— Вы знаете их планы? В самом деле? Вы считаете, что сможете дать им отпор? Не переоцениваете ли вы себя, сэр? — Вряд ли! Вы же знаете меня, хотя еще и не слишком хорошо. Я имею обыкновение брать быка за рога, а не за хвост. Точно так же мы поступим и с могольонами. Мы знаем все. Ваш Джонатан прибудет вместе с могольонами, но мы уготовили им неплохую западню, в которую они неизбежно попадут, и нам нужно будет лишь захлопнуть дверцу за ними. Я точно знаю, что уже через несколько часов смогу показать вам могольонов вместе с вашим Джонатаном в качестве пленников. Казалось, он хотел проглотить меня взглядом, когда говорил в ответ на мои слова: — Пленников? И Джонатана? Тьфу! Да вы никак хотите взять меня на пушку? Это вам не удастся! — Вы мне глубоко безразличны, мистер Мелтон; радуетесь ли вы или злитесь, мне все равно, но я всегда отстаиваю истину, в этом вы скоро убедитесь. — Черт побери! Вы, кажется, действительно верите в то, что несете! Может, так и есть. Впрочем, меня совершенно не волнует, могольоны ли убьют нихоров или те переколотят этих. Мне приходится действовать по несколько иной причине. И если вы человек смышленый, то сможете при этом обстряпать одно очень хорошее дело. Хотите? — Почему нет, если дело честное, — парировал я, весьма заинтригованный тем сообщением, что сидело у него на языке. — Очень честное, необычайно честное, если вы сами тоже по-честному к нему отнесетесь. — Я не плут; и вы могли бы, пожалуй, наконец понять, это. — Я знаю это и как раз потому верю, что могольоны попадут в западню. С этим и связано мое предложение вам. — Так говорите же! — Я хочу получить от вас одно одолжение, одну маленькую, ничтожную услугу, а взамен обещаю вам награду, что неизмеримо больше, чем эта жалкая услуга. — Где гарантии, что вы меня не обманываете? — Верьте мне, сэр! Вы сделаете мне одолжение, лишь получив награду. — В таком случае излагайте, слушаю вас. — Вы велите освободить меня и отдадите мне те деньги, что у меня забрали. — Такой пустяк? Свободу, а в придачу еще и деньги. Что за скромность! — Не будьте таким язвительным, сэр, вы еще вовсе не знаете того, что я вам дам за это! — А что же у вас еще есть? Что вы могли бы мне дать? — Миллионы! — Черт побери! Где же ваши миллионы находятся? — Это я вам скажу лишь тогда, когда вы пообещаете мне свободу и мои деньги. — И я получу деньги, прежде чем придет черед держать обещание? — Да, все ради ваших гарантий. Вы увидите, что я с вами говорю откровенно. — Разумеется. Мистер Мелтон, я, кажется, ошибался в вас, судил о вас неверно! — Это правда. И я предлагаю вам отличную возможность исправить эту ошибку ради вашего же собственного блага. — Прекрасно! При таком серьезном обоюдном доверии дело, пожалуй, выгорит. Миллионы — это кое-что значит! Итак, где они у вас? — Дайте мне сперва требуемое обещание! — Скажите мне сперва, сколько там миллионов! — Два или три миллиона долларов, точно не помню, да это и неважно. Ну как, по рукам? — Да. — Вы даете мне слово, что я стану свободным и получу назад свои деньги? — Да. Как только я получу миллионы по вашей подсказке или с вашей помощью, я тотчас распоряжусь освободить вас и отдам вам деньги. — И я смогу тогда пойти куда захочу? — Да. С той минуты, как я освобожу вас, беспокоиться о вас больше не буду. — Значит, мы договорились? — Конечно. Ну а сейчас деньги! — Сию минуту! Мы должны быть откровенны друг с другом. Скажите-ка, сэр, вы действительно верите, что победите могольонов? — Более того. Мы возьмем их всех в плен, от первого до последнего. — А моего сына тоже? — И его. — Хорошо! Пусть он и мой сын, но поступил со мной как подлец. Он так поделил деньги Хантера, что почти все и заграбастал; я же получил сущий пустяк. Если я его за это выдам, ему только поделом будет. Итак, слушайте! У него при себе черный кожаный бумажник… — Прекрасно! — В этом бумажнике находится портмоне. А в нем — деньги. — Неужели? — Никакого сомнения. Я это точно знаю. Теперь вы довольны? — Пока нет. — Почему? Вы же получите миллионы! Только подумайте: миллионы! Я мог бы с ума сойти оттого, что приходится вам их уступать! — Но вы же водили меня за нос. Я и так получил бы эти миллионы, не давая вам никакого обещания. Джонатан в любом случае мой пленник; я бы непременно нашел у него бумажник. — Как хотите. Но я надеюсь, что из-за этой маленькой хитрости вы не разгневались на меня? — Отнюдь. Но я надеюсь также, что ваши сведения окажутся верными и деньги пока еще у него, потому что я ставил условие, что получу их по вашей подсказке, с вашей помощью! — Так и получается! — А что потом произойдет с Джонатаном? Возможно, речь пойдет даже о его жизни! — Каждый — творец своей судьбы. Я не могу ему помочь. Он слишком мало мне дал, обманул меня; я от него отрекаюсь, и мне совершенно все равно, что с ним станется. Если он умрет, то мне того и надо, я хоть потом отдохну от него. Ну а вы при этом обстряпаете очень хорошее дело, гораздо более выгодное, чем мое! Вот так отец! На меня повеяло таким ужасом, словно бы мне на спину положили кусочек льда. Однако я превозмог себя и невозмутимо ответил: — Да, награда очень высока, но меня она не вдохновляет, я ведь уже богат, владею миллионами. При этих словах я постучал по бумажнику. — Хотел бы я на них посмотреть! — улыбнулся он. — Ну, так я охотно сделаю вам это одолжение. Это вас, пожалуй, все-таки немного позабавит. Итак, поближе сюда! Вот, вот, вот и вот! Я вытащил бумажник, открыл его и с каждым словом «вот» подносил к его глазам один из конвертов. Ах, что за физиономию он скорчил! Как быстро менялось ее выражение! Глаза его как будто намеревались выскочить из глазниц. Он взметнул голову так высоко, как позволяли его путы, и прорычал: — Это… это… это же… Откуда у вас этот бумажник? О, вы дьявол, дьявол, дьявол! — внезапно выкрикнул он, тупо уставившись на меня. — Да не нервничайте вы так сильно, — ответил я. — Что плохого в том, что я нанес вашему сыну тайный визит в его палатку? Мне только за вас обидно. Вы не сможете сдержать свое слово и не поможете мне обещанными миллионами. Получил-то я их не по вашей подсказке и без вашей помощи. Теперь я вас не смогу выпустить. — Не-е-е-ет? — выдохнул он, и все его тело содрогнулось. — Нет. И деньги вы тоже не сможете получить. Он не отвечал. Его голова откинулась назад, щеки впали, а глаза закрылись. Я полагал, что, получив столь сильный удар, он впал в обморок; я уже повернулся, чтобы уйти, как звук моих шагов пробудил его к жизни. Он выгнулся так, что затрещали ремни и изогнулся колышек, и рявкнул: — Ты, порождение ада! Ты знаешь, кто ты? Сатана, живой Сатана! — Чушь! Дьяволом был твой братец; я всегда его так называл, с первой минуты, как увидел. А ты — Искариот, предатель. Всем, кто сделал тебе добро, ты отплатил злом. Ты у своего собственного брата отнял и деньги, и жизнь, а только что выдал мне своего сына, единственного своего ребенка. Да, ты — Искариот и умрешь, как тот предатель, который пошел и сам себя удавил. Ты умрешь не от руки палача, а убьешь себя сам. Пусть Бог будет милостивее к тебе, нежели ты сам! Я отвернулся от него и отошел к Францу Фогелю, который стоял поблизости, не замеченный им, и видел, и слышал все, что произошло. — Ужасный человек! — сказал юноша. — Вы не верите, что он еще может исправиться? — Я желаю любому грешнику раскаяния, на небесах радуются каждой заблудшей овце, какую удалось возвратить к праведной жизни, этого не удастся, да и от раскаяния он укроется. Он еще хуже своего брата, более грешен, чем тот, принявший смерть от его руки. Я бы плакал, если бы слезами здесь можно было помочь.