– что смерть Уитмена стала результатом преднамеренного действия; – что пожар, уничтоживший виллу «Вояж», угрожавший жизни других участников вечеринки и, возможно, помешавший оказанию своевременной помощи, которая могла бы спасти жизнь Уитмену, был устроен преднамеренно; – что в обоих случаях применялось колдовство. По словам свидетеля, виновницей стала бывшая подруга Уитмена, у которой «был на него зуб»: «Я стоял на лестнице, когда это случилось. Прямо рядом. [Некто] был в ярости. Вне себя. И все в школе могут сказать из-за чего». Свидетель, из уважаемой семьи, говорит, что он и злоумышленник в момент смерти Уитмена находились в отдалении от него. В настоящий момент причиной травмы, повлекшей смерть, называют падение с верхней площадки лестницы. «Так я и понял, что это колдовство. [Некто] смотрел прямо на Дэна, делая руками колдовские жесты – и он тут же упал». Эти события были запечатлены на видео, которое находится в распоряжении полиции. Единственная ведьма в Санктуарии – это Сара Фенн, чья магическая лавка находится на Мэйн-стрит уже больше двадцати лет. Фенн имеет полную лицензию на магическую практику и живет в Санктуарии всю жизнь. Есть сведения, что у ее дочери, Харпер Фенн, был роман с Дэниелом Уитменом. Следователь Мэгги Найт, представляющая полицию штата Коннектикут, которую «Сентинел» спросил, является ли некто, близкий к Саре Фенн, подозреваемым, ответила, что на данном этапе она не имеет права давать комментарии. Никаких обвинений пока не выдвигалось. ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ НОВОСТИ Стр. 2 Материнское горе: эксклюзивное интервью с Эбигейл Уитмен МНЕНИЕ Стр. 12 Не развращает ли наших детей культура «посмотри-на-меня»? СПОРТ Стр. 36 Стадион слез: трогательное прощание с перспективной звездой высшей лиги 30 Мэгги – Со всем уважением, шеф – какого хрена? Я швыряю газету на стол Тэда Болта, пытаясь сделать так, чтобы мой голос не дрожал. – Ваш сын, главный свидетель в обвинении Харпер Фенн – нет, на самом деле единственный свидетель, на данный момент обвиняющий Харпер Фенн – чьи показания, как мы с вами договорились, не будут разглашаться, чтобы не нарушить ход расследования, дал интервью местной газете, и оно на первой полосе. Болт притягивает газету к себе. Неужели он тоже еще ее не видел? Честер отдал ее мне дрожащими руками, когда вернулся из похода за кофе. Оказывается, пачку бесплатных экземпляров завезли в отделение полиции после доставки подписчикам и после того, как пункты продаж получили свои. Я смотрю, как багровая краснота ползет вверх из-под тугого воротника форменной рубашки Болта, пока у него не начинают гореть щеки. Что это: неловкость или гнев? Не может быть, чтобы он об этом знал. Поддержит ли он меня? Он дочитывает статью. Просматривает интервью с Эбигейл Уитмен, напечатанное за ней. Снова переходит на первую страницу. Читает еще раз. А потом его крупные лапищи переворачивают газету и отпихивают ее ко мне по столу. – Наверное, ему надоело ждать, пока вы наконец хоть что-то сделаете, агент. Не могу сказать, что я его виню. У вас есть свидетель и улика. Чего вы так тянете? Вот значит как. Мне приходится спешно соображать. Нужна ли мне, чужачке, поддержка местного шефа полиции в моем расследовании? Или он слишком тесно со всем этим связан? Не слишком ли значителен здесь конфликт интересов? Потому что голубые глаза Болта смотрят пристально и вызывающе. Он действительно хочет, чтобы я приняла заявление его сына и довела расследование до логического финала? – Тэд, если ваш сын прав, тогда несовершеннолетняя девушка, коренная жительница вашего города, с мамой которой вы наверняка знакомы… – кажется, Болт на мгновение отвел взгляд? – …виновна в убийстве с помощью колдовства. Или, если использовать должную терминологию, «в лишении жизни сверхъестественным способом». А знаете, есть кое-что насчет именно этого вида преступлений в Коннектикуте? Благодаря древней, не отмененной поправке, оно влечет за собой высшую меру наказания. Харпер Фенн казнят. Болт мгновение молчит. Мои слова попали в цель? Понял ли он, что именно в его силах положить этому конец? Что сейчас еще не слишком поздно? Однако его слова убивают мою надежду. – Вы хотите сказать, что ничего не предпринимаете по этому делу, потому что не принимаете законодательство нашей страны? Разве вы не зоветесь блюстителем… блюстительницей закона, агент Найт? Разве это не ваша обязанность – следить за соблюдением законов? – Конечно, да. И я это делаю. Но с одной стороны у меня слова вашего сына и размытое видео, а с другой – никаких официальных данных, которые указывали бы на то, что Харпер Фенн – ведьма. Я была бы благодарна, если бы вы объяснили Джейкобу, что подобные выходки только мешают. Это не та решительная отповедь, которую я надеялась дать, черт подери. Я хватаю газету и иду искать Честера. Хватит с меня этого дерьма. Нам срочно нужен следователь-маг. 31 Эбигейл – Бросить все это? – кричу я мужу. – Речь идет о жизни твоего сына! Майкл нагибается и хватает меня за запястья. Он сжимает их одной крупной ладонью – трафарет ловких рук Дэна, бросающих мяч – и мне больно. – Эбигейл, ты ведешь себя неразумно. Предоставь все полиции, иначе превратишь нас обоих в посмешище. – Мне наплевать, что думают другие. Я не перестану бороться за Дэниела! – Имей хоть немного гордости, – говорит мой муж. – Все блага в твоей жизни ты получила от меня, и так ты выказываешь мне уважение: делясь нашими проблемами с этой газетенкой! Как, по-твоему, это отражается на мне? Он не представляет себе, насколько сильно ошибается. Всеми благами жизни Майкл обязан мне. Его звание профессора. Дом, который мы смогли купить. Шале в горнолыжном поселке в Вермонте, каникулы в Европе и на Карибах. Все это сделала я, потому что обратилась к Саре. Я прикусываю язык. Мне нельзя об этом говорить, если я хочу сохранить наш брак. Я ведь хочу, чтобы Дэниел смог вернуться в семью. Дэн преклоняется перед отцом – хвастается, что он – профессор Йельского университета. Он никогда не хватался мамой-домохозяйкой, но меня это не задевало. Успех отца – это просто еще один подарок, который я сделала моему мальчику. – Даже сейчас, когда Дэниел ушел, ты ставишь его выше меня. Он умер, Эбигейл. Отпусти. Его. И я не выдерживаю. – Есть ли что-то более мерзкое, чем мужчина, который ревнует к своему собственному сыну? Как насчет мужчины, ревнующего к своему мертвому сыну и вымещающего это на своей безутешной жене? Майкл моментально нависает надо мной, тыча пальцем чуть ли не в самый мой глаз. Я отшатываюсь, презирая себя за это. – Не смей так со мной разговаривать. Ни сейчас. Никогда больше. Он отстраняется – и я вздергиваю подбородок. Голова у меня на уровне его груди, так что мне приходится снизу вверх смотреть в эти глаза, которые только недавно обзавелись очками для чтения в тонкой металлической оправе. И на эту густую шевелюру, которая даже в пятьдесят не начала редеть, хоть и засеребрилась на висках. Классический облик уважаемого профессора. Его переживут его труды. Его вклад в науку. Те блестящие исследования филовирусов, которые, возможно, в будущем принесут ему еще большее признание: «Шведская лотерея», так они с друзьями это называют, когда шутят о надеждах на Нобелевскую премию. Вот только глядя на Майкла я знаю, что для него это не шутка. А у меня всегда был только мой сын. В дверь стучат. Майкл хватает меня за плечо и встряхивает, словно пальто, которое слишком долго провисело в шкафу. – Приди в себя, а потом уже открывай, – говорит он. – Я иду наверх. Мне надо закончить статью. И, уходя, он бросает на меня взгляд, настолько полный презрения, что мне на секунду кажется, что он рад смерти Дэниела потому, что она так глубоко меня ранила.