— Три инициирующие дозы первой фазы. Ясно-понятно. Гнездо приняло к себе трёх детишек. Я с любопытством смотрел на продавца, который открыл ящик и демонстрировал поочерёдно три металлических термоса. Продавец был здоровенный, поперёк себя шире, закутанный в многослойную бурую хламиду, закрывающую и голову, и большую часть лица. То, что можно было рассмотреть, походило на человека, но каков он на самом деле, я не знал. Наверное, всё-таки не совсем человек. Иначе бы не цокал так ногами по полу при ходьбе. — Одна финальная доза первой фазы… — продолжил продавец. — Это моя, — с гордостью сказала Наська. — Поздравляю, — буркнул продавец. — Одна усиливающая доза второй фазы. — А это Дарины, — сообщила куколка. Теперь понятно. Дарина до сих пор на начальном этапе, потому и разговорчивая. Значит, жницей не останется. Пойдёт на третью фазу. Станет стражей, а то и кем покруче. — Поздравляю, — сказал я. — В стражу? Жница не ответила. Зато Наська возмущённо воскликнула: — А шоколадка? — От сладкого зубы портятся, — отрезала Дарина. — Не успеют! — Наська продемонстрировала белозубую улыбку. — Ну Да-а-арина… — Заказ оплачен Гнездом, у меня денег нет… с собой, — неохотно сказала Дарина. Я запустил руку в карман джинсов, где всегда держу немножко мелочи. Достал вайкр, мелкий, но симметричный, положил на прилавок. — Дайте девочке шоколадку. Продавец протянул руку, тоже скрытую под складками ткани, ловко взял пальцами в чёрных перчатках вайкр. Поднёс к лицу, изучая. Кивнул: — Хороший экземпляр. Хватит на две хорошие шоколадки. — Тогда и уважаемой жнице — тоже. Дарина фыркнула, но отказываться не стала. Девчонки все любят шоколад, даже если они уже не совсем люди. Продавец нырнул за занавес. Дарина помолчала и сказала: — Спасибо, Максим. — Да не за что. — Я не удержался и спросил: — Слушай, тебе сколько? — Лет? — Ага. — Восемнадцать. Я задумался. — Гадаешь, где меня видел? — спросила Дарина. — Точно. — Мы в одной школе учились. — Чего? — поразился я. — Ты же в сто десятой учился? — Por supuesto. — Когда всё началось, ты в одиннадцатом был? Я кивнул. — А я в третьем, — Дарина провела рукой над головой Наськи, демонстрируя рост. Конечно, я её не помнил. Удивительно, что она запомнила! — Ты с моим братом учился в одном классе, — пояснила Дарина. — Ростислав. — Ростик? — поразился я. Мы были не то, чтобы друзья, но приятели. И дома у него я пару раз бывал… — Извини, не узнал. Ты немного подросла. Дарина улыбнулась, чуть неуклюже, будто давно этого не делала. — Да брось, с чего бы ты запомнил… — Как Ростик? — спросил я. И осёкся, потому что вспомнил. — Наш дом сгорел, — сказала Дарина. — Все умерли. Меня папа выбросил из окна, — она помедлила. — Хотел на дерево, но не докинул. Я вся поломалась. Лежала полгода в больнице, сказали, что ходить никогда не буду. Собирались выписать в приют. А тут как раз наше Гнездо появилось, мы тогда брали всех. В больницу пришли, я сразу согласилась. — И как… теперь? — глупо спросил я. — Поправилась, — ответила она серьёзно. — Но не сразу. Вернулся продавец, торжественно неся в руках две шоколадки. Действительно хорошие — «Вдохновение». Наська сразу схватила и стала потрошить свою, а Дарина опустила подарок куда-то в незаметный карман на комбинезоне. Я подумал, что вторая шоколадка, наверное, тоже достанется куколке. — Рад был увидеться, — ситуация сложилась такая неловкая, что я начал мямлить, будто школьник. — Заходи, если что. Я в Медвежьем, дом три, как и раньше. Только не с родителями живу, конечно. Дарина улыбнулась. Теперь у неё получилось лучше. — Спасибо. Если что… Было приятно встретиться. — Ты была в него влюблена? — не прекращая жевать шоколад, воскликнула Наська. — Точно, да? Он ведь друг твоего брата! У тебя была детская влюблённость в почти взрослого парня! — Вот же балаболка, — вздохнула Дарина. — Пока, Максим. Она подхватила ящик с мутагенами, легко поставила себе на плечо. Жницы — не стражники, конечно. Но тоже куда сильнее человека. Я мялся у прилавка, пока куколка со жницей не вышли. Продавец терпеливо ждал. Когда дверь закрылась, торжественно произнёс: — Какая красивая история! Мне кажется, молодой человек, она могла бы стать очень романтичной. Но финал второй фазы… — Мне кило картошки, — попросил я, останавливая его болтовню. То же мне, романтик. Какая романтика между человеком и жницей? — А вы любите красивую жизнь, — сказал продавец одобрительно. — И правильно делаете, Максим! Что ещё? — Десяток яиц, — сказал я. — Бутылку подсолнечного масла, пачку сливочного. Пакет муки, на два кило. Пачку спагетти, самых простых. Пачку сигарет, простых каких-нибудь. И тушёнку, как обычно. Три банки. Продавец ждал. — Да, ещё кусок туалетного мыла, кусок хозяйственного. И туалетную бумагу, упаковку на четыре рулона. Всё. — Полагаю, что нужен хороший голубой кристалл, — решил продавец. — Или посредственный зелёный. Кристаллы получше у меня хранились в пакетике, в нагрудном кармане рубашки. Поскольку никого, кроме продавца, в Комке не было, я достал весь пакетик и выбрал из десятка разноцветных кристалликов плохонький зелёный — пятиугольный, с небольшой синей мутью внутри. Продавец со скепсисом посмотрел на него, даже поднял вверх, проверяя на свет. Потолок в Комке был бугристый и светился весь, где ярче, а где тусклее. — Пожалуй, я могу досыпать немного рационов, — сказал он. — И добавить банку пива. Такой щедрости я не ожидал, но отказываться, конечно, не стал. — Согласен. Государственные деньги в Комках никого не интересовали. На них тоже можно купить и еду, и одежду, и вообще всё, что делают люди. Вот только качество будет хуже, даже мука паршивая. И цена такая, что если ты удачливый сёрчер, то игра не стоит свеч. Продавец был столь любезен (наверное, его и впрямь растрогала наша с Дариной встреча), что упаковал всё в прочный бумажный пакет. Рационов накидал не меньше десятка, да и банку пива добавил большую, пол-литровую. Сигареты я сразу достал и спрятал в карман. Они были незнакомые, но мне-то какая разница. Я вышел на улицу (ого, как стемнело-то уже!) и быстро двинулся по переулку. Давешний бомж по-прежнему пасся в сквере, ползая по траве на карачках и подсвечивая себе тусклым фонариком. Оптимист!