— Это вас не касается! — Ошибаетесь! Это очень нас касается, потому что они принадлежат законному наследнику старого Хантера. — Покажите мне этого наследника! — Мы это сделаем. — Что? Как? Как нагло вы врете! — И он злорадно захохотал. — Мастер Фогель свободен. Мы вызволили его из туннеля, в конце которого он был привязан к столбу. — Что? Он у вас? — воскликнул тот, пытаясь вырваться из веревок. — Кто показал вам это место? — Никто. Мы нашли его сами. — Не может быть! Кто-то вам показал! — Мы не нуждаемся в предателях из вашей шайки. Наши намерения известны только нам. — Все же вы могли проникнуть вниз только через комнаты Юдит! Как она себя чувствует? — Прекрасно! — А мой сын Джонатан? — Тоже. Оба они нам бесконечно дороги и поэтому в скором времени обвенчаются с виселицей! — Как? Джонатан арестован? — А вы полагаете, он чем-то лучше вас? — Арестован, арестован, — простонал он, скрипя зубами. — Вас же было всего четверо! — Даже трое, потому, что один находился у вас в плену. — Дьявол вам помог. Но денег вы не получите! Они так хорошо спрятаны, что вам даже с помощью черта их не найти! — Деньги будут наши! — Никогда, никогда! Хоть вы из кожи вон вылезете! Забирайте то, что мы предложили вам через Юдит, и убирайтесь. Мой сын спрятал золото очень хорошо! Никто, кроме него самого, не имеет доступа к этому месту! — Даже вы? — Даже я. — А Юдит? — Я думаю, он ничего ей не сказал. — О, любовь доверчива! — Может быть, но не настолько. Вы ничего не найдете! Какая польза вам от того, что вы схватите нас и сдадите полиции? Денег вам это все равно не принесет. — Неужели заговорил ваш рассудок? — Вы удивительно бессердечны! Предлагаю вам сделку: оставьте нам свободу и забирайте деньги! Теперь у вас есть выбор. Либо вы арестовываете нас и остаетесь без денег, либо мы свободны, и деньги ваши. — Сколько вы нам дадите денег? — Я предлагаю вам вдвое больше того, что предлагала вам Юдит. — Тогда наследник получит только гроши. А вы — миллионы и свободу! А почему, интересно, вы решили, что я передам вас полиции? Я совсем не желаю так долго вас за собой таскать. — Тогда что вы собираетесь со мной сделать? — У нас есть пули. — Сэр, это же будет убийство! — Нет, всего лишь справедливое возмездие. Вспомните ваши дела! В Форт-Юинте вы убили офицера и двух солдат, в Форт-Эдуарде — тюремщика, в Тунисе — подлинного Хантера. А сколько раз вы посягали на мою жизнь! У меня есть полное моральное право вас прикончить. И ваш сын также не заслуживает лучшей участи. Я еще не беру в расчет смерть вашего брата. Вы чудовище, и человек, который уничтожит вас, как бешеную собаку, будет достоин благословения Божьего. — Чем поможет вам это благословение, если его нельзя выразить в деньгах? — Существуют другие, более ценные вещи, чем деньги. Впрочем, вы этого никогда не поймете. Вы много раз ускользали от меня, чтобы причинить зло людям. Но теперь вы в моих руках, поэтому можете забыть о свободе. Мы посоветуемся насчет вас. Очень может быть, что наступающий день станет для вас последним. — У вас ничего не выйдет, потому что вы не вправе меня судить! — Мы находимся на Диком Западе и поступаем по его закону. Жизнь за жизнь — таков закон прерий. — Одумайтесь, сэр! Мы можем все разделить поровну… — Нет, нам нужны все деньги. — Этого вам не видать! Мое последнее предложение: вы получаете половину, или ничего. — Нам достанется больше! — Ничего вам не достанется, ничего! — яростно завопил он. — Даже если вы убьете нас, уничтожите! Мне плевать на смерть! Я умру со счастливой мыслью, что вы как были нищим, так им и останетесь. Денег вам никогда, никогда, никогда не найти. Это свое тройное «никогда» он буквально проорал. Я спокойно ему ответил: — Прекратите истерику! Мне известно о кожаной сумке вашего сына. — Кожаной… — повторил он, почти задохнувшись. — Вы ее видели? При этом у него был такой вид, как будто его жизнь зависела от моего ответа. — Видел. Но не в этом дело. Любоваться там нечем. — Мистер, может, она у вас? — Но это же сумка вашего сына, она не имеет к вам никакого отношения. Однако у вас тоже есть деньги — ваша доля и доля вашего брата, которую вы у него отняли. — Это мои деньги, — прорычал он. — Вам их никогда не получить. Если золото чертенка Джонатана засверкает у вас в руках, благодарите своего дьявола. А мое золото — оно мое, и больше ничье. И не смейте тянуть к нему руки! — А что вы скажете насчет собственных ног? Он встрепенулся. Казалось, глаза его вот-вот вылезут из орбит. — Вы полагаете, я настолько глуп, чтобы прятать деньги в носках? Они натерли бы мне мозоли, — нашелся он. — Не в носках, а в голенищах сапог. Он сглотнул слюну и, сдерживаясь из последних сил, произнес: — В сапогах? Так разуйте же меня! Трясите сапоги как вам будет угодно, но оттуда вы не получите ни цента! И вдруг он резко откинул голову назад, закрыл глаза и тихо пробормотал: — В голенищах… сапог… Неожиданно вскочив со своего кресла, устроенного между ножками стола, он проревел: — Только попробуй прикоснуться к моим ногам, презренная собака, только рискни! Я вырвусь из этих веревок и разорву вас, тебя и твоего мерзавца Виннету, на тысячу клочков. Лицо его стало багровым. — Ничтожество, мы вынуждены до поры до времени оставить тебя в живых, но, конечно, ненадолго. Нам плевать на твои угрозы, понял? Сейчас мы тебя развяжем, и ты пойдешь с нами! — Куда? — спросил он, заметно успокоившись после того, как мы не стали трогать его сапог. — Увидишь! Если будешь вести себя прилично, мы тебе ничего плохого не сделаем, а если нет — пеняй на себя! Мы отвязали его от стола и освободили его ноги. Он вышел с нами из хижины, спустился на ближайшую террасу и оказался в жилище Юдит. Там мы опять связали ему ноги и оставили в комнате, примыкавшей к той, где был вход в туннель. Здесь было гораздо темнее. Юдит вместе с караулившим ее Эмери находилась через три комнаты от него. Я пошел к ним. Юдит сидела на стуле, повернувшись спиной к Эмери, моего появления она как будто и не заметила. — Когда мне сменить тебя на этом посту? — спросил я англичанина, глаза которого были закрыты, а рука поддерживала склонившуюся на бок голову, это была поза спящего, но при звуке моего голоса Эмери тотчас же вскочил и проговорил: — Я устал и немного вздремнул.