— Да, и, кроме того, позвать его сюда со всеми, кто находится у него. — Тут мой брат прав, ведь иначе Эмери встретил бы возвращающихся могольонов. Последние слова Виннету означали, что он решил отослать могольонов назад и, следовательно, не считать их пленниками нихоров. Я держался того же мнения. Первые шаги, которые я сделал, причинили мне порядочную боль, но приходилось терпеть. Позже боль несколько утихла, но ненамного. Тем не менее я заставил себя пройти по плато распрямившись, с поднятой головой и отправиться в сторону ущелья. Когда я приблизился к лесу, нихоры радостно окликнули меня. Слева, вблизи от края каньона, тремя длинными рядами сидели на корточках могольоны, причем каждый держал поводья стоявшего за ним коня. Они смотрели на мое приближение и, пока я проходил мимо них, пристально, глазом не моргнув, вглядывались в меня; но в то же время с их полуоткрытых губ срывались тихие слова, по их лицам я понял, что падение с коня ничуть меня не опозорило. Отослав одного из нихоров гонцом, я снова вернулся к Виннету. Оба могольона улеглись на том же месте, где прежде стояли. Виннету сидел рядом с их вождем; я подсел с другой стороны от него, а Быстрая Стрела расположился по-индейски на корточках напротив нас. Через некоторое время Крепкий Ветер начал шевелиться. Сперва он захотел подвигать руками, но ему мешали путы, потом он открыл глаза. Его взгляд упал на меня. Он пристально всмотрелся в мое лицо и спросил: — Бледнолицый! Кто ты? — Меня называют Олд Шеттерхэндом, — ответил я. — Олд Шеттерхэнд! — повторил он с ужасом. Затем закрыл глаза. Казалось, ему хотелось подумать, но с трудом удавалось собрать свои мысли; я заметил это по быстро менявшемуся выражению лица. Наконец он снова поднял веки и сказал: — Я связан. Кто велел скрутить меня? — Я. Он опять закрыл глаза; когда он открыл их, зрачки слегка поблескивали. Теперь сознание полностью вернулось к нему. Он, казалось, хотел просверлить меня взглядом, произнося: — Я припоминаю. Ты взобрался на дилижанс, прыгнул на землю, а потом на моего коня. Больше я ничего не помню, ведь ты схватил меня за шею, чтобы удушить. — Ты заблуждаешься. Я не собирался тебя душить и убивать, а хотел лишь на время устранить. Это мне удалось. — Да, это тебе удалось. Бледнолицый прыгает на моего коня, уезжает вместе со мной, лишает меня чувств и делает пленником. Тому, кто прежде осмелился бы мне сказать, что такое возможно, я проломил бы томагавком голову. Я никогда не смогу снова взглянуть на моих воинов. Позор — попасть в плен таким образом. — Нет. Ничуть не позорно быть побежденным Виннету или Олд Шеттерхэндом. — Но ты заберешь мои амулеты! — Нет. Я оставлю их тебе. — Или мой скальп! — Тоже нет. Ты когда-нибудь слышал, чтобы Виннету или Шеттерхэнд сняли скальп со своего врага? — Нет. — Итак, ты сможешь сохранить и свой скальп, и свою жизнь. Неужели все еще думаешь, что не сможешь больше показаться перед своими? — Нет. Теперь я знаю, что мне нечего стыдиться. Олд Шеттерхэнд одолевал таких вождей, которых еще никто до него не побеждал; побежденные и потом оставались в почете. Но разве ты не был у юма в пуэбло? — Я был там вместе с Виннету. — Как же вы потом ехали? — В сторону Змеиной горы, а оттуда — сюда. Я сказал правду, не делясь с ним подробностями. Он долго смотрел на меня задумчиво-хитрым взглядом, а затем спросил: — Разве на тебя не напал по пути один бледнолицый? — Да. — Откуда у тебя дилижанс, на котором ты сидел, когда приехал? — Теперь дилижанс принадлежит мне, — уклончиво ответил я. — Уфф! Еще никто не слыхал, чтобы Олд Шеттерхэнд и Виннету разъезжали на дилижансе! Где Виннету? — Здесь, с другой стороны от тебя. Вождь повернулся к Виннету и сказал: — Знаменитый вождь апачей пощадил моих воинов; он не хотел стрелять в них. Сколько воинов нихоров находится здесь? Я ответил вместо Виннету: — Столько, что вам не удастся уйти от них. — Почему они окружили плато? — Чтобы схватить вас. — Но разве он был уверен, что мы прибудем сегодня? — Поначалу нет. Он узнал об этом позднее от меня. — От тебя? — изумленно спросил он. — От кого же тогда ты узнал об этом? — От тебя. Я подслушал тебя у Белой Скалы. — Уф! У Белой Скалы? Совет собрался посреди нашего лагеря! — Я там был. Вы говорили так громко, что я мог слышать каждое слово. Он надолго остановил на мне совершенно особенный взгляд. В нем не было ненависти, мстительности или чего-то подобного. Затем спросил меня: — Ты видел всех, кто там, у воды, участвовал в совете? — Да. Там был также бледнолицый, которого зовут Мелтоном. — Он сказал нам, что ты наш враг! — Он солгал вам. Олд Шеттерхэнд — друг всех краснокожих, которые не относятся к нему враждебно. — Тебе известно, где сейчас находится Мелтон? — Он поедет навстречу своей скво, с которой жил в пуэбло. Этот дипломатичней ответ успокоил его, я видел это по его лицу. Он предположил, что мы не встретили Мелтона с его пятьюдесятью воинами, и хотел надеяться на спасение. Затем он продолжил расспросы: — Ты был у Тенистого источника? — Да, вечером после вашего совета, когда я находился на пути к нихорам. После длительного раздумья он продолжил: — Почему оба старейших воина моего племени сидят здесь? — Они прибыли посоветоваться с тобой об условиях, на которых ты снова сможешь стать свободным. — Какие это условия? Он пока не удостоил ни единым взглядом сидевшего прямо перед ним вождя нихоров; теперь тот ответил: — Об этом тебе надо спрашивать меня. Могольон произнес, глядя в пространство: — Я говорю с Олд Шеттерхэндом, и ни с кем иным. Итак, какие это условия? Я объяснил ему: — Вы непременно лишились бы ваших жизней и еще ваших скальпов, ваших амулетов, ваших коней и оружия и всего того, что у вас есть; но мы, то есть Виннету и я, поговорим с вождем нихоров, чтобы он не слишком строго спрашивал с вас. — Почему он должен спрашивать с нас? — Потому что он — победитель. — Ты ошибаешься. Нас победили Олд Шеттерхэнд и Виннету, и, значит, только им мы позволим ставить нам условия. Я готов выслушать их от тебя.