Было совсем не удивительно, что мой спутник так был хорошо известен даже здесь, в Уресе. Апачи проживали и в более южных местах, особенно с той стороны сьерры[78], в Чиуауа, где они заходили даже до Коауилы, а так как Виннету привык время от времени посещать эти племена своей народности, то слава о его подвигах докатилась и до этих мест, разойдясь не только среди краснокожих, но и среди белых. Да, нимб, окружавший его имя, в представлении белых был даже еще ярче, чем у индейцев, и я часто наблюдал, что охотнее всего рассказы о моем друге выслушивало дамское общество. Он был не только крайне интересный человек, но и красивый мужчина. Истории о его первой и единственной любви, ходившие повсюду, способны были открыть для него сердце любой сеньоры или сеньориты[79]. Очень довольный успехом, которого Виннету достиг своим внезапным вмешательством, я обратился к асьендеро: — Вы посчитали мои вопросы крайне бесполезными, дон Тимотео, но для меня они были исключительно важны, а сейчас станут и для вас чрезвычайно любопытными. Индейцы юма разграбили вашу асиенду и отобрали у вас все. Они, как я думаю, даже обыскали ваши карманы и присвоили все их содержимое? — Конечно. Краснокожие полностью опустошили их. — Они также вывернули карманы Мелтона? — Да. — А как же тогда он выплатил вам две тысячи песо в полновесных звонких золотых монетах? Лицо моего собеседника выразило недоумение, и он ответил медленно, как человек, попавший в затруднительное положение: — Да… откуда он… взял… так много денег? — Задайте вопрос иначе: почему индейцы не отобрали у него эти деньги? — Черт возьми! Об этом я и не подумал! Вы считаете, что деньги оставались при нем? — Да, или у одного из Уэллеров. Две тысячи песо в звонкой монете нельзя укрыть от зоркого индейского глаза. Если Большой Рот отказался от золотых монет, то для этого должна была существовать очень серьезная причина. Может быть, вы сможете догадаться, какая? — Нет. — А ведь она одна-единственная. Чужому или врагу краснокожий такого богатства не оставит, значит, Мелтон был хорошим знакомым, другом, союзником Большого Рта. — Я в это не верю. — Я знал, что краснокожие собираются напасть на вашу асиенду и предупреждал вас об этом, но вы мне не поверили, а я оказался прав. Точно так же и теперь я говорю правду, хотя и неприятную, но вы опять мне не верите. — Мелтон так великодушно обошелся со мной. Я просто не могу предположить, что он стал союзником краснокожих. Если я не ошибаюсь, то тогда вы даже утверждали, что именно он подстрекал индейцев к нападению. — Я не совсем точно помню, что я вам тогда говорил, но если тогда я и не назвал его зачинщиком, то теперь я сделаю это. — И все же вы заблуждаетесь. Мелтон — мой друг! Он доказал это, купив у меня имение! — Да, доказал, но не свою дружбу к вам, а свою измену, доказал, что он иуда и мошенник. Сколько стоила ваша асиенда до нападения? — Этого я не могу сказать, мне больно вспоминать об этой страшной потере. — А, вообще, вы продавали когда-нибудь собственность? — Нет, не приходилось. — Ну, тогда все яснее ясного. Мормон был уполномочен поселиться в этой местности, пустить здесь корни и приобрести землю. Ваша усадьба понравилась ему, но для него она оказалась слишком дорогой. Чтобы сделать ее дешевле, он приказал сжечь поместье. Договор, который он заключил с Большим Ртом, гласил: все награбленное принадлежит индейцам, а опустошенную землю он купил за бесценок. Нападение удалось, добыча была очень ценной, стало быть, индейцы должны были оставить Мелтону деньги. Неужели вы этого до сих пор не понимаете? — Нет, потому что подобная подлость была бы чудовищной. Затем, не кажется ли вам, что опустошенная земля, потерявшая всякую цену, никому не нужна. — Он отстроит поместье заново! — Но это будет стоить дороже, чем стоила асиенда раньше, не считая даже долгих лет, которые он вынужден будет ждать, прежде чем вложенные им деньги принесут прибыль. — Естественно, я рассуждал так же, но здесь есть одно обстоятельство, которого я пока не мог вам раскрыть, но, разумеется, открою. Вы считаете, что Мелтон вернулся на асиенду, однако этого не произошло, потому что мы только что приехали оттуда и должны были бы повстречать его по дороге. Но он оставил там одного человека. — Вы хотите сказать двоих — обоих сеньоров Уэллеров? — Нет. Те тоже уехали, зато остался другой. Может быть, вы когда-нибудь слышали про одного янки, мормона, которого зовут Плейером? — Впервые слышу такое странное имя. — Мы встретили там этого человека. Он сказал нам, что Мелтон вместе с вами поехал в Урес, чтобы оформить покупку по всем правилам. Раз он знал об этом, то, значит, ему об этом сказал Мелтон. Он говорил с Плейером, и, пожалуй, — втайне от вас. Вы не должны были ничего знать о присутствии этого Плейера. — Хм! Конечно, это было бы поразительно! — Когда вы с Мелтоном уезжали с асиенды, оставались ли там оба Уэллера с переселенцами? — Да. Я, разумеется, передал ему немцев. С их помощью он собирался заново обустроить имение, распахать новые поля, посеять травы на лугах и пастбищах, посадить вновь деревья. Уэллеры были наняты как надсмотрщики. — Но их там больше нет; сразу же после вашего отъезда они уехали к Фуэнте-де-ла-Рока. — К Фуэнте-де-ла-Рока? — спросил он удивленно. — Да, Уэллеры вместе с переселенцами. А там, наверху, их поджидает орава индейцев юма! — Возможно ли это? Откуда вы это знаете? — спросил он, выпрыгивая из гамака. — От Плейера, который принял меня за друга Мелтона и все рассказал. — К Фуэнте-де-ла-Рока, к Фуэнте-де-ла-Рока! — повторял асьендеро, проявляя все признаки возбуждения и расхаживая по комнате. — Следует подумать хорошенько, надо и в самом деле поразмыслить, если только это правда, если вы не солгали, сеньор. — Я сказал правду. Плейер поверил мне эту тайну по недоразумению. Позднее он узнал Виннету и убежал. У него нечистая совесть. Здесь находится начало нити, по которой я намерен пойти. Ваша асиенда, даже в разоренном состоянии, по каким-то причинам представляет собой большую ценность для Мелтона. Поэтому я и приехал в Урес, чтобы разыскать Мелтона и вас. Вот вас я нашел, а он уехал, однако не на асиенду, а, разумеется, к Фуэнте-де-ла-Рока, чтобы там соединиться с Уэллерами. Во время моего сообщения асьендеро продолжал ходить по комнате. Теперь он внезапно повернулся на каблуках и выкрикнул, остановившись передо мной: — Сеньор, я догадался. Если он действительно поехал туда, то я догадался, о чем вы хотели бы знать. Я понял, почему асиенда, несмотря на ее уничтожение, имеет для него ценность! — Ну? — спросил я, сгорая от нетерпения. — На землях имения находится ртутный рудник. Он, правда, не разрабатывается, потому что мне никак не удавалось заполучить рабочих, которые боятся нападения индейцев, облюбовавших эту местность. — Я слышал и про это… Дальше я не стал ничего говорить, потому что у меня в голове пронеслась ужасная мысль, которая не казалась такой уж чудовищной, если знать, на что может быть способен Мелтон. Мне вдруг все стало ясно, но вместе с тем росла тревога о судьбе своих соотечественников-переселенцев, за которых только теперь я по-настоящему начал опасаться. Как я мучился, как искал, не находя ответа, а каким легким оказалась разгадка! В мыслях моих и намека не было на старый, заброшенный рудник. И теперь я тревожно спросил: — Где расположен этот рудник? — В горах юма, в пяти днях пути отсюда. — А Фуэнте-де-ла-Рока расположен как раз по дороге? — Разумеется, разумеется! Это-то и ввело меня в заблуждение. — А, наконец-то вы стали заблуждаться? Теперь я понял, в чем дело. Мелтону была нужна не только территория асиенды, но и рудник, причем прежде всего рудник. Если привезти туда рабочих и начать добычу ртути, то там можно получить миллионы. А вы были настолько глупы, что продали ему асиенду, рудник да к тому же еще и шестьдесят трех рабочих за жалкие две тысячи песо. Ну, будете ли вы продолжать свои утверждения, что он честный человек, кабальеро! — Подлец он, негодяй, вор и обманщик, грабитель, дьявол! — в ярости закричал Тимотео Пручильо. — А я — самый большой осел, который только может быть на земле! — Если не самый большой, то все же очень большой, дон Тимотео. Я же вас предупреждал! — Да, вы это делали, вы были правы! — размахивая руками, восклицал он. — Если бы я вам поверил! — Тогда бы мы сидели на вашей асиенде, а нападение юма мы бы отразили с большими потерями для них. — Да, это бы мы сделали! Мы бы не пустили их на асиенду! А теперь они отобрали у меня имение и стада, и у меня нет ничего, совсем ничего! — Ну что вы! Две-то тысячи песо у вас есть! — Не смейтесь, сеньор! — Я не смеюсь. У вас есть две тысячи песо, а еще ваши стада со всем тем, что юма у вас награбили. — Сеньор, вы шутите, и притом жестоко! — Это не шутка, я говорю серьезно. Я не только убежал от юма, но вместе с моим братом Виннету и с воинами-мимбренхо, которых он привел с собой, взял своих врагов в плен. Юма вынуждены были все мне отдать, а теперь их везут к хижинам племени мимбренхо, где они получат по заслугам. А пятьдесят мимбренхо гонят на асиенду ваши стада. Мы поскакали вперед, чтобы предупредить вас. Конечно, мы не подозревали о том, что вы продадите асиенду. От удивления он окаменел, но это было радостное изумление. — Юма в плену!.. Наказание!.. Пятьдесят мимбренхо… на асиенду… с моим скотом!.. Он давился обрывками фраз. Потом внезапно схватил мою руку, пытаясь тащить меня к двери, и попросил: — Пойдемте, пойдемте! Быстрей! Быстрей! Нам надо на асиенду, и немедленно, немедленно! — Вы говорите «мы»? Значит, вы и меня берете с собой? Что же мне там искать? — Не говорите так, сеньор, не надо! Я, конечно, знаю, что у вас есть для этого все причины. Я презирал вас, обижал, оскорблял. Я был поражен слепотой. Но теперь я… О! — прервался он, обращаясь к чиновнику. — Мне в голову пришла одна мысль. Я снова получил свои стада. Нельзя ли будет получить назад также и асиенду, и работников вместе с рудником? Сделка окончательна? — Да, — ответил чиновник.