Мой быстроногий эфиоп… Тьфу! Сомалиец сорвался с места. — И аккуратней там, — напутствовал я, — Осматривайся с осторожностью. Остерегайся заражённых. Напарник убежал, а я поковылял по направлению к посёлку. В глазах то и дело темнело. Срочно требовалось принять горизонтальное положение, иначе измученный и измождённый организм просто-напросто отключится. К текущему состоянию прибавлялась усталость, накопленная за последнее время. Надоело всё. Муры, внешники, рейдеры, гнусные рожи заражённых. Даже помогавший мне всё это время негр — и тот ничего, кроме тошноты, не вызывал. Похоже, манера перебегать от укрытия к укрытию в Улье развивается сама собой, с одобрением заметил я, наблюдая за тем, как двигается крестник, держа автомат наготове. Перемещался Отелло словно под огнём неприятеля, штурмуя укрепрайон. Эк его проняло-то. Но лучше воспринимать Улей весьма опасным местом, где можно нарваться на кого и когда угодно, чем словить пулю между глаз от почти обратившегося свежего. Заражённых видно не было, но это не добавляло радости — споранов мало, а моя потребность в живуне после ранения многократно возросла. Кроме того, это могло служить сигналом к тому, что тут завёлся хуторянин. Это по какой-либо причине задержавшиеся на своём кластере заражённые. Хуторянами их рейдеры прозвали за то, что держатся они, по необъяснимой причине, за свой кластер и раз за разом возвращаются на него после перезагрузки, съедают всех, невзирая на родственные связи с ними, а потом не отходят далеко, чтобы вновь вернуться на «свой» кластер и повторить всё сначала. Этот цикл может повторяться бесчисленное количество раз. Деревенские дома тонули в тишине. Нет ни птиц, ни собак, ни скотины. Не урчат моторы. Только завывающий ветер хлопает одной из калиток. Я почти доковылял, когда увидел направлявшегося ко мне Отелло. — Пара ползунов, — отмахнулся он от моего вопросительного взгляда — Больше никого. Ага… Значит, около трёх недель с перезагрузки кластера прошло. Примерно столько уходит, чтобы медляк деграднул до состояния ползуна и склеил ласты от голода. — Дом нашел? — Да! Этот домик я тоже заприметил ещё с холма. Тут явно жил олигарх местного разлива. В отличие от остальных домов, представлявших собой простецкие деревянные срубы, обшитые досками, тут имелся первый этаж, аккуратно выложенный из силикатного кирпича. Сруб… Сруб начинался со второго. Несколько сараев, большой огород и гараж за забором из новенького штакетника дополнили впечатление от внутреннего убранства выбранного нами дома. Но внутри оказалось не столько богато, сколько аскетично. Невооружённым глазом было видно, что деньги у хозяина водились, но он не считал нужным необдуманно их тратить. Кованые решётки и перила, хороший ремонт, мебель дорогая, но её необходимый минимум. Обои на стенах отсутствовали, но ровная штукатурка тщательно и аккуратно выкрашена белой краской. Готов поспорить, что в выдвижном ящике на кухне — одна ложка, одна вилка, а в посуднике одна тарелка. Сам такой. Жил тут мужик. Может, не одинокий, но совершенно точно один. Дети и женщины вносят в жизнь элемент перманентного хаоса. — Тут остановимся, — решил я, — Отелло, опусти рольставни и поищи аптечку. Стараясь не мелькать лишний раз в окнах, я прошел в самую просторную и большую комнату этого дома. Расположившись на диване, начал разоблачаться. Рана оказалась сквозной, но выглядела скверно. Мне выстрелили в спину. Вероятно, кого-то я не до конца добил. С правой стороны живота вырвало кусок мяса с мой кулак. Из раны шла тёмная, почти чёрная кровь. Повреждена печень, понял я. Даже неудивительно, что меня вырубило. — Отелло… — Чего? — раздалось с кухни. — Только холодильник не открывай… Но предупреждение моё запоздало. Сомалиец уже экстренно освобождал желудок. 20. В поселке Раздевшись до пояса и уже лёжа на диване, погрузился в то самое сверхвосприятие, когда мог видеть паутину энергетических меридианов. Сейчас они ощущались на самой грани восприятия. Абстрагировавшись от тошнотика Отелло, выгонявшего зловонные миазмы из нашего временного убежища с помощью проветривания, я сделал себе свежую перевязку и сконцентрировался на собственных повреждениях. Каналы, по которым струилась энергия в районе печени, были порваны. Крестник после того, как я его подлатал, встал на ноги буквально на следующее утро. Так что и свое лечение откладывать не имеет смысла. Чинить себя не оказалось запредельно сложной задачей. Мои энергетические каналы были разорваны и сейчас даже не думали восстанавливаться, медленно выплёскивая из меня незримый туман. Усилием воли я запечатал разорванные каналы и направил энергию на их рост. Всё выглядело точно так же, только ощущения были радикально другими. Каждый раз, когда я соединял и сращивал крупный канал, рана стреляла острой болью, как будто в раневой канал кто-то тыкал пальцем. Естественно в глазах темнело на несколько минут, а после, отдышавшись, я продолжал. С мелкими энергетическими меридианами было проще. Срастались они куда как лучше, чем крупные. Да и неприятные ощущения были не в пример слабей. Это можно было сравнить с тем, как втыкают иголку в нерв. В глазах плыло, по телу стекали крупные капли пота. От накатывавшей волнами слабости клонило в сон. Волевым усилием я удерживал себя от того, чтобы не отключиться, продолжая эксперименты. Под конец уже даже боль, приходившая после каждой манипуляции с энергетическими каналами, притупилась. Пришло сильное головокружение и ощущение нереальности происходящего. Но, собравшись с силами и призвав на помощь все оставшиеся запасы воли, закончил начатое дело. Срастив последний меридиан, с чистой совестью отпустил сознание и отключился. Проснулся глубокой ночью всё на том же диване от чувства жажды и ворочающегося в области желудка холодного склизкого комка. Ну, здравствуй, споровое голодание. Давно не виделись. Пошарив вокруг рукой, не нашел фляги. Ну конечно, я бросил её рядом с диваном, когда ремень снимал. Найдя противоударный смартфон, включил фонарь и, пошарив лучом, обнаружил искомое. Прошлёпав голыми ступнями по холодному паркету, поднял флягу и напился из неё живуна, не чувствуя отвратительного вкуса и запаха спорового раствора. Прислушался к себе и понял, что показалось мне ненормальным. Прострелянный бок почти не болел. То, что я там ощущал, было скорей не болью, а воспоминанием о ней. Не веря себе, размотал повязку, с удивлением рассмотрел покрывшуюся молодой розовой кожицей страшную рану. Чесалось очень, и невероятно хотелось есть. Да что там «есть»? Жрать мне хотелось. Я зашел на кухню и, подсвечивая себе фонариком, начал заглядывать во все места, где можно надеяться на находку провизии. На кухне ничего съедобного, кроме героических запасов гречневой крупы, бутылки уксусной эссенции и соды ничего полезного и пригодного в пищу не обнаружилось. В отличие от Отелло, холодильник я благоразумно трогать не стал. А живот бурчал всё громче, желудок требовал еды как можно быстрей. Так… Мы в доме местного кулака, а где кулак всё ныкает, чтобы его не раскулачили? Правильно! В погребе! И погреб, хоть и не сразу, но нашёлся. Открыв неприметный люк, я спустился в просторный сводчатый подвал, выложенный из кирпича. Это был рай деревенского куркуля! В специальном коробе, размещённом в углу помещения, хранилась картошка со свёклой и ещё какие-то непонятные клубни. Разбираться с ними я не стал. Это было невозможно съесть сразу, так что моё внимание они не привлекли. С потолка свисали связки лука и чеснока. На стеллажах вдоль стен хранилось кое-что поинтересней. Первым делом обнаружился чистый, как слеза ангела, самогон, закатанный в трёхлитровые банки и налитый в бутылки без этикеток. Куски белого солёного и золотистого копчёного сала, закрученные помидоры и огурцы, батарея банок с разнокалиберными компотами, икра заморская-кабачковая, а на закуску — свиной копченый окорок. Не будет мужчина делать столько заготовок, когда один живёт, если, конечно, не собирается протянуть на этих запасах всю ядерную зиму. Однако, отбросив все сомнения, я захватил две банки компота, бутылку самогонки, окорок и разных закруток наверх. Если бы при себе был нож, то начал бы есть прямо в подвале, потому что желудок уже сводило от голода. В кухне всё ещё стояло адское амбре, исторгнутое холодильником. Нет, глаза уже не резало, да и вряд ли бы в моём состоянии это испортило бы мне аппетит. Но зачем всё это нюхать, если можно избежать. Переместив награбленное в комнату, начал пир. Жрал так, будто с голодного края сбежал. Организм затратил множество резервов, чтобы залатать простреленную печень, а теперь требовал всё срочно компенсировать. И я жрал. Один. В темноте, стараясь соблюдать тишину. Если громко не чавкать у меня получалось, то сдержать бурчание в пустом животе было никак нельзя. Этот звук, видимо, и разбудил Отелло. Тот появился на пороге комнаты, вращая в темноте белками глаз и сверкая белыми здоровыми крупными зубами. — Ты очнулся? — задал крестник риторический вопрос. Я промолчал. Риторические вопросы не подразумевают ответов. — А откуда столько еды? — проснулась в сомалийце практичная жилка. — Хочешь? Присаживайся, — я указал на диван рядом с собой, — Но бананьев нема! Минут сорок мы только и делали, что молча насыщались. Тишину нарушало только наше сосредоточенное сопение. Остаток ночи я просидел на обитаемой мансарде, вглядываясь и вслушиваясь в окружающую темноту. Крестника я отправил отсыпаться, потому что он начал клевать носом в кусок свинины сразу, как только наелся. Вообще, оставалось только удивляться, как он, такой субтильный, вытащил такого кабана, как я. Ладно с поля боя, там адреналин ещё решает. Но сколько он отмахал километров, взвалив меня себе на спину? Я с таким и раньше не раз сталкивался, когда ломались настоящие богатыри — косая сажень в плечах, а вот такие тощие, короткие и субтильные продолжали тянуть лямку, не смотря ни на какие тяготы. Меня удивляло это каждый раз. Естественно, в караул я пошел не один. Компанию мне составила банка компота и солидный шмат копчёного мяса. Бдительности я не терял, но и жевать на ходу не забывал. С первыми лучами зари я осмотрелся самолично. Нашел связку ключей и отомкнул отдельно стоящий гараж. И первое, на что я обратил внимание — машины в гараже не было. Вероятно, хозяин куда-то уехал накануне переноса, а может, и после него. Дверь-то в дом была открыта… Хотя какая сейчас уже разница? Зато тут был самогонный аппарат, блестящий нержавеющей сталью и занимавший приличное место у дальней стены. Обилие датчиков и индикаторов на нём подошло бы больше рубке космического корабля. Больше тут ничего не нашлось, кроме обилия инструментов. В дальнем сарае был свинарник, сейчас пустующий. Стена была выломана кем-то большим, страшным и сильным. О поросятах напоминали только белеющие разбросанные косточки. В другом просторном сарае нашлась настоящая мастерская. Тут стояли хоть и старые, но по виду рабочие станки для работы по дереву и металлу. С такой мастерской, в принципе, можно справиться с любой задачей при условии, что руки произрастают из правильного места, а не как у меня из задницы. Отмылся я в бочке с дождевой водой, стоявшей тут же во дворе, видимо, для полива, после чего отправился будить Отелло. Пока тот приводил себя в порядок и завтракал, я скинул лохмотья, в которые превратилась моя рабочая одежда, выданная добрыми властями в концентрационном лагере, и нарядился в чёрный спортивный костюм хозяина, не обделённого статями. 21. Мародерка Не совсем впору пришлась одежда, но в принципе это было лучше, чем то что надето на мне. В качестве верхней одежды подобрал себе потёртую коричневую кожаную куртку, обнаруженную в шкафу. Всё… Больше я не был похож на бомжа, что при моей роже заражённого смертельно опасно. Любой нервный рейдер мог вместо зарасти, выстрелить в лоб, приняв меня за мертвяка. — Отелло? Готов? — Готов… Слушай… Крестник замялся. — Говори, — разрешил я, — Нам все равно кое-что надо сделать ещё перед выходом. — Что? — Гороховки и живуна надо набодяжить, — хмыкнул я, — Ты делал когда-нибудь? — Не…