А ещё шторы были отдёрнуты, и окно приоткрыто на проветривание. Я с испугом глянул, но небо затягивали тучи, и ничего слишком уж необычного видно не было. Наська стрельнула в мою сторону глазами и продолжила рассказ: — И тогда старый якудза Тэкеши Оосава засмеялся и сказал, что отправит меня в опиумный притон в Маниле. Но Максим не растерялся. Он предложил сыграть на меня в покер. Если бы проиграл, то его тоже забрали бы в рабство на всю жизнь! Оосава не сомневался, что выиграет, и достал колоду краплёных карт… Привет, Максим! — Максим, ты посещаешь подпольные казино? — спросила мама подозрительно. — У него не было другого выхода! — вступилась Наська. — Когда проиграешь на собачьих боях обе почки, и надо срочно добыть много денег, то либо грабить банк, либо идти в казино… Так вот, Максим рассмеялся в лицо низкому человеку и достал свою любимую колоду… — она осеклась. — Он вообще-то не играет. Но может же быть платонически любимая колода? — Может, — сказала мама, ставя перед ней тарелку. — Максим, ты будешь овсянку? — Буду, — решил я и сел. Стоящий за моей спиной отец остался в дверях. — Ты её не слушай. — Ну почему же? — удивилась мама. — Такие интересные истории. Она вначале призналась, что твоя тайная дочь. Но мы с ней посчитали — по возрасту плохо бьётся. Тогда сказала, что она мать. Мать Гнезда. У меня внутри ёкнуло. — Мы посмеялись вместе, — продолжила мама, накладывая мне кашу. — Вот, теперь новая интересная история, в ней есть японская мафия, азартные игры… Прекрасная фантазия у ребёнка, вот только истории не по возрасту… Я незаметно показал Наське кулак. — У тебя такая милая пижамка, Максим, — сказала куколка противным голоском. Позор-то какой! Может, они ещё и детские фотоальбомы смотрели? — Спасибо, мам, — сказал я. — Вкусная каша. Мама села рядом с Наськой. Посмотрела на меня. — А ты что скажешь? — Наська — сводная сестра Дарины Мельниковой, — пояснил я. — Помнишь Ростика? Мой одноклассник. Дарина его младшая сестра. — Не помню, — честно призналась мама. — Ну посмотри на фотках в школьном альбоме, он высокий такой, белобрысый… был. Ростик погиб, вскоре после… — я запнулся. — Давно уже. Вчера я случайно встретил его сестру Дарину, у неё неприятности… попросила присмотреть за своей сестрёнкой. — Запутанные семейные отношения. А что случилось? — забеспокоилась мама. Наська мрачно смотрела на меня. — Не могу рассказывать, — вздохнул я. — Ничего, что нас бы касалось. Мам, может ку… Наська у вас пожить пару дней? — Если ей не будет скучно с двумя стариками… — Мама вопросительно посмотрела на Наську. Та скорчила максимально умилительную рожицу. — Вот и хорошо, — обрадовался я, забрасывая в рот последние ложки каши. — Наська, я сейчас пойду к Дарине. Она просила тебя остаться на несколько дней здесь. — Я уже поняла, — ответила она без всяких дурачеств. — Максим… как у неё дела? — По-всякому, — уклонился я. — Она одна? Я кивнул: — Одна. Но я сейчас к ней загляну. Похоже, Наська всё поняла. Начала вяло ковыряться в каше, опустив голову. А я пошёл на выход. Отец молча проводил меня, у дверей спросил: — Что на самом деле происходит, сын? Я замялся. — Ну… неприятности. У знакомой. Я маме правду сказал. — Ты что-то не договариваешь. — Да, — честно признался я. — Но… знаешь, пап. Тут такая ситуация, что мне надо самому разобраться. — Я не смогу помочь? — спросил отец. — У меня остались серьёзные знакомые, ты не думай. — Пап, ничего не нужно. Если потребуется, я сразу попрошу помощи или совета. Я его не убедил, это точно. Я и себя-то не убедил. Но отец не стал спорить, и я был за это благодарен. Ещё вчера мы с Дариной обговорили, что я буду делать. Она сейчас не могла выходить из Гнезда. Можно сказать, держала оборону и изображала, что Гнездо обитаемо. Мне даже показалось, что это имеет какой-то мистический смысл: вроде как Гнездо не просто место обитания, а живое, и если последняя Изменённая его надолго покинет, то оно разрушится. А вот я мог пойти куда угодно. Тем более, что внизу, у консьержа, меня ждал принесённый рано утром пакет. В пакете лежало разрешение на ношение оружия (я даже не удивился, что в нём проставлен номер моего «макара»), удостоверение консультанта полиции на моё имя (фотография выглядела совсем свежей, на ней я был в строгом костюме и галстуке, которых никогда не носил), снаряжённый магазин к пистолету и тонкая пачка денег. Судя по незначительности суммы, полковник мог и своё бабло положить. Ну, или из каких-то совсем мелких фондов «для налаживания отношений с опустившимися элементами». Как-то меня это даже растрогало. Поэтому я сказал себе, что денег специально положили чуть-чуть, чтобы я так подумал и проникся к полиции симпатией. Рассовал всё по карманам (консьерж вытаращился на обойму, я ему подмигнул и показал удостоверение). Может, у меня его уже завтра отберут, но уважение консьержа мне теперь обеспечено. Дошагав до метро, я сунул в турникет карточку и спустился к поездам. Раньше-то можно было просто поднести смартфон или часы к датчику, но Инсеки очень не любили средства коммуникации сложнее радио. Оптоволокно, провода, 5G — всё работало, вот только скорость передачи данных оказалась зажата на полмегабита в секунду. Смартфонам пришёл конец, интернету тоже. Только хардкор, только диски и флэшки. Разве что хиленький блютуз Инсеки не тронули, но руководство метрополитена от греха подальше перевело всю оплату на карточки с магнитной полоской, против них Инсеки ничего не имели. Ближайшее к центру Гнездо было на Олимпийском проспекте, оно накрыло уголок дедушки Дурова, не затронув по какой-то причине лишь слоновник. Но Дарина попросила меня пойти в другое, самое крупное в Москве — на улице Раменки. Так что я дождался поезда и поехал до Парка Победы. В метро было душно. Климат после Перемены изменился сильно, пусть зимой снег и был, но в марте месяце уже тепло и влажно, почти никто ветровок не носил. А мне пришлось её надеть, да ещё и застегнуть, чтобы не светить повсюду кобурой. Хорошо хоть, металлоискателей нет, в детстве, помню, они повсюду стояли. Пересев на поезд до Мичуринского, я всё ещё размышлял, что делать, если в раменском Гнезде меня выслушают (если пошлют нафиг — то пойду, куда деваться) и скажут: «Да, это мы всех убили, вам-то какое дело?» Ну, понятно, я тоже пойду. А дальше? Что, если Дарина выслушает и скажет: «Теперь ты должен отомстить, я же тебя призвала!» Тьфу. Зачем я в это только влез! Все проблемы в мире из-за девчонок, хоть обычных, хоть Изменённых… От метро я пошёл к Гнезду пешком, тут было недалеко. Это Гнездо возникло не первым, но сразу с размахом. На Раменской был старый жилой комплекс — восемь корпусов, стоящих кругом. То ли в одном из них жила первая Изменённая, то ли по другой причине — но Гнездо возникло именно там. Люди тогда к такому не привыкли, народ стал съезжать и разбегаться кто куда — благо, из Москвы многие разъехались, хватало пустых квартир, и власти их просто реквизировали в рамках чрезвычайного положения, расселяя беженцев и погорельцев. Помню те дни, все ходили, с опаской поглядывая в небо, на кольцо, говорили тихо, будто боялись, что Инсеки подслушивают, сбивались в кучки и обменивались сплетнями — телевизору никто не верил. Ну и психов тоже хватало, конечно. Орущих, беснующихся, кидающихся на людей, призывающих к войне, покаянию, бегству… Это Гнездо тоже обросло паутиной, но вокруг её тщательно убирали, асфальт выскоблен, жилые здания тоже чистенькие. Может, у начальника муниципалитета бзик был такой? Чем ближе я подходил к Гнезду — кругу панельных восемнадцатиэтажных зданий, тем сильнее ощущал присутствие чего-то неприятного, чуждого. Обычно мимо Гнезда идёшь — лёгкая неловкость, желание ускорить шаги. Только если остановиться, то оно начинает нарастать. А сейчас меня прям всего пробирало! Может, к нашему Гнезду я привык? Или дело в том, что оно меньше? В раменском несколько тысяч Изменённых, оно должно сильнее фонить. И чем это место мутантам приглянулось? Дома старые, ветхие. Квартирки маленькие, а они явно любят общие пространства, почти все Гнёзда в административных зданиях. Тут, наверное, им дырки пришлось между квартирами делать. Или они ходят по лестницам, заглядывают друг к другу в гости? Единственное, что тут было хорошо — закрытый зелёный двор и огромный парк рядом. Ну так Изменённые не гуляют! Сидят себе в Гнезде и сидят, только по делам выходят. На разных уровнях отдельные корпуса соединялись паутинными туннелями, как и в нашем Гнезде. Тут их было больше, конечно, и выглядели они покрепче, хотя всё равно ходить по кишке из паутины на высоте полусотни метров должно быть страшновато. К одному из переходов прицепилась большая гроздь ярких воздушных шариков, улетевших с какого-то праздника. На фоне серых стен и серой паутины выглядели шары неожиданно грустно. Я подошёл к проходу между двумя зданиями. Тут всё было затянуто паутиной, только в центре оставалась арка — большая, можно на грузовике проехать. И стояли две стражи, подозрительно глядя на моё приближение. Стражи немного выше жниц, но, может, это только потому, что они старше. Жницы в общем-то сильно похожи на людей. Цвет радужек другой и кожа слишком гладкая, вот и все отличия. Да, ещё движения, конечно. Немного дёрганые, словно жница выполняет те же движения, что и человек, но раза в полтора быстрее, а потом мгновенно останавливает руку или ногу. Пока к этому не привыкнешь, выглядит неприятно. Стражи другие. Лицо у них заостряется и одновременно раздаётся вширь. Подбородок крупнее, хотя рот обычный. Глаза тёмные, зрачка не видно. Руки длиннее, чем должны быть, кисти очень крупные. Волосы остаются совсем коротким ёжиком, зато плотным, как щётка. Кожа становится шершавой и пупырчатой, от былого блеска не остаётся и следа. Движутся они неспешно, но всегда чувствуется, что в любой миг могут резко ускориться. — Здравствуйте, — сказал я. Стражи молчали, глядя на меня. Наверное, приняли за психа. Полно таких, припрутся к Гнезду и требуют Изменения, пока их полиция не уведёт. — Я послан хранителем Гнезда, — продолжил я. — Того, что в центре города, в Гнездниковском переулке. Мне надо поговорить с вашим хранителем. Стражи переглянулись. Большинство Изменённых — женщины, так уж повелось. Но глядя на этих я решил, что правый страж в прошлом мужчина. Какая-то в нём была особенность, пусть даже обтягивающий комбинезон из крупных шестиугольных чешуек никаких деталей не подчёркивал. — Жди, — сказал правый страж, развернулся и ушёл во двор. Я остался наедине со стражей-женщиной. Умом понимаю, что она младше меня, но к страже понятие возраста как-то неприменимо. Начал накрапывать мелкий тёплый дождик.