всю жизнь, а он, бесчувственный чурбан, не узнал тебя. Могу предположить, каких сил тебе стоило скрывать свое «я». Ты изменила внешность, походку, тембр голоса, манеры, стрижку и цвет волос… Потрясающе! Вся жизнь – в образе! Браво! Ты обманула всех, кроме престарелой безумно талантливой портретистки. – Ты еще зааплодируй мне, – мрачно произнесла Татьяна. – А стоит? Ветрова отвернулась, а Груня продолжила: – Но ты для Эдика была готова на все. Только… только так до конца и не смогла завоевать его сердце. Парадокс в том, что он всегда тянулся к ярким и талантливым женщинам, как Оля Орлова, и всю жизнь изменял тебе, ища такую, какой ты и была внутри, а вот жить бы с такой не смог. Ты знала, что Эдуард очень сильно переживал из-за той кражи и своей «отсидки». Думаю, тогда ты и решила, что если вернешь корону ему, сделав одним из богатейших людей России, то тогда-то уж он точно оценит твою самоотверженность и любовь. Может быть, ты даже хотела открыться ему и поразить силой своих чувств. И ты стала искать Марка. Но так и не нашла. И вдруг удача – тот сам объявился. Ты была уверена, что корона у него, и полна решимости найти ее, понимая, что он ее спрятал, скорее всего, там, где провел последние годы. Ты узнала, кому завещан отель Вилли, и вступила в фонд. А дальше оставалось только сделать так, чтобы завещание вступило в силу, то есть убить Вилли. Но тут я тебе начала мешать. Тогда ты решила заодно избавиться от меня – растворила в мартини пилюльку. И ведь не побоялась сама хлебнуть чуток отравы, чтобы снять с себя подозрения. А твое искривленное якобы ботоксом лицо тоже было неспроста. Ты ведь не знала, что Марк умер, и почему-то испугалась – вдруг именно он тебя узнает. Кстати, почему? – Он любил меня… – Золотые слова! Ну да, он всегда смотрел на тебя, а Эдик – на себя. Пожалуй, и правда Марк мог разглядеть в чужой вроде женщине любимые черты… Все-таки добившись своего, ты тут, что называется, развернулась – ломаешь стены, потолки… Ищешь сейф? Тайник? Фонд тоже участвует, или это твоя инициатива? Я уверена, что с твоим талантом ты и мертвого заставишь себе поверить. Но, думаю, инициатива именно твоя… – Я подделала документы, что отель в аварийном состоянии и требует немедленного ремонта. А я являюсь близким другом Вилли, и он перед смертью очень хотел, чтобы его дела в порядок приводила именно я, – самодовольно ответила Таня. – Ты извини, Груня, что мне с помощью нанятых людей пришлось убрать твоего красавчика. Ничего личного! Я очень долго и тяжело шла к своей цели, чтобы отступить в последний момент. В таких делах каждый за себя… – Ты сошла с ума, идя к своей цели, – покачала головой Аграфена. – Может быть. Но я принесла бы эту кость к ногам Эдика. – Неловко как-то получилось – Эдика-то нет. Для меня, кстати, загадка – зачем ты с ним так? Неужели его измена с Настенькой стала последней каплей? У него же таких Настенек было… Или все-таки то, что он выкинул тебя со сцены? Обидно стало, что ты ради него от своего таланта отказалась, даже на убийство пошла, а он так спокойно от тебя отказался? – Дура ты, Груня… Я бы его не тронула никогда в жизни, – тихо ответила Татьяна. – Что? Николай? – предположила Груня. – Твой верный паж-алкоголик? – Да. Этот идиот отравил Эдуарда из-за меня. Решил, что тот всю жизнь издевался надо мной, а теперь совсем меня уничтожил, уволив из труппы. Он все эти годы любил меня. Его в другие театры звали, но Коля оставался в нашем, то есть рядом со мной. И вот тут-то ему в башку стукнуло, что его час пробил – надо убрать Эдика, и мы с ним будем вместе. Говорю же – идиот. – И ты проглотила то, что убили твоего мужчину? – удивилась Груня. – Нет, конечно. Мне пока Николай нужен, он как верный пес помогает мне во всем, а потом, когда найдется корона, я его уберу. Отомщу за Эдуарда, за свою разбитую жизнь, можешь не сомневаться. – Ты просто слетела с катушек! И ты, и Николай, и по большому счету Эдуард… Вот уж не знала я, что живу, работаю и дышу одним воздухом с шайкой бандитов. Ведь именно ты убила настоящую Таню Ветрову и изувечила ее тело? – Я была в депрессии. Меня только что бросил любимый человек, и я находилась фактически в состоянии аффекта. Эту дурочку я нашла на помойке, привела в чувство и пообещала вылечить, устроить в театр актрисой. Как ты уже поняла, я умею убеждать… – Да, я поняла, – глухо откликнулась Груня. – Ну и отвезла ее за город, напоила какой-то дрянью и сожгла в своем автомобиле, который мне, кстати, Марк подарил… Ничего, я прожила за нее жизнь, пьянчужка не должна быть на меня в обиде. А новая Таня Ветрова, в нашем мире, знала, что ей надо от жизни. – Твой талант не пошел на пользу ни тебе, ни окружающим, – грустно отметила Аграфена. – Даже смерть любимого не вернула тебя на путь истинный, не стала сигналом, что все твои усилия тщетны? Все, к чему ты шла столько лет, провалилось! – А я научилась относиться к жизни философски… Нет любимого, нет денег – грустно. Без любимого, но с деньгами чуть-чуть веселее. С большими деньгами будет еще лучше. Так что корона должна быть моей, я ее заслужила, – Татьяна засмеялась. – А корона действительно хороша, – сладострастно потянулась и чуть ли не зевнула Груня. – Мало того, что она золотая, причем тяжеленная, так еще усыпана алмазами и сапфирами с изумрудами. И, заметь, не такие, как в дешевых украшениях из Индии, а изумительнейшей чистоты и большой каратности. Там каждый камушек – произведение искусства. Эх, Танька, корона-то стоит, по оценкам современных экспертов, много дороже даже, чем раньше объявлялось. Можно отковырять один камушек и жить пару лет припеваючи. А коллекционеры-толстосумы еще и в очередь выстроятся за такой красотой. Татьяна очень внимательно смотрела на Аграфену, у нее даже зрачки расширились и лицо побледнело. – А ты откуда все это знаешь? Так смачно рассказываешь… В Интернете вычитала? – Ради такой красоты можно и на убийства пойти. Даже ради одного камушка. Я тебя понимаю, – продолжала издеваться Груня. – Ну, говори, откуда знаешь! – А я ее держала в руках, Танечка… или Олечка… Ощупала каждый камушек. А как бы иначе я узнала про новейшую экспертизу, а потом отдала. Сейчас она на пути в Англию. Но мне отвалят солидный куш. Ничего, мне хватит, имея в виду мои скромные запросы. Эх, рвануть бы сейчас на юга… Но, боюсь, ты поедешь в противоположном направлении. Не к загару, а к вечной мерзлоте. Вот ведь ирония судьбы! Но каждый получает то, что заслужил. Поздно или рано. Такова селяви, как говорится. – Заткнись! Скажи, что это не правда! – Я не вру и не прикидываюсь, как ты всю жизнь. Я же говорила, что в этой истории много чего переплелось. Марк долгие годы прятал корону, боялся, что найдут и осудят или ограбят и убьют. Но, заболев, решил оставить драгоценную реликвию своему ребенку, то есть мне. Открыто написать в завещании о короне нельзя было, он же приобрел ее противозаконно. Да и опасался, наверное, ведь убивают и за меньшие деньги. А как дать хоть какой-то намек? Ну и выбрал он способ. – Груня вздохнула. – Если честно, кабы не особое стечение обстоятельств, я бы ни за что не догадалась. Никогда в жизни. Так и не нашли бы это сокровище. Так вот… Марк предположил, что я узнаю, в краже чего его подозревают. Мой отец был человеком искусства и видел в Москве мои портреты. Как сказала Серафима Дмитриевна, а ей, повторюсь, можно верить, они никчемные, я выписываю подробно мельчайшие детали, а собственно портрета нет. И Марк это учел. Поэтому так уговаривал Эдика обязательно привезти в Венгрию меня. Когда умерли его престарелые родственники, он их похоронил. Наверное, на кладбище, ему и пришла идея спрятать бесценную вещь там. А что, тихое, спокойное место. Но надо было так спрятать, чтобы оставался хоть один шанс из тысячи, что ее найду я. Вот откуда и происходила его маниакальная просьба, чтобы я написала портреты его родственников. А их фотографии имелись только на могильных памятниках. Марк даже мертвых сфотографировал, чтобы мне было с чего писать портреты! Это ненормально на первый взгляд, но если вдуматься… Марк всего лишь очень хотел, чтобы я пришла на кладбище и выполнила его просьбу. А с моим вниманием к деталям… Дело в том, что прямо за могилами его родственников находится стела, где захоронены останки людей, погибших в авиакатастрофе. И между могилами Софьи Павловны и Аркадия Михайловича на той стеле видно имя некой Кароль Эхштейн. Вот такая маленькая деталька: Кароль… королева… У меня в голове что-то щелкнуло, и я решила проверить свою странную мысль. Думаешь, куда и к кому я пошла? Правильно, к Серафиме Дмитриевне, которая говорила, что в ее антикварной лавке хранится много всякого хлама, газеты в том числе. Мы с ней сели с чашечкой теплого чая с шоколадом за подборку газет за июнь 1995 года и нашли весь скорбный список погибших в той авиакатастрофе. Весь! Но в нем не упоминалась Кароль Эхштейн. Странно, не правда ли? И вот вместе с Дебреном и еще некоторыми господами в обстановке строжайшей секретности мы приехали на кладбище и вскрыли стелу в том месте… Кульминация, Таня! Почему ты не улыбаешься, не радуешься? Вместо урны с прахом мы там нашли именно корону. Слава ее величеству! Аллилуйя! Ты знаешь, камни ее так сияли! Дух захватывало! – Стерва, – прошептала Таня. – Да, я молодец! Хотя ребус был не из простых, я его разгадала. И пусть портретист из меня никакой, зато следователь получился бы! У каждого свой талант! – Значит, ты хочешь жить без любимого, но с деньгами? – прищурила глаза Татьяна. – Вовсе нет! – засмеялась Аграфена. – Это ты избрала такой путь. А мне деньги без любимого ни к чему. – Но твой Вилли умер! – зло выкрикнула Татьяна. – Ой ли? Стоит ли верить всему, что слышишь? Ты же сама мастер обмана! Мы уже подозревали тебя, и надо было прекратить покушения на Вилли. Вот мы и договорились с Дебреном, что разыграем сцену с сообщением о его кончине в больнице. – Не может быть… – Может, и еще как! Вы, актеры, народ талантливый на розыгрыши, но и секретные службы могут творить чудеса, если надо. – А ты, оказывается, еще и актриса неплохая – так правдоподобно потеряла сознание при известии о смерти Вилли, – побледнела Татьяна. – Были учителя рядом, – подмигнула ей Груня. – Какая же ты… – Опять скажешь – стерва? Понимаю… Но ты же не будешь требовать от меня особой к тебе любви, если ты столько раз покушалась на Вилли? Тебе ли не понять, на что женщина способна пойти ради любви? – Аграфена рассмеялась. – И ты думаешь, что я дам тебе уйти, чтобы ты и дальше глумилась надо мной?! – вдруг взорвалась Татьяна и кинулась на гостью, сидящую на подоконнике. Пальцы бывшей актрисы мгновенно сомкнулись у нее на шее. Озлобленное лицо нависало над Груней, а в руках чувствовалась необыкновенная сила не совсем нормального человека, да еще доведенного до отчаяния. Художница захрипела. И уже почти теряя сознание, разгадала замысел противницы – придушить ее, а затем уже обмякшее и не сопротивляющееся тело выкинуть в окно на строительные камни. Когда пришла помощь, Аграфена едва дышала. Это время показалось ей вечностью. Двое мужчин скрутили Татьяне руки, третий, в форме прораба, спросил у Груни: – Ты как? – Нормально… кхе-кхе… Думала, что все… кхе… Что вы так долго? – Как смогли! Мы не ожидали от нее такой прыти. Хорошая у нее физическая форма! Натренировалась тут на стройке… – Ублюдки! Ты же мой прораб, Итен! Ты следил за мной? Подставной? – визжала Татьяна. – Извините, Оля-Таня, но у меня служба такая. – Дебрен снял кепку, а также усы и брови с лица. – Ты?! – Я. Думаю, что скоро получу повышение – за безупречное раскрытие международной сети мошенников. Фонд-то с «душком» оказался. – Как все повернули… – ошарашенно протянула Татьяна. – И деньги, и любовь – все ей. А я? Я же всю жизнь к этому шла! Груня, потирая шею, сказала: – Все так сложилось потому, что ты прожила не свою жизнь. Ты умерла, когда умерла Оля Орлова. А вот перевоплощение Тани Ветровой прошло неудачно. Лучше бы жила та несчастная пьянчужка. У нее хотя бы был шанс исправиться и начать новую жизнь. У тебя же не было ни одного шанса, ты прошла точку невозврата еще в молодости. – Уведите ее, – скомандовал Дебрен и улыбнулся: – Ты молодец, Груня! Мы записали все слова преступницы. – Выдадите России?