Несколько секунд она хранила непроницаемое выражение лица, потом, усмехнувшись, произнесла: — Вы сказали, что мне нечего бояться и стыдиться: опасности нет. Следовательно, я могу открыть вам имя своего жениха. — Его зовут Джонатан Мелтон, а его отца — Томас Мелтон, не так ли? — Совершенно верно. — А его дядя носит имя… — Гарри Мелтон. — Знаете ли вы, где в настоящее время находится Гарри Мелтон? — Вам это известно лучше, чем кому-либо другому! Ведь это вы его задушили. — Откуда вам об этом стало известно? — Мне сказал об этом его брат. И еще он сказал, что от таких бандитов, как вы, можно всего ожидать, даже убийства с целью грабежа. — О! Неужели, по-вашему, мы похожи на насильников? — Конечно, у меня есть для этого веские основания. Разве однажды вы едва не стеганули меня плетью? — Буду с вами откровенен: я и сейчас с трудом сдерживаюсь, чтобы не дать выхода своей ярости. Но не будем о наших эмоциях. Лучше говорить только о деле. Итак, если вам известно имя вашего жениха, то вам должно быть понятно, почему я здесь нахожусь? — Да. Он все мне рассказал. — И вас это не смущает? Отдаете ли вы себе отчет в том, что он вор? — Вор? Разве? Можете, если хотите, называть это так, но все дело в том, что подходящее одному не подходит другому. Джонатан… Мне и в голову не приходило уличать его. — Я понимаю вас. Вы разорены. Вам сейчас принадлежат только камни и глина, которые вы претенциозно именуете замком и которые может отспорить у вас любой индеец. И вам очень хочется, чтобы ваш Джонатан вступил во владение огромным наследством, которое вы потом приберете к рукам. Я прав? — Зачем мне вас обманывать? С какой стати? — А вы не подумали о том, что таким образом становитесь соучастницей преступления? — Но что такое вина, сеньор? По-моему, это то, что отягощает совесть. А мне сейчас легко и хорошо. — Легко и хорошо, говорите? Ну ладно: поскольку вы со мной так откровенны, я тоже открою свои карты. Я пришел сюда, чтобы поймать вашего Джонатана. — Это нам известно, — со смехом ответила она. — Если вы признаете себя его соучастницей, у меня появляется право и, добавлю, желание задержать также и вас. Она изменилась в лице и быстро произнесла: — Сеньор, я — парламентер. Неужели вы посмеете взять меня в плен? — Это в моей власти! — Неправда, это противоречит международному праву! — Да при чем тут международное право? Речь идет об уголовном преступлении. Скажите, я вам обещал, что вы вернетесь в пуэбло? — Нет, но это же само собой разумеется! — Ничего подобного, мы ведь об этом не уславливались. Но, впрочем, я вовсе не собирался вас удерживать. Вы можете беспрепятственно вернуться в ваше «достойное уважения» общество. Могу вас заверить: если снова возникнет необходимость в переговорах, я приложу все усилия, чтобы парламентером были не вы. — Вы не слишком-то любезны! — с улыбкой заметила она. — О нет! Причина в другом. Вы мне не нравитесь, и поэтому я советую вам держаться от меня подальше. — Я вижу, вы держите свое обещание, сеньор: откровенны со мной не менее, чем я с вами. Ну что ж! Продолжим в том же духе. Знайте: я возненавидела вас с первой же минуты вашего появления! — Спасибо! Для меня это поистине великая честь, какой я давно не удостаивался! — И еще, — продолжила она. — Мне доставляет огромное наслаждение вести переговоры с вами. Собственно, о переговорах не могло быть и речи. Я пришла сюда исключительно ради удовольствия сказать вам то, что сейчас скажу. Вы напрасно стараетесь. Вы не получите ни пленника и ни одного гроша из тех денег, о которых грезите. Вам никогда не удастся проникнуть в пуэбло. — Ну это мы еще посмотрим. — Нет, это невозможно! Надеюсь, вы очень скоро сами это поймете. Проскользнуть в котловину быстро и незаметно, когда наши часовые зорко следят за всеми подходами, — надеяться на это может только глупец. — И все же мы попытаемся сделать это! Существуют такие приемы бесшумной ходьбы и неслышных ударов, с помощью которых легко обезвредить пять или десять часовых. Даю вам слово: я доберусь до вас, если только захочу. — Да, шпаги и удары, конечно, серьезные средства. Хорошо, что вы сами напомнили об этом. Мы подготовимся к вашему появлению заранее. Допустим, вы проникнете в нашу котловину, но что вам это даст? Край котловины — еще не пуэбло. — Но туда можно взобраться! — Вы что, всерьез считаете себя всемогущими? Но и в пуэбло вы не застанете нас врасплох. Мы вооружены, и не ждите от нас пощады! Не говоря о том, что никаких денег не видать и в помине. — Напротив, я надеюсь на удачу. — Напрасно! Сеньор, ваша навязчивая идея уже причинила вам столько хлопот! Поверьте, мы вам искренне сочувствуем и поэтому разрешаем еще немного продвинуться вперед. — А что потом, моя любезная сеньора? — Вам, очевидно, известно, где находится Фогель? — Да. — Вот еще одно блестящее доказательство того, что вы, извините, недалекого ума. Какому нормальному человеку придет в голову идея взять с собой на такое дело неопытного мальчишку? А как по-вашему: что нам помешало его убрать? — Вам бы это не принесло никакой пользы. — Ах, вот оно что! В самом деле? — После смерти прямого наследника его права на наследство переходят к ближайшим родственникам, и вы долго были бы незаконной владелицей наследства. — Да мне глубоко безразлично, убьют его или нет. Но Джонатан и его отец определенно захотят с ним расправиться, если я вернусь от вас ни с чем. — Вернетесь ни с чем? Значит, вы хотите поставить нам какие-то условия и внести некие предложения? — Да. Мы можем принести вам выгоду… — Ага! А еще большую себе! — Едва ли! Послушайте, что я вам предлагаю. Вы получите назад ваших лошадей и этого мальчишку Фогеля, который утверждает, что он родственник Хантера… — Прекрасно! — Фогель получит сто тысяч долларов в ценных бумагах, а вы — десять тысяч в таких же ценных бумагах. — Я? — Да. Подумайте над этим предложением. Если вы прикончили дядю Джонатана Мелтона и теперь возьмете его деньги, то станете владельцем солидного состояния. — Совершенно верно, сеньора! — За это мы ничего от вас не требуем, кроме того, что… Она запнулась и пристально посмотрела мне в глаза, прикидывая, как я отреагирую на ее слова. — Кроме чего? — спросил я. — Чтобы вы отказались от преследования Джонатана и его отца и ни с кем, никогда больше не обсуждали этого дела… — О, конечно! Конечно! — Фогель и его родственники, получив сто тысяч долларов, будут молчать так же, как и вы. — Какое великодушие с вашей стороны! — Итак, вы согласны на наши условия? — Да. — Это меня радует! Я, честно говоря, даже и не предполагала, что вы так быстро осознаете свою выгоду. Если вы все трое согласны, то…