— И это спрашивает мой брат? Он может и сам догадаться почему. — Я, разумеется, могу догадаться об этом, ведь мой брат говорил о трех сотнях воинов нихоров, в то время как их все-таки четыре сотни. Четвертая сотня, наверно, спрячется перед ущельем, дабы позаботиться о том, чтобы могольоны, коли уж поднимутся наверх, спустились опять вниз. — Мой брат меня понял; но он полагает, что сотня должна спрятаться лишь перед самым прибытием врагов? — Нет, своими следами они могли бы выдать себя. Впрочем, мне думается, что было бы очень полезно, если бы эти воины оказались у нас. — И я так думаю. А сейчас мы вернемся назад, чтобы понаблюдать за могольонами. Надо передать Быстрой Стреле, что ему следует послать к нам сотню воинов. Возможно, они нам очень пригодятся. — Я согласен. Но им нельзя ехать той дорогой, по какой прибудут могольоны, ведь они рискуют неожиданно наткнуться на тех или, по меньшей мере, выдать себя остальными следами. — Это верно. Им надо выбрать другой путь. — А нам нужно условиться с ними, в каком месте состоится наша встреча. — Об этом я тоже уже подумал. — И, повернувшись к пятерым нихорам, он спросил: — Известна ли моим краснокожим братьям Пинун-Тота? — Да, — ответил тот, что до этого говорил с нами. — Пинун-Тота — это гора, что делает четыре изгиба, словно змея, поэтому ее назвали Змеиной горой. — Туда Быстрая Стрела должен послать сотню воинов, причем сразу после того, как гонец прибудет к нему. Вы поняли все, что я сказал? — Да. — Тогда пусть один из вас отправится гонцом, дабы известить вождя! Я добавил: — Пусть гонец скажет Быстрой Стреле, что могольоны уже в пути. Значит, нельзя терять времени. Мы отправимся вслед за ними, как только соединимся с вашей сотней воинов, и перекроем им обратный путь, едва они достигнут плато. Как называется место, где мы сейчас находимся? — Тенистый источник. — Тогда вождь должен знать, что вы встретились с нами возле Тенистого источника, чтобы он мог точно рассчитать время, необходимое на дорогу. А мне надо напомнить ему о том, чтобы он как можно строже охранял пленного, которого я ему передал. Если тот ускользнет, то нам придется немало потрудиться, чтоб снова поймать его. Впрочем, далеко ли отсюда до Змеиной горы? — На наших конях мы бы скакали всего три часа, — ответил Виннету. — В каком направлении? — На северо-восток. — А мы едем с северо-запада. Тогда Змеиная гора лежит отсюда, пожалуй что, в направлении пуэбло, где мы были? — Да. — И Джонатан Мелтон с пятьюдесятью всадниками намерен ехать в этом направлении, чтобы подкараулить нас. Гм! У меня есть идея. Далеко ли отсюда до Темной долины? — Пять часов пути. — Тогда мы тотчас отправляемся к Змеиной горе. Через пять часов гонец будет у своего вождя; я рассчитываю, что сотне нихоров на сборы в поход потребуется один час; стало быть, через одиннадцать часов они смогут оказаться здесь, у источника, а через четырнадцать часов — у нас, на Змеиной горе. — Зачем моему брату нужна такая спешка? — спросил Виннету. — Потому что тогда можно перехватить Джонатана Мелтона с его пятьюдесятью спутниками. — Так нам потребовалось бы ехать за ним вплоть до пуэбло, — заметил Эмери. — Как так? Ты думаешь, что он поедет туда? — Конечно! Ему же страшно хочется поймать нас: он поедет нам навстречу и, не найдя нас, поедет до самого пуэбло, а там, конечно, узнает, что мы давно уже уехали оттуда. Затем, когда он повернет назад, мы уже управимся с могольонами и сумеем его подстеречь. Только тогда нам удастся схватить его, хотя скорее нет. — Ты забыл про еврейку. — Эту? Гм! Она, вернее всего, воротится в пуэбло. — Я так не думаю. Скорее, она направится к Белой Скале. — Стало быть, ты считаешь, что ее отыскали индейцы, сопровождавшие ее? — Совершенно верно. Она собиралась поехать вслед за Мелтоном; она не только уже отправилась в путь, но у нее еще были две веские причины, чтобы не возвращаться. Во-первых, она уже одолела добрую половину пути, и потому обратная дорога была бы для нее такой же долгой, как и путь к Белой Скале. А, во-вторых, сейчас она совершенно точно знает, что мы намерены добраться до Мелтона. Ей страшно за него; она непременно захочет его предостеречь. Потому она продолжит путь. — Ну и дальше? — В этом случае Мелтон встретится с ней в пути. Он узнает, что мы направились к Белой Скале, и как можно быстрее вернется, чтобы сообщить об этом могольонам. Ты думаешь, я ошибаюсь? — Гм! Пока ничего не могу тебе сказать на этот счет. — Если я прав, то мы еще сможем повстречать Мелтона, прежде чем он достигнет могольонов. Тогда, если у нас будет сотня воинов нихоров, нам легко удастся перехватить и его самого, и пятьдесят его краснокожих. В таком случае мы добились бы двоякой выгоды: могольоны бы потеряли полсотни человек, а Мелтон попал бы к нам в руки. — Твой план хорош уже тем, что красив, и скорее всего, ты прав во всем, но вот насчет выгоды я все-таки усомнился бы. Ведь если мы поймаем пятьдесят могольонов, то ослабнут не только враги, но и мы сами, потому что нам придется выделить порядочное число наших людей для охраны полусотни пленных. — Хорошо, согласен. А что еще? — И что за выгода нам, ежели Джонатана Мелтона мы заполучим днем раньше? Если мы оставим его завтра на свободе, то он с могольонами приедет на Приканьонное плато и там вместе с ними будет окружен. Это все-таки гораздо лучше, нежели мы заполучим его и пятьдесят его воинов днем раньше, но ослабим самих себя. — Разумеется, в чем-то ты прав, но вот поедет ли со всеми вместе этот человек на плато, когда рядом с ним окажется его женщина, в этом нельзя быть настолько уверенным, как ты полагаешь. Он столько раз ускользал от нас, что я хотел схватить его как можно быстрее. — Но ты же согласился, что мы тем самым ослабим себя! — Не настолько, насколько ты думаешь. Сотню воинов без оружия, которых могут охранять человек тридцать, не больше. У нас останется семьдесят воинов. — И ты думаешь, что их нам хватит? — Вполне. Ведь наша задача — лишь помешать могольонам пуститься в обратный путь, когда те окажутся на плато. Поскольку бежать оттуда они могут только через ущелье, где могут ехать лишь два верховых рядом, то если бы дело приняло серьезный оборот, от нас в сражении сумело бы участвовать самое большее шесть человек, но никак не семьдесят. Я не знаю эту местность, но, судя по тому, что говорит Виннету, я бы взялся с десятью или двенадцатью воинами оборонять ущелье от целого отряда могольонов. Таким образом, о серьезном ослаблении наших сил не может быть никакой речи. — Мой брат хорошо сказал, — согласился со мной Виннету. — Мы сразу же поедем к Змеиной горе, и воины нихоров пусть как можно быстрее следуют туда за нами. Может быть, мы пошлем к Быстрой Стреле еще одного или нескольких гонцов; и пусть он делает именно то, что мы скажем ему. Эти слова апача оказались решающими. Один из нихоров уехал, чтобы передать их своему вождю. Я, естественно, очень желал осмотреть содержимое бумажника, добытого мною в вигваме Мелтона, но открывать его в отсутствии законного хозяина было бы по меньшей мере неэтично. Мои спутники, видимо, думали точно так же, раз до сих пор и полсловом не заикнулись об этом. И вдруг Данкер сказал: — Сэр, мы забыли о бумажнике. — Его содержимое нас ничуть не касается. — Это верно, но вам ведь полагалось бы, по крайней мере, убедиться, что вы взяли именно тот бумажник, который нам нужен. Мелтон может спрятать свои деньги и в совершенно ином месте. — Гм! Это вполне вероятно. Но мне хотелось бы впоследствии доказывать, что мы не вскрывали его бумажник. — Почему? Уж не принимает ли мистер Фогель нас за мошенников и негодяев? Будьте же благоразумны! Если у меня в кармане лежит орех, почему бы мне не узнать, пуст ли он или со здоровым ядрышком? А если вы взяли не тот бумажник? Вам же непременно надо узнать, в чем там дело, сэр! Если впоследствии вы вручите вашему мистеру Фогелю пустой кошелек, то вряд ли вас поблагодарят за то, что вы жертвовали собой ради него и даже рисковали своей жизнью. Он был полностью прав, и все остальные придерживались того же мнения. Я вытащил бумажник и раскрыл его. Он был изготовлен по образцу портмоне для банкнот и внутри оставался совершенно сухим. В каждом его отделении хранился кожаный конверт на застежке из того же материала. Я вытащил застежку из прорези и обнаружил разложенные в конверты (для каждой страны по отдельности) американские, английские, немецкие, французские и иные государственные и банковские ценные бумаги с умопомрачительными цифрами. Тут было целое состояние, подобное которому людям, пожалуй, редко когда доводилось держать в руках, исключая, конечно, банковских воротил; я понял это, даже не открывая всех пакетов. — Тысяча чертей! — вскрикнул Данкер, вытаращив глаза. — Это миллионы! Сын моего отца отдал бы все, что угодно, лишь бы старый Хантер был моим дядей или еще каким родичем! Шеттерхэнд! Позволь нам все же разок пересчитать эти бумажки! — Нет, — ответил я. — Мы убедились, что я раздобыл нужный бумажник. Этого достаточно. Первым, кто сосчитает бумаги, должен быть их владелец. Я снова убрал кожаные конверты в кошелек, закрыл портмоне и опять спрятал его. В одной из секций бумажника я заметил, помимо конверта, несколько бумаг, но не стал их вынимать, ибо Данкер вполне мог развернуть и прочитать их. Мы покинули Тенистый источник, взяв курс на северо-восток. Виннету возглавил наш отряд. Настала ночь, но апач, как обычно, так хорошо знал свое дело, что ни на шаг ни вправо, ни влево не отклонялся от прямого пути. Небо было звездным, а воздух — таким чистым, что было видно довольно далеко. Через три часа довольно быстрой скачки мы увидели темную громаду горы. — Это Змеиная гора, — констатировал апач. Мы сделали крюк, обогнув низкий восточный отрог горы, и подъехали к ней с северной стороны. Теперь поросшие лесом пологие склоны горы лежали по левую руку от нас. Лес отдельными клиньями вдавался в ровную пустошь, которую мы объехали, чтобы добраться до источника, где хотели остановиться на отдых. Едва Виннету обратил внимание на то, что мы уже поблизости от него, как внезапно остановил свою лошадь. — Тихо! Ни звука! — прошептал он. Тотчас мы наклонились вперед и положили на морды лошадей ладони, дабы удержать их от фырканья. — Что там такое? — тихо спросил я. — Ты что-нибудь увидел? — Нет, но чувствую запах. Он сильно втянул ноздрями воздух и сказал: — Там горит костер. — Где?