— Сказали, что все равно планировали его сжечь после всего, что мы… — Так, молчи! — скомандовала я. — Просто молчи! Мне с ними еще работать. Они теперь при каждой индивидуальной экскурсии будут припоминать мне сегодняшний день! — Ты сказала — «экскурсия», — заявил Егор, останавливаясь и облапывая меня со всех сторон. Поцелуи на ветру захватывали дух — он уносил их сладость и жар куда-то в сторону Невы, оставляя нам чистое будоражащее желание. О мое бедро отчетливо потерся очень твердый член. — Гляди-ка, не шутишь про стояк! — восхитилась я. — Как можно с таким шутить? — Егор поймал мою ладонь и положил на выпуклость на джинсах. — Это же самая серьезная вещь в жизни. Кстати, о серьезном! Какие у тебя планы на сегодняшнюю ночь? Часов примерно с двух? — Э-э-э-э-э, спать? — неуверенно предположила я. — Большую часть жизни в два часа ночи я этим и занимаюсь. — А как насчет взять такси и приехать ко мне в отель? — В два? — я посмотрела на время. — Сейчас полдесятого. Что мы будем делать все это время? — Ты поедешь домой, а я пойду на свидание с девушкой, — невозмутимо заявил Егор. И, клянусь, только ступор от шока помешал мне скинуть его в осеннюю Неву! Очень уж он удобно стоял. Вот прямо буквально под коленку пнуть и локтем под ребра. Товарищ сержант, он сам поскользнулся! — Ты так прикольно ревнуешь! — засмеялся он через мгновение, почему-то делая пару шагов в сторону от парапета. Неужели у меня на лице так четко написаны коварные планы? — Дарина-а-а-а… Он поймал меня в объятия, сжал мою задницу ладонями почти до боли и жадно поцеловал. Выпуклость на джинсах терлась о мой живот слишком настойчиво, чтобы я сочла это случайностью. — Кончай… — шепнул он на ухо и, прежде, чем я поняла, что он в другом смысле, мое тело едва не выполнило команду. — Кончай дурить. Я хочу драть до утра только тебя. И буду. Когда ты приедешь ко мне. Приедешь? — Приеду… — проговорила я, с трудом проталкивая слова через перехваченное горло. От его голоса захватывало дух, как на качелях, а ноги снова подгибались. Это после нашей речной экскурсии-то! — Так что сейчас я посажу тебя в такси и отправлю домой. А сам пойду на ужин с Агатой, где мы будем говорить о просмотрах, лайках, трендах, правильных тегах, маркетинге и рекламе, коллабах с другими блогерами, а вовсе не то, что ты подумала. Зато потом у нас будет целая ночь жесточайшего разврата. Ты еще попросишь пощады, но я буду жесток! — Кто еще попросит пощады, — расхрабрилась я, чувствуя, как ревность отступает перед волной жгучего предвкушения. — Ты уже слегка поистратился этим вечером. А мы, девочки, куда более выносливые. — Не надо вот меня недооценивать, — оскорбился Егор. — Пока у мужчины есть руки и язык, он способен утомить хоть десяток девушек за ночь. — Вот как-то ты не очень вовремя это сообщаешь перед свиданием со своей этой… — Если не перестанешь ревновать, я трахну тебя прямо здесь! — и он так вжал меня в гранитный парапет, что я моментально ему поверила на слово. Но фонари светили слишком ярко, и слишком много людей проходило мимо нас, наслаждаясь последними приятными осенними вечерами в северной столице перед долгой холодной зимой. Поэтому мы ограничились всего лишь парочкой очень вдумчивых поцелуев, каждый из которых по страстности перевешивал весь мой сексуальный опыт до встречи с Егором. Пока мы ждали вызванное такси, я засунула руку в задний карман его джинсов, как малолетка — тоже потискать его упругую задницу. Егор прижал меня к себе и шепнул на ухо: — Как же с тобой охренительно, а! Где ты была всю мою жизнь? — Это где ты был! — я пихнула его кулаком в живот и демонстративно скривилась, показывая, как отшибла костяшки о твердый пресс. — В Москве. — Капитан Очевидность. И снова туда уедешь. — Уеду. — И что, так и будешь приезжать в Питер, только когда у тебя будут дела с Агатой или еще с какой-нибудь Анжелой? Вопрос прозвучал неожиданно горько, я аж сама испугалась его серьезности. Егор глянул на меня виновато и тревожно. — Твое такси, — сказал он, шагая к дороге и открывая мне дверцу. — Давай об этом потом поговорим, хорошо? Можно подумать, у меня был выбор. Глава двадцать восьмая, в которой из чата выходит филолог, зато входит… вонзается… вторгается… ой, а про что мы? Егор открыл дверь в одном полотенце, обернутом вокруг бедер. Так что первым делом я увидела плоский живот, расчерченный на квадратики, а потом у меня случился нелегкий выбор — скользить взглядом наверх, к скульптурно вылепленной груди и широким плечам, а там, дай боже, и в лицо ему посмотреть. Или перевести глаза ниже. К краешку белого гостиничного полотенца, который находился очень-очень низко, прям вот еще сантиметр — и можно было бы уже не заворачиваться. Зато паховые мышцы — во всей красе. И напрягшиеся жилы, реками и ручьями расходящиеся по плоским лобковым костям. И рука, которая придерживала полотенце — тоже мускулистая и жилистая. И кое-что под полотенцем — напрягшееся при виде меня. В общем, выбор был очевиден. Я застыла столбом, открыв рот, но все еще целомудренно придерживая ворот пальто на груди, чтобы не распахнулось раньше времени. — Знаешь, — сказала я после очень долгой паузы. — В этом вашем тиктоке сегодня видела. «С чем чай будешь? — С красным кляпом во рту… тьфу ты!» Вот это ровно мое состояние было. — Если ты сейчас не скажешь, что ты под этим пальто голая, — хрипловатым голосом сказал Егор, и центр моего внимания под белым полотенцем обозначился еще четче. — Я… Ах, да! Он не договорил, потому что я вспомнила, зачем держу ворот и почему можно больше не держать. И распахнула полы. Потому что каждая женщина хоть раз в своей жизни должна приехать к мужчине в пальто на голое тело. Хотя у меня было не совсем голое. — И кому теперь нужен красный кляп? — риторически вопросил Егор, роняя полотенце с бедер, затаскивая меня в номер и запирая дверь — все как-то одновременно. — Так. Какую фантазию будем выполнять первой? Где ты становишься на колени и отсасываешь? Или где я разворачиваю тебя задом, рву эту твою сетку на жопе и засаживаю тебе до визга? Эротически-извращенский комбинезон в сеточку был, кажется, отличным нарядом на этот вечер. Не зря деньги потратила на срочную доставку. — Первую, — ответила я, сглатывая и завороженно наблюдая за покачивающимся членом Егора, который мне уже до безумия хотелось облизать. — Не угадала. И, наверное, это было последнее членораздельное и разумное, что он произнес до рассвета. Хотя нет — было еще много-много грязных разговорчиков, горячего «ах ты, сучка!» на ухо, длинных матерных конструкций, когда я все-таки добралась до его члена и от нетерпения заглотила до самого корня, коротких приказов, от которых я текла так, что пришлось застелить кровать полотенцами, невероятных нежностей — одновременно с тасканием меня за волосы, какой-то невообразимой пошлятины вроде «киски» и «дырочек», от которой мой внутренний филолог наверняка скончался бы в муках. Но внутренний филолог остался за дверью номера. Вместе с приличной девочкой, уважающей себя женщиной, будущей женой и матерью и остальным зоопарком, живущим в голове, наверное, у каждой. Приличной женщины. Егор был прав — оказывается, я умела бросаться в омут с головой, оставаться здесь и сейчас, в этом моменте, горячем, обжигающем, возбуждающем, сладком, остром, крышесносном. Десятки новых, каких-то неведомых, странных поз, в которых он входил в меня сзади, сбоку, глубже, дальше, сильнее. Я кричала, стонала, шипела, мычала, пока он входил, выходил, кончал — размазывая сперму по моим губам, груди, бедрам. Она оставалась на простынях, в волосах, на пальцах. Я слизывала ее у него на глазах, обсасывая пальцы и размазывала по себе. Мое тело пылало, я держалась в бесконечном напряжении перед оргазмом невероятно долго — и мне казалось, что я вот-вот взорвусь от любого прикосновения Егора. Но он снова нанизывал меня на свой член — и я держалась еще немного, чтобы кончить вместе с ним. Опять. Сеточка комбинезона была растерзана в клочья, отпечатки зубов украсили уже не только мою задницу, засосы на шее Егора пламенели всеми цветами от розового до густо-фиолетового. В общем, когда мы вновь воссоединимся, внутренний филолог будет очень рад красочной картинке из воспоминаний, которую можно поставить иллюстрацией к выражению «полный разврат».