– Что – именно?! Что ты можешь вообще знать?! С чего ты взял, что она её дочь? – Я знаю, что должна быть дочь, значит, это кто-то из вас двоих. Ты не дочь покойной? – Пошёл к чёрту. – Тогда остаётся только Лилечка. Он поднялся и забрал с лавочки свёрток с кедами и пакет с огурцами и капустой. – Прошу прощения, но мне нужно идти. Ты со мной? Она помедлила немного – он успел сделать несколько шагов вдоль бурой осенней речки – и нагнала его. Он был рад, что она не осталась на лавочке. Просто рад, и всё. – Почему ты всё записываешь? – У меня такая привычка. – Зачем тебе это? Илья сбоку посмотрел на её войлочную голову. Деваха была высокой, почти вровень с ним. Высокой и довольно крепкой, никакого «лёгкого дыхания», сплошной монументализм, подкреплённый курткой-стогом, широченными штанами и тяжёлыми ботинками. – Как ты это терпишь? – Что? – Да вот эти… экзерсисы на голове? – Какие он слова знает! – пробормотала Ангел себе под нос. – А тебе, конечно, это не нравится, да? У девушки должны быть локоны и кудри, да? Всех под один стандарт, да?! – Зайдём в гостиницу. – Нет, ты мне скажи!.. Приветливая конторщица поднялась и заулыбалась, когда они вошли в тёплый холл. – Олег Павлович приехал? – первым делом спросил Илья. – Нет, – виновато сказала администратор. – Но звонил, звонил, предупредил, что вы станете спрашивать! Отозван в Ярославль по срочному делу, никак не мог с вами повидаться!.. Он для вас ключики от кабинета оставил, а там на столе папочку! Сами зайдёте или принести вам? Профессор Субботин молча смотрел на неё. …Выходит, неуловимый Олег Павлович встречаться с ним не собирается. В чём тут дело? Директор настаивал на его приезде, торопил и обещал содействие, а теперь прячется? Что могло измениться за вчерашний день? Означают ли эти перемены, что в услугах Илья Субботина больше не нуждаются?.. …Ну нет. Дело начато, и оно будет доведено до конца, хочет этого директор или уже расхотел. Может быть, вчера это директорское желание имело значение, а сегодня совершенно не важно. Илья встрепенулся, поняв, что обе дамы смотрят на него вопросительно. – Вот этот свёрток нужно отнести в мой номер, – сказал он и сунул на полированный стол, за конторку, кеды. – Матвей Александрович приходил? – А, нет, нет, не было. Екатерина вернулась, Николай Иванович на месте, а его нет. Там уборочка сейчас происходит. Его номер убирают, а следующий ваш. – Тогда я сам отнесу, – внезапно решил Илья, схватил кеды и ринулся вверх по лестнице. Ангел тяжеловесно захлопал крыльями и полетел за ним. – Ты чего? – спрашивала она на лету. – Ты куда ломанулся-то? Дверь соседнего номера была распахнута, возле неё стояла обычная гостиничная тележка, на которых развозят чистые полотенца, простыни и всякую милую ерунду, вроде шампуней в крошечных бутылочках и душистого мыла в бумажках. Спереди к тележке был прицеплен огромный мусорный мешок. Илья сунул поэтессе кеды – она приняла – и полез в мешок. Некоторое время копался в мусоре, она громко сопела ему в ухо, а потом постучал в открытую дверь и заглянул в комнату. – Можно? В ванной лилась вода и что-то двигалось. Илья в мгновение ока обежал небольшой номер и зачем-то заглянул под стол, а потом распахнул холодильник. – Ты что?! – прошипела сзади Ангел. – Что ты делаешь?! Это не твой номер! Он не обратил на неё внимания. – Прошу прощения! – громко сказал он. В ванной ойкнули, и шум воды смолк. Показалась молодая женщина с тряпкой в руке, лицо, полное и добродушное, как свежеиспечённый блин, казалось испуганным: – Вы кто?! – Я из соседнего номера, – сообщил Илья. – Из «Николая Романова». Вы сейчас у меня убирать будете? Женщина смотрела на него во все глаза. – Так я тут пока… убираюсь, – в конце концов сказала она. – А потом ко мне пойдёте, да? Она кивнула. – Я кеды промочил, – объяснил Илья и вытащил у Ангела из-под мышки свёрток. – Вы когда в мой номер придёте, поставьте их на батарею, ладно? Женщина перевела взгляд с него на свёрток. – Так… ладно. Илья вынул кошелёк. – Спасибо вам большое. – Так… нам ничего не надо, – перепугалась женщина и махнула тряпкой. – Не надо, не надо! – Как же не надо, – Илья подошёл и сунул бумажку ей в карман фартука. – За труды всегда полагается… Толкая Ангела перед собой, он вышел из номера, где опять полилась вода, и стал спускаться по лестнице. – Чего ты выделываешь-то?! – поэтесса оглядывалась на него и возмущалась. – Мы что, не могли сами твои кедульки занести?! Или ты, как все маргиналы, очень обожаешь прислугу обременять? – Прочти мне своё стихотворение. Любое. – Что?! – задохнулась она. Они скатились с лестницы – его новые сапожки, сработанные дядей Васей Галочкиным, производили страшный шум – и выскочили на улицу. – Твоя дверь следующая по коридору, ты чего, не мог сам?! Или ты шастаешь по чужим номерам и смотришь, что там есть? – В данном случае я смотрел, чего там нет. Ангел осеклась. Шнурок на её ботинке развязался и теперь болтался, того и гляди наступит. – И чего там нет?.. Илья присел и завязал ей шнурок, как маленькой. – Так, хорошо, – сказал он. – Пойдём в ту сторону, где парк. Как туда попасть? Она кивнула куда-то вправо. – …Кто ты такой? Он улыбнулся – уж очень растерянный у неё был вид. …Слухи, сплетни. Маскарады, карнавалы. Кто скрывается под маской, друг или враг? Или не друг и не враг, а просто разухабистые деревенские ряженые, и маски сработаны так себе, на скорую руку, и вскоре соломенные волосы отвалятся и отклеятся носы из папье-маше?.. Вдоль ухоженной стены купеческого особняка они добежали до калитки, на вид совершенно неприступной. Илья толкнул её, и она легко и бесшумно открылась. – А где же служебный вход? Вон там, да? Лужайка, на которую он вчера вечером смотрел из окна, при свете дня была не загадочной, не таинственной: с трёх сторон молодые ёлки и берёзы, сбоку вкопаны качели и устроено нечто вроде детского городка. Илья огляделся. – Там спуск к водохранилищу, да?