Сатаки и я Джеймс Шульц и его повести об индейцах notes1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 * * * Сатаки и я Мой отец был членом клана Короткие Шкуры, следовательно, я тоже принадлежал к нему. У меня было много друзей из нашего клана, юношей и девушек моего возраста. Но больше всего я был привязан к Маньяну (Новый Плащ) и его сестре Сатаки (Западная Женщина). Они были из клана Сучки на Верхушке Дерева, который на большом лагерном кругу располагался справа от нас [1]. Хотя их отец, Черная Выдра, был очень богат, а мой собственный – очень беден; хотя они имели все, что дети только могут пожелать, а я не имел ничего, в общении между нами не было различия: они любили меня так же, как я любил их. Мы были почти неразлучны. Когда мне было девять зим, а Сатаки – восемь, ее мать сделала для нее маленький вигвам, в котором были все необходимые вещи и в котором Сатаки могла играть со своими друзьями. Мы навьючили вигвам и все его принадлежности на наших громадных собак, отвезли его за пределы лагери и установили там. Сатаки выполняла домашнюю работу, Маньян и я добывали мясо зверей и птиц, которых мы подстреливали из луков. При этом кролики в нашем воображении превращались в бизонов, а куропатки становились оленями и антилопами. В нашей жизни-игре я всегда был хозяином вигвама, Сатаки – моей женой, а мой младший брат, который был моложе меня на пять зим, – нашим сыном. Временами другие мальчики выражали желание побыть хозяином вигвама, и если я даже соглашался, то Сатаки – никогда. Мне уже шло шестнадцатое лето, когда однажды утром Сатаки прибежала ко мне, крича: – У нас больше не будет нашего маленького вигвама! Моя мать его разбирает! Она говорит, что мы уже выросли и у людей могут возникнуть толки насчет нас, если нам будет позволено играть в вигваме вместе. – Наш маленький вигвам разбирается? О, это плохо для нас, – сказал я. – Нет! Это хорошо, – воскликнула моя мать. – Убрать его посоветовала я. Мой сын, для тебя пришло время делать работу взрослого мужчины. Взгляни вокруг себя! Посмотри, какой у нас истрепанный и старый вигвам! Жилище игрока! Ничего не стоящее покрытие и несколько старых шкур и парфлешей [2]! Если какая-нибудь женщина нуждается в помощнике – настоящем мужчине, то это я. – Я буду твоим помощником! – закричал я. – Клянусь всевидящему Солнцу, с этого дня я буду помогать тебе. И первое, что я сделаю, – добуду хорошие тонкие шкуры самок бизона, из которых ты сможешь сделать кожу для вигвама. – А я помогу твоей матери их выдубить, – сказала Сатаки. – Добрая девушка! – произнесла моя мать, обнимая ее и целуя. – Но вряд ли так будет. Вчера между твоей матерью и мной был разговор. У нее насчет тебя есть определенные намерения. Ты о них скоро услышишь. – Вот еще, ее намерения! – рассмеялась Сатаки. – Я знаю, что могу помогать вам дубить шкуры. Пойду скажу ей об этом и вернусь обратно. Но обратно она не вернулась – с ее прежней девичьей свободой было покончено. Больше никогда не вышла она прогуляться или поиграть. С этого дня, куда бы Сатаки ни шла – даже если направлялась собирать сучья для костра или к реке за водой, – ее везде сопровождала мать или одна из «почти матерей» (ее отец имел семь жен). – Она не возвращается, – сказал я матери некоторое время спустя. – Придет время, и ты встретишься с ней, – печально ответила моя мать. – Это будет, когда Сатаки сменит свою девичью прическу на прическу замужней женщины. – Но она сделает это для меня. Для меня она училась всему, что должна знать хорошая хозяйка вигвама, – закричал я. Мать посмотрела на меня с жалостью. – Черная Выдра – богатый, гордый человек. Может статься, что он никогда не выдаст свою дочь замуж за сына бедняка-игрока [3], – сказала она. – Но Сатаки обещала! Она много раз говорила, что будет моей женой.