— Узел развязан, но не тот, о котором думает Черный Коршун, а совсем другой. После этих слов Виннету пришел назад к нам, чтобы сообщить мне об удаче нашей задумки. Так как все обошлось хорошо, мимбренхо расшевелил золу, под которой тлело несколько угольков, всколыхнулся небольшой язычок пламени, в огонь подложили новое топливо, и вскоре костер пылал так же ярко, как и прежде. Виннету снова лег рядом со мной. Мы притворились спящими. Нам доставляло удовольствие видеть, какими глазами Черный Коршун уставился на Темное Облако; он разглядел, что его недавний собеседник связан. Это его удивило, но очень скоро его озабоченное лицо разгладилось, потому что Черный Коршун, казалось, нашел решение загадки: вероятно, вздремнувший мимбренхо очнулся и зашевелился, это услышал Темное Облако и быстро вернулся на свое место, до поры до времени слегка набросив на себя путы, чтобы подождать, пока все в лагере успокоятся. Вскоре я уснул. Мимбренхо дежурил первую часть ночи, Виннету — вторую, а я третью. Проснулся я при двойном освещении: пылал костер, а над нами стояла полная луна. Прежде всего я направил свой взгляд на Черного Коршуна. Он притворялся спящим, но не спал, все еще поджидая Темное Облако. Я сел таким же образом, как до меня сидел мимбренхо, повернувшись спиной к Облаку, но улавливая с тихим удовольствием те злобные взгляды, которые бросал время от времени Коршун на своего товарища, поведение которого он никак не мог себе объяснить. Ночь прошла, наступил день, и я разбудил Виннету и мальчугана. Черный Коршун больше не мог совладать со своим гневом. Лицо его покраснело, глаза метали молнии в соплеменника, не сдвинувшегося с места в течение всей ночи и отказавшегося ему помочь. Виннету тоже заметил это, подошел к пленнику и сказал, растянув рот в насмешливой полуулыбке: — Черный Коршун думает, что он великий воин, но он еще даже не научился скрывать свои мысли. Я читаю по его лицу, что он гневается на Темное Облако. — Вождь апачей видит вещи, которых на самом деле нет! — Что Виннету увидит, то уже существует. Почему это Темное Облако не убил сторожа? Трое караулили, и притом повернувшись к Темному Облаку спиной. Темное Облако мог ударить сзади или заколоть сторожа, а потом освободить остальных юма. — Виннету говорит странные вещи! — Черный Коршун, пожалуй, очень хорошо меня понимает. Ведь Темное Облако подползал к нему, чтобы разрезать ремни, но почему-то оставил это занятие и снова улегся спать. Хороший сон лучше свободы! Тогда у разозленного юма вырвалось: — Темное Облако — не воин и даже не мужчина, это — старая женщина, которая убежит от любой лягушки или жабы! Оскорбленный услышал эти слова и сейчас же выпрямился, насколько это позволили ему связанные ноги и руки, и обратился к своим товарищам: — Что сказал Черный Коршун? Он назвал меня старой женщиной? Да он же сам известен в нашем племени как трусливая баба. Если бы он был мужчиной, то не позволил бы поймать себя вчера вечером! — Но и тебя же самого взяли в плен! — возразил ему на это Черный Коршун. — Почему же ты дал себя пленить? И вовсе не вечером, а еще при свете дня! Что за глупость — сначала освободиться от пут, а потом, испугавшись, снова наложить их на себя! Тут между двумя юма пошел обмен резкими выражениями. Они бы наверняка убили друг друга, если бы не были связаны. Виннету положил конец этой ссоре, честно объяснив все происшедшее ночью Черному Коршуну. — Ты… это был ты?! — вырвалось у смущенного Коршуна. — Но это же невозможно! Я же узнал Облако по голосу! — Ты не только слепой, но и наполовину глухой, потому что слышал мой голос. Ты сказал мне все, что я хотел знать, а потом я от тебя ушел. — Нет, вы только подумайте! — крикнул Темное Облако. — Он принял вождя апачей за меня и разболтал ему все наши тайны. Пусть падет позор на его голову! Он должен быть изгнан из племени! — Но и ты, Темное Облако, точно так же, как и он, больше не будете принадлежать к племени юма, потому что вы все попробуете вкус наших пуль, прежде чем мы уедем отсюда, а потом солнце заглянет в ваши раскроенные черепа и увидит, что там никогда не было мозгов! Угроза испугала юма так, что они замолчали, но зато теперь заговорил другой, а именно ученый законник. Полицейские уже доложили своему начальнику о том, что мы задумали. Он узнал, что мы хотим убить юма и уехать, не развязав ни его самого, ни его спутников. Теперь, когда он услышал последние слова Виннету, он подумал, что пришло время отъезда, то есть расправы над индейцами, и в страхе обратился ко мне умоляющим голосом: — Сеньор Шеттерхэнд, правда ли, что вы хотите расстрелять краснокожих? — Да, я не буду скрывать это от вас, — ответил я. — В ближайшие четверть часа. А потом мы уедем. — А как же мы? Перед этим вы же освободите нас! — Нет. Я уже говорил вам, что нас это не интересует. — Но подумайте, что тем самым вы совершаете убийство, дражайший сеньор! — Как же тогда поступить с вами? Вообще-то я попробую простить вас, после этого уважительного обращения «дражайший сеньор». Я отказываюсь от этого титула, которым вы прежде величали уже воина юма. Кажется, вы можете быть вежливым только тогда, когда начинаете дрожать за свою шкуру. — Нет, нет! Я могу быть вежливым и заранее благодарен вам за наше освобождение. Вы не должны больше услышать от нас ни одного несправедливого слова, если развяжете нас. Я понял, что мы были неблагодарными, что без вас мы бы погибли. Асьендеро тоже пришел к такому выводу, не правда ли, дон Тимотео? — Да, сеньор Шеттерхэнд, — послышался робкий голос. — За эту последнюю ночь я так много передумал и теперь знаю, что все случившееся со мной никогда бы не произошло, если бы только я послушался ваших советов. Они оба смиренно просили. Ночь, которую они провели привязанными к дереву, сделала их послушными. Это было как раз то, к чему я стремился, и тогда-то я спросил несколько более дружественным тоном: — Но что же вы будете делать, если я развяжу вас? Вернетесь в Урес и начнете преследовать меня, как вы мне угрожали? — Нет, нет, что вы! — ответил асьендеро. — Я приехал сюда, чтобы поймать Мелтона и потребовать от него возвращения всего, что он у меня отнял. Этой цели я не смогу добиться в Уресе. Если вы будете так добры и снова нас развяжете, то мы поедем с вами в Альмаден-Альто, чтобы наказать там обманщика. — Да, мы поедем с вами, — согласился законник. — Мы посчитаемся с негодяем и совершим подвиг, победив в сражении юма! — Тогда уж я лучше оставлю вас повисеть на деревьях, потому что твердо убежден в одном: мы куда легче и гораздо быстрее достигнем цели, если вас рядом с нами не будет. Вы же снова наделаете глупостей. — Нет, нет! Мы обещаем во всем вас слушаться и ничего не делать, не испросив предварительно вашего согласия. — Если вы твердо намерены выполнять это обещание, я позволю согласиться, но предварительно вы подпишете несколько строчек, которые я занесу на всякий случай в свою записную книжку. В них говорится, что у вас нет ни малейшего повода преследовать меня и Виннету, которым вы как своим спасителям чрезвычайно благодарны. — Вы получите эти подписи. Что еще? — Вы должны обратиться к Виннету. До сих пор вы только меня просили о своем освобождении, но его право голоса в этом деле такое же, как у меня. Они кивнули головой, но апач им не ответил, а пренебрежительно бросил, адресуясь ко мне: — Бледнолицые похожи на блох, никому не приносящих пользы и никого не щадящих, даже того, на ком они сидят. Если Олд Шеттерхэнд захочет таскать с собой паразитов, это его дело. Вождь апачей ничего против не имеет. После этого я развязал ремни. Пленники действительно испугались, что их бросят связанными. Это выявилось только теперь, когда они схватили мои руки, чтобы поблагодарить. Я посчитал ненужным отталкивать их от себя, потому что их изъявления благодарности были прерваны с другой стороны — с той, о которой я меньше всего думал. А именно, точно на том же месте, где вчера мы с Виннету достигли водоема, кусты раздвинулись, и кого же мы увидели? Молодого мимбренхо, которого я посылал с сообщением к тем пятидесяти воинам, которые шли вместе со стадами. Поскольку он так быстро вернулся, то должно было что-то случиться, и притом наверняка нехорошее. Он протянул своему брату руку, а потом, повернувшись ко мне и Виннету, сообщил: — Оба моих взрослых брата оставили такие ясные следы, что я мог легко пройти по ним. К сожалению, вчера стало уже темно, прежде чем я успел добраться до этого места, и я должен был, чтобы не потерять следы, дожидаться утра у самого поста. — Мой юный брат, — ответил я, — вскоре после того, как он нас оставил, должен был снова повернуться и ехать за нами. Я послал его навстречу его братьям. Почему же он не выполнил поручения? — Он его выполнил. Как бы мог он осмелиться действовать вопреки приказаниям Олд Шеттерхэнда и Виннету? Я встретился с моими братьями и привел их сюда. — Но это же невозможно! Стада, которые движутся так медленно, должны были достигнуть асиенды, по моим расчетам, самое раннее завтра. — Наши воины смогли прибыть раньше, потому что они вынуждены были оставить стада. На них напали юма. — Что? Кажется, что вся округа кишит толпами юма. Мы захватили Большого Рта с его людьми, но там, в Альмаден-Альто, стоят три сотни юма, и вот оказывается, что есть еще третий отряд юма, который нападает на стада! Просто удивительно! — Олд Шеттерхэнд еще больше удивится, когда узнает, что в этом отряде оказался Большой Рот. — Большой Рот? — спросил я почти испуганно. — Но он же находится в руках твоего отца и должен быть перевезен вместе с другими пленными к вигвамам мимбренхо! — Так оно и было, но ему, видно, удалось освободиться. Потом он во главе большого отряда воинов юма напал на стада. — Погонщики, конечно, сопротивлялись? — Очень немного. Их было всего пятьдесят, а Большой Рот собрал несколько сот воинов. Нескольких мимбренхо убили, многих ранили. Они увидели, что сопротивление бесполезно, и решили укрыться в асиенде, где, как они знали, находятся Олд Шеттерхэнд и Виннету. Поэтому они пришли гораздо раньше, чем предполагал мой большой белый брат. — Почему же они побежали в этом направлении, а не к северу, где находится твой отец? — Ну, во-первых, дорогу туда им перегородил Большой Рот; затем, во-вторых, они должны были предположить, что встреча с моим отцом маловероятна, так как к асиенде они были ближе, чем к отцу. Они также верили, что понадобятся Олд Шеттерхэнду и Виннету. Я повстречался с ними в лесу, где растет большой Дуб жизни, и быстро поворотил коня, стараясь привести их как можно быстрее к моим знаменитым братьям. Они ждут внизу, на опушке, где следы, по которым мы шли, уходят дальше в лес. Я рассчитал, что первый пост юма находится здесь, и пробрался разведать, как тут обстоят дела. — И ничего не известно, каким образом Большой Рот вернул себе свободу? — Нет. — Значит, у твоего отца и его воинов дела плохи. Кто знает, какой опасности он подвергался, а может быть, еще и сейчас подвергается. Вы были достаточно сообразительны, чтобы послать нескольких людей и узнать о происшедшем? — Да, двое воинов отправились разыскивать моего отца, а еще двое поскакали к нашим пастбищам, чтобы как можно скорее привести оттуда двести новых воинов в Альмаден-Альто. Мы не могли сделать больше. — Нет. В сложившихся обстоятельствах, да еще в спешке, вы сделали вполне достаточно. Приведи своих воинов! Они пришли по моему вызову, хотя, конечно, причина их быстрого появления печальна для нас. Ни один из наших пленников не слышал ни слова из этого разговора, так как мы находились достаточно далеко от них. Я посмотрел на Виннету, он — на меня. В присутствии мальчика я не хотел высказывать ни одного упрека, но теперь, когда сына вождя не было, лицо Виннету стало очень серьезным, такого я вообще у него, пожалуй, еще не видел, и апач сказал: — Пожалуй, Сильный Бизон заслуживает того, чтобы его изгнали из рядов вождей! Считает ли Олд Шеттерхэнд, что все услышанное — правда? — Вообще-то нет, но ведь наш друг помог. В какой гнев приводила его одна мысль, что я хочу отпустить Большого Рта! А теперь тот убежал от него самого! — Мой брат должен к этому добавить, что все юма были связаны и не имели оружия. — А стерегло их свыше сотни воинов мимбренхо! И все же самый предприимчивый из юма и самый опасный для нас враг бежал! — Да, может быть, еще и не один! — Пожалуй, это даже весьма вероятно, что он сумел освободить всех своих людей. Так как он следовал за стадами, имея большой численный перевес, то можно предположить, что на мимбренхо напал значительный отряд юма, конечно, совершенно случайно, который и освободил пленных. — Но ведь Сильный Бизон должен был защищаться до последнего! — И он предпочел бы скорее умереть, чем позволить Большому Рту уйти! Скоро нам придется свидеться с очень опасным противником. Он может угадать, куда мы хотим поехать, и либо будет нас преследовать, не тратя времени, либо с того места, где он захватил стада, отправится прямым путем в Альмаден. Так как нас так мало, то мы должны опередить его. Каждому из нас придется сражаться за десятерых, и то, чего мы не сможем добиться силой, мы должны получить тщательно обдуманной хитростью. В это время подъехали мимбренхо. Я насчитал сорок воинов. Некоторые из них были ранены. Так как четырех из отряда отправили гонцами, то потери убитыми при столкновении с отрядом Большого Рта составили шесть человек. Они сдержанно приветствовали нас, выглядели угрюмыми и ожидали от нас упреков, но мы сдержались, так как упреки нам ничем уже не могли помочь. Мы попросили рассказать, как проходило сражение. Несмотря на значительное превосходство нападающих, они могли защищаться гораздо дольше, но мудро посчитали, что мне будут гораздо нужнее их здоровые руки и ноги, чем геройская смерть. Они не заслужили ни одного упрека — вся вина ложилась только на их вождя. Правда, мы не знали, при каких обстоятельствах сбежал Большой Рот, но ведь было же совершенно ясно, что он никак не должен был уйти.