– Я тебе покажу, тут есть все необходимые приборы. Следи за мной! – тихо ответил Вилли. – Вино, друзья мои, я для вас выбрал красное, но максимально подходящее к вашей ситуации. Я смотрю у вас и кровопотеря была? Так вот, кровь лучше восстановится от красного сухого, – продолжал радовать повар. – Спасибо тебе, Милош! Присядь с нами, а? – пригласил друга Вилли. – Нет, увы, меня ждут на кухне. Много посетителей. Да и мои подручные много чего без моего присмотра не делают. Но я обязательно навещу тебя дома, – попрощался Милош. И удалился с многообещающими словами: – С меня еще десерт! – Мы тут едим… А мои коллеги? – вспомнила о театральной труппе Груня и чуть не подавилась. – Повода для беспокойства нет, я отдал распоряжение, что все твои спутники могут кушать в ресторане моего отеля сколько хотят и когда хотят. А тебя привел сюда, чтобы хоть немного побыть с тобой наедине. Я ведь тоже не знаю ничего о тебе. Расскажи. И тут Аграфена поняла, что абсолютно не горит желанием рассказывать что-либо о себе, настолько в ее душе все было закрыто. Она взяла фужер и сделала глоток. – Вот ничего не понимаю в вине, но чувствую, что это – очень хорошее. А про меня… Я художник, не очень удачливый. Говорят, что есть талант к оформлению сцены, но пробиться в мастера не удалось – не было связей, ни с кем спать не захотела, да и меня особо никто не домогался. Наверное, везения не хватило. Груня запнулась, словно наткнулась на барьер. – Если не можешь, не говори, – коснулся ее руки Вилли. – Нет, я скажу. Причем впервые. А ты просто помолчи, не комментируй. У меня был ребенок, дочка, она погибла. Осталась внучка, я ее удочерила, так и живем. Я ее безумно люблю. А замужем я никогда не была. И мужчины рядом не было. Так вот сложилось. Говорить мне об этом тяжело, и очень больно, когда кто-то лезет в душу. Воцарилось молчание. По глазам Вилли она поняла, что тот ошарашен и воспринял ее слова близко к сердцу, как человек творческий и, соответственно, эмоциональный. – А я ведь не хотела сюда лететь, – задумчиво продолжила Груня, хрустя мясом королевской креветки. – Режиссер уговорил, мол, я должна написать портреты стариков, его друг Марк очень просил. Бред какой-то. Оказывается, все неправда. Только зачем твой бывший отчим лгал? – Я думаю, что настал момент. – Вилли с серьезным видом наполнил бокалы вином потрясающего, как бы играющего цвета. – Момент для чего? – слегка испугалась Аграфена. – Я даже не знаю, как ты отреагируешь. И можно ли к этому подготовить. Или лучше вот так сразу сказать, и все? – снова выдал загадочные фразы Вилли. – Ты пугаешь меня. Говори уже быстрее, если начал, – занервничала Груня. – Видишь ли, Марк не просто так вышел на ваш театр, вовсе не по старой дружбе. У него был умысел. И тебя вытащил именно с умыслом. Незадолго до смерти Марк признался мне, что прожил жизнь как перекати-поле и что на нем много греха, вот и пришла расплата. Но ничего изменить уже, к сожалению, нельзя, но хоть одно хотелось бы исправить. В общем, ты – дочь Марка. Он это знал, однако не принимал участия в твоем воспитании. – Опа! – искренне удивилась Груня. – Вот так расклад! А это точно? – Точнее не бывает. Ты – единственный ребенок, о существовании которого он знал точно, поэтому перед смертью и решил с тобой хотя бы познакомиться. Но такова уж ирония судьбы – не успел. Я надеюсь, ты не очень расстроилась? – Я? Да я просто в шоке! Нет, конечно, плакать не буду и в истерике биться не собираюсь… Никогда не знала своего отца и грустить по нему не могу. Просто неожиданно, что я именно вот так узнаю о том, кто был мой отец. Странно, в последнее время все в моей жизни происходит как-то неожиданно, словно кто-то прикоснулся к моей жизненной дороге волшебной палочкой. Груня отпила вина, посмотрела в лицо Вилли. И ее посетило доселе неизвестное чувство какого-то кайфа – белая беседка, изумительная кухня, яркие цветы и такой потрясающе красивый мужчина напротив… Было в этом что-то нереальное, неестественное, словно из жизни, описанной в модном журнале. Этакий затянувшийся сон… – О чем думаешь? – вклинился в ее мысли Вилли. – О нереальной ситуации для себя, – честно ответила Аграфена. – Словно на фотосессии для модного журнала с моделью-геем? Разыгрываете любовь, а чувств – ноль? – Стопроцентное попадание! – Груша рассмеялась. – Ой, прости, тебя я не хотела обидеть. – Я не обиделся. Мне одна дама как-то сказала, что я настолько хорош, что она уже все поняла и приставать ко мне не будет, потому что стопроцентно я – гей. Вот так поставила клеймо, и все. И не переубедить. – Тебя это радует? – Скорее веселит. К реальности ее слова не относятся ни на йоту. – Но ты знаешь, что очень красив? – Груня кокетливо опустила ресницы. – Ты так спрашиваешь, словно я виноват в этом. – Но ты знаешь? – Знаю. И говорили мне, и сам знаю. Довольна? Только я не думаю, что красивая внешность главное в жизни для мужчины. Как-то старался работать, используя не красоту, а ум. Надеюсь, чего-то все же достиг в своем умственном и духовном развитии. – Говорят, что достиг, – подтвердила Аграфена, наслаждаясь едой и вином. Да что там говорить – и воздухом, и цветами, и обществом красивого мужчины. Снова затягивала ее карусель сна. Устраивало все. – Завтра у вас будет репетиция в театре, а через двое суток первый спектакль, – сменил тему Вилли. – Декорации я уже направил в театр, но что там для чего, для какого спектакля, ты сама должна разобраться. – Конечно же, я пойду на первую же репетицию. Не переживай, если наши соберутся, все пройдет удачно. Ну, не лучшие в России актеры, но… – Да понимаю я все! Наш-то театр тоже не особо известен. Русскоязычные еще ходят, когда кто в Будапешт приезжает. – Но для нашей труппы заграничные гастроли все равно событие, и люди надеются заработать, – заметила Аграфена. – Я все, что обещал, сделаю. Могу выплатить заранее, чтобы никто не волновался, – пошел на крайнюю меру успокоения Вилли. – Нет! Вот заранее не надо! – наоборот, обеспокоилась Груня. – А то обленятся, не будут стараться, напьются еще… Главный наш герой и без того закладывает. – Что закладывает? Вещи в ломбард? Он нуждается? – Вилли округлил свои красивые синие глаза. – Да за воротник закладывает! Так что денег не надо. – Как скажешь. А мы с тобой должны еще зайти к нотариусу. Завтра с утра и поедем. – Зачем? – удивилась Груша, но отвлеклась – официант принес десерт, поразивший ее воображение. Это были два лебедя из чего-то похожего на зефир, реально плывущих по клубничному сиропу с лепестками мяты и кусочками фруктов. – Ого! – ахнула она от неподдельного восторга. – Я такого никогда даже в кино не видела! – Фирменный десерт Милоша. Мой друг постарался, – рассмеялся Вилли. – Знаешь, после того как я впервые увидел его лебедей, они мне даже приснились. – Так зачем мне к нотариусу? – вернулась Аграфена к деловому разговору. – Марк перед смертью сообщил, что составил завещание в пользу своей дочери, к знакомству с которой готовился. – Завещание? Вот уж не ожидала. – У Марка ничего и не было. Он явился ко мне в каком-то абсолютном «бомжеватом» состоянии. Боялся даже, что не приму, а идти ему было некуда. Так что я не знаю, что он мог тебе завещать. Но завещание есть. Может, что припрятал на черный день или для тебя? – Ладно, сходим, – кивнула Груня и приступила к десерту – откусила голову лебедю, макнув ее в клубничную подливу. – Думаю, тебе придется остаться здесь, – посмотрел на нее Вилли. – Почему? Сердце у Груни забилось. Ей вдруг, после выпитого вина, привиделось, что сейчас красавец-мужчина предложит ей руку и сердце и попросит остаться с ним в Будапеште. Она посмотрела на свой безымянный палец и подумала о том, что никогда в жизни она не носила на нем кольца. Самое время начать, а то «застоялся» ее пальчик без ювелирного украшения. – Помнишь, я говорил, что купил для Марка русский театр, дабы потешить его на старости лет? – Старость надо уважать, – поддержала Груша. – Я и уважаю. Поэтому подарил ему театр. – И что? – Ты не понимаешь? У него больше ничего не было, так что, скорее всего, он тебе театр и завещал. И ты должна продолжить… Груша внимательно посмотрела на своего визави. – А не попросить ли тебе еще бутылочку? – Не вопрос! – заверил ее Вилли. И вскоре им принесли вино – тоже красное, но другое, немного слаще, все-таки они уже приступили к десерту. – Ты считаешь, что я могу войти завтра в театр не как художник-оформитель, а как владелец? – с улыбкой спросила Аграфена. – После улаживания всех формальностей – вполне возможно. У меня была такая мысль: если есть завещание, то оно как раз по этому поводу, другого не представляю. – Очень неожиданно, – округлила глаза Груша. – Зачем мне театр? Да еще в Будапеште? – Я и говорю, придется тебе здесь остаться, – подмигнул ей Вилли. – А продать его можно будет? – спросила художница, явно не желая оставаться в Венгрии. – Все можно, – вяло кивнул Вилли, – только сначала надо получить. – Да, давай не будем делить шкуру неубитого медведя, – согласилась Груня. – Когда ознакомимся с завещанием, тогда и решим, что делать… Какая же вкуснятина! Как тебе повезло с другом!