© Нестеренко О.В., 2020 © Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2020 Посвящается моим родителям I. Мечтают ли драконы? Телефон – вот что так настойчиво требует меня к жизни, продираясь ко мне через кофейную гущу сна. Я высвобождаюсь из перекрученных простыней. На пути к телефону натыкаюсь взглядом на часы. Проклятие. Короткая стрелка уже подбирается к семерке. А ведь я заводил будильник на полшестого. Что ж, по крайней мере, ясно, кто и зачем звонит. Ну и что мне ответить? Прежде чем успеваю поднять трубку, аппарат смолкает. Я спал полуодетым. Язык противно липнет к пересохшему нёбу, хотя голова не ноет. На тумбочке – остатки вчерашней выпивки. Пил один. За упокой несчастного существа, которое мы с моими собратьями сегодня уничтожим. Все-таки мученическая смерть. Пускай отец Ансальдо и объяснил мне в выражениях отнюдь не кротких, что драконьего рая быть не может. Справляю нужду, чищу зубы – очень быстро, даже не доставая до зубов мудрости. Холодной водой умываю лицо и шею. Подбираю одежду там, где бросил ее вчера. Торопливо и не с первой попытки обувшись, выметаюсь из квартиры. Пролетев два лестничных марша, понимаю, что забыл дома свой меч, именуемый Аргументом. Может, забыл, а может, не так уж хотел брать его с собой. Возвращаюсь, подхватываю клинок, запираю за собой, успеваю услышать, как за дверью снова ожил телефон. На улице пахнет мокрым асфальтом после проехавшей поливалки. А вон и фургон. На боку надпись «Vivĭmus, ut vincāmŭs», девиз нашего ордена, и эмблема: мангуст, терзающий змею. Мангуст или не мангуст, но в общем та зверюга, про которую в «Бестиарии Апокалипсиса» написано, что это природный змееборец, а значит, существо богооугодное, тогда как аспид, наоборот, есть диавол и Сатана. Подняв воротник, чтобы укрыть плохо вытертую шею, перебегаю дорогу. У входа в парк уже открылся газетный киоск. Сонный продавец машет мне рукой. Узнал меня; узнаёт с тех пор, как мое лицо появилось на обложке августовской «Квинтэссенции». В том же выпуске напечатали интервью с Конрадом Вольцем: он тоже рыцарь, и даже почище меня. Принял аскезу – буквально, по всем правилам: с ношением вериг, с толчеными кореньями на завтрак. С девками завязал. А газетчики про это написали так: «Конрад Вольц: правильная диета заменяет секс». Ну что за люди! Как они придумывают эту глянцевую бла-бла-блажь? Да и мы не лучше. Раньше брали плату за голову убитого чудовища, а нынче орден торгует открытками с нашими автографами. И ведь это чуть ли не выгоднее! Может, со временем и вовсе перестанем убивать. Вообще-то было бы здорово. Подхожу к машине. Аргуж мрачно кивает сквозь поднятое стекло, я тоже ему киваю и забираюсь в фургон через задние двери. – Аргуж, мне прямо-таки неловко… – совершаю свое скупое покаяние. – Все нормально, – не оборачиваясь, отвечает мой оруженосец и протягивает мне термос. Я приоткрываю крышку, и в этот момент машина резко трогается. Чуть не облился! Вот тебе и нормально. – Я стучал, но никто не открыл, – бросает Аргуж, не отрывая взгляда от дороги. – Думал, вы не дома… Уже хотел было ехать в Янтарный квартал… – Он не решается закончить фразу, перехватив мой взгляд в зеркале заднего вида. Меняет тему: – Магистр звонил. Много раз. Волновался, не случилось ли что. Я хмыкаю. Исповедоваться не собираюсь. Да и было бы перед кем. Пусть только попробует еще раз упомянуть Янтарный квартал… Однако это нехорошо. Похоже, за моей спиной начинают болтать. Я наливаю в крышку дымящийся напиток и делаю пару осторожных глотков. Мм… Крепкий, горький, с гвоздичной ноткой. Я бы польстил мальчишке насчет его таланта к приготовлению кофе: мол, не думал ли он открыть свое заведение? Да только это вряд ли его повеселит: Аргуж и сам, наверное, помышляет уже о другой работе. В ордене-то он карьеру не сделает. По крайней мере, пока приставлен ко мне. В этот момент мы выезжаем на Буковую улицу, где днем бывают адские пробки. От кофейного кипятка у меня начинает прыгать сердце, но и без этого мною постепенно овладевает лихорадочное возбуждение. В горле образуется сгусток, и я не могу без тошноты допить крышку, поэтому остатки выплескиваю под сиденье – все равно машину потом отмывать от чьей-нибудь крови, это уж завсегда. Впрочем, перед акцией лучше много и не пить. Дорожная развязка выводит нас на шоссе. Я расчехляю свои новенькие доспехи с фирменным клеймом Бродбина и Капелло. Обоих модельеров зовут Эвелинами (как по мне, странное имя для мужиков), так что их изделия мы тоже называем эвелинами. Эвелины хороши. Это доспехи так называемой третьей манеры: в надевании просты и податливы, чуть не сами на тебе защелкиваются, а весят раза в три меньше, чем мои предыдущие латы. Хоть прыгай в них через скакалку. Как они в смысле прочности – еще предстоит испытать. Но не зря же, наверное, про сильную любовь говорят: «Прочная, как аврихальковый сплав»? И все же главное в эвелинах не это. Главное – в них можно отлить не разоблачаясь. Страшно вспомнить, что было раньше. Закончив покрывать латами свое тело, повязываю шарф, подарок Джудит. Осматриваю светящийся рунический узор на клинке. Защитные знаки едва тлеют; давно надо было отнести Аргумент заклинателю мечей. Ну да ладно, еще успеется. Прикрываю неотдохнувшие глаза. Сквозь веки проступает зарево рассвета, его тепло на моем лице. Я и не вспомню, когда у нас был такой солнечный сентябрь. Тем временем мы сворачиваем с шоссе, и дорога начинает петлять, забирая вверх. Слегка закладывает уши. Я насильственно сглатываю. Слева потянулся скучный одноэтажный городишко, а впереди, на холме, уже видны очертания замка Авеластр. На вершине Аргуж сбрасывает скорость – это мы приближаемся к крепостному рву. Тут уже полно народу: журналисты, полиция и самая неистовая публика – поклонницы. Сколько уж девичьих писем я оставил без ответа, а они все не угомонятся. Пишут и пишут. Где ж вы, девушки, раньше были? До того, как я стал Молнией Архипелага? Трясемся по перекидному мосту; Аргуж, завидев кого-то в окнах караульной, высовывается из кабины и машет рукой. Ждем, пока поднимут решетку, въезжаем в ворота. Приехали. Фургон останавливается на краю мощеного двора. Рядом дежурит неотложка, у господского дома нервно переминаются спасатели и несколько рыцарей из других орденов. Где-то среди них магистр – и встреча с ним тяготит меня едва ли не больше, чем предстоящая схватка. Но делать нечего. Я спрыгиваю на землю, иду в направлении собравшихся. Попутно пытаюсь оценить состояние дел. Судя по задранным вверх головам, дракон все еще жив, и прямо сейчас бой идет на третьем этаже. Да, я слышу рык зверя. Кажется, он даже не ранен. Вернее, она. Это ведь самка. Надеюсь, наши-то, по крайней мере, все целы. Что-то я не вижу магистра. Вот бы удалось проскользнуть незамеченным! Но, уже подойдя к дверям, боковым зрением задеваю некую точку напряжения – словно выбоину в идеально гладкой поверхности. Эта точка и есть хорошо знакомый мне взгляд, которого я надеялся до времени избежать. – Сэр, – придав лицу бойкое выражение, я иду в середину двора, где магистр разбил наблюдательный пункт в тени колодца. – Рад, что першандельская знаменитость нас почтила-таки своим появлением. Как видишь, не дождались. Начали без тебя. – Сэр, как я понял, бестия все еще жива и опасна. Смиренно прошу: дозвольте присоединиться к моим братьям. – Смиренно, говоришь? Смирения-то тебе и не хватает. Ты на скамейке запаса, Леннокс. Давай присаживайся рядом со стариком. Тебя подменил Гаэтано Кьератэра из ордена Угря, но твоя помощь может еще понадобиться. Что-то у них там не ладится… Я усаживаюсь на край колодца и заодно со всеми возвожу взор к третьему этажу. Честно говоря, я думал, что подоспею аккурат к раздаче автографов. И что еще за Гаэтано? С каких пор эти братские отношения с орденом Угря? Рядом топчется Аргуж, охваченный неоднородным румянцем, но к колодцу не подходит – и слава богу! А то еще вздумает топиться со стыда. Магистр небось велел ему за мной присматривать. Мы вздрагиваем, когда несколько окон со звоном лопаются. Осколки летят вниз, а из опустелых рам вырываются пламеневые залпы, и один из них выбрасывает наружу горящее тело в доспехах, еще живое – вопль несчастного отражается от каменных стен. Я в ужасе зажимаю рот. Спасатели натягивают страховку, но мне не видно, как упал рыцарь в огне: его уже со всех сторон обступили парамедики и пожарные. Огонь, по крайней мере, сбили. Понять бы, кто это. Но понятно только одно: теперь мой выход. – Леннокс, ты хотя бы читал материалы по акции? Устройство замка, разновидность ящера? – Да, сэр. Это змей святого Флорента: вид Agama Gigantica, семейство Igniferidae, пятый класс опасности. У малефика сейчас период линьки, а значит, шкура уязвима для наших клинков. У замка тоже есть уязвимые места, в левом крыле в начале сентября обрушилась кладка… – Достаточно! Вперед – и будь же снова знаменем рыцарской доблести, каким был когда-то! – Магистр хлопает меня по украшенному гербом наплечнику и сует мне в рот капсулу антифобиума. Редуцирует чувство страха. Состав: какие-то травы (секретная рецептура). Противопоказание: уголовная ответственность за хранение. Мы с парнями быстро выяснили, что вторая капсула редуцирует не только страх, но и здравый смысл, после третьей к тебе приходят распутные девы из потустороннего града Тир-на-ног-этх, а после четвертой от тебя отрекается Всевышний. Магистр, старый хиппи. Из рук Аргужа принимаю шлем и отказываюсь от щита. Взбегая по лестнице к дверям, пытаюсь высмотреть, что там с упавшим телом, но в плотной толчее ничего не разобрать. Захожу внутрь. Жду, пока привыкнут к полусумраку глаза, а тем временем сплевываю подтаявшую капсулу в ладонь и прячу в потайной кармашек на поясе: трижды сэкономленный антифобиум пригодится позднее. А что до чувства страха… Нет страха, нет и чести. А еще: бесстрашные выживают на порядок реже. Только вот плохо, что руки-то трясутся немного после увиденного… Пахнет горелым. Где-то наверху слышу приглушенные крики и грохот. Потом как будто становится тихо. – «Вереск», «Вереск», я «Куколка», слышишь меня? Переговорное устройство в шлеме молчит. Электроника часто сбоит в присутствии магии. Надо спешить. В вестибюле над парадной лестницей установлено чучело дракона. Самец. Судя по размерам и окрасу распахнутых крыльев, ему было не меньше двухсот лет. Каждый гость цитадели неминуемо должен пройти под застывшим взором стеклянных глаз и сталактитами-сталагмитами зубов в открытой пасти, которая некогда могла перекусить стрелу грузоподъемного крана. На Першанделе я узнал, что у драконов есть душа. Если отец Ансальдо прав и после смерти они не попадают на небеса… Значит, они остаются здесь, неупокоенные, только и ждущие момента, чтобы отомстить за поругание своих останков… Да здесь целый музей! Или, лучше сказать, мавзолей. На стенах среди бледных прямоугольников, оставшихся от снятых гобеленов, висят драконьи головы разных мастей: рогатые, косматые, пятнистые. Особи сравнительно некрупные, но как их здесь много! Сколько хозяин замка заплатил за эти трофеи? И зачем? И слышал ли он про концентрацию остаточной магии? Я взглядываю на арканометр у себя на запястье: превышение нормы в несколько раз. Gigantica наверняка появилась тут не случайно. Странно, что малефики тучами не слетаются на столь сильную эманацию. Вот закончим здесь, и я лично прослежу, чтобы все это сожгли. Надо будет только выбить ордер. – «Вереск», «Вереск»… Прием… Поднимаюсь на второй этаж. Запах гари становится сильнее. А вот и след драконихи… Какая-то гадкая слизь, кровь, опрокинутая люстра. Где все? Я иду в глубь дома. На самом деле Gigantica не такая уж гигантская… Это чуть ли не самая миниатюрная разновидность. Особенно в сравнении с Першандельским монстром. Огромной ее можно признать лишь относительно цветастой ящерицы, в честь которой Agama Gigantica и получила свое название. И все же это самый настоящий дракон. А значит, нельзя недооценивать ум и смертоносность этого существа. Слышу стон. Среди опрокинутых коллекционных доспехов не сразу удается разглядеть лежащего Альбера. – Ты ранен? – Царапина. – Покажи. – Я же говорю: царапина! Джуд, они в донжоне. Прыткая бестия, всех нас обхитрила. Я колеблюсь. Царапиной у нас принято называть любое ранение, кроме разве что оторванной конечности. Самый распространенный вид смерти среди рыцарей – это смерть от пары царапин. Да что там: погибших от пары царапин частенько хоронят в закрытых гробах. – Альбер, я тебя вытащу. – Нет, ты нужен остальным. Где ты был, черт побери? – Ну, я… Слушай, а кто из наших выпал из окна? – Это был новенький. Гаэтано или как его там… Он жив? – Я не знаю. Иду дальше с тяжелым сердцем. Гаэтано из ордена Угря… Если бы я прибыл вовремя, он бы не пострадал. Ладно, с моей совестью разберемся потом. – Джуд! – окликает меня Альбер. – Я не знаю, что это за тварь. Но только это ни хрена не гигантика! Аналитик ошибся. Я выхожу на галерею, ведущую в башню. Тут никого. Внутри донжона попадаю в узкий коридор, а оттуда – на винтовую лестницу. Кошмар астматика. Начинаю подниматься, прогнав из себя все мысли, оставив только простейший пучок инстинктов. Вверх и вверх. Ступени скользкие от крови – это вроде драконья: человек, потеряв такое количество, не одолел бы всей лестницы. Из-за нескончаемого круглого поворота открывается нескончаемая каменная стена – начинает казаться, будто остаешься на одном месте, сколько бы шагов уже ни сделал. И сколько еще осталось? Надо поберечь дыхание. Наконец я слышу крики, стальной лязг и вибрирующий рев, на который способен самый изысканный из хищников. – Ага! Тварь измотана! – это как будто Лантош; только чему он радуется? Как раз теперь жди от нее самых опасных выпадов. Я выбегаю на верхнюю площадку, и тотчас меня встречает взгляд чудовища. Чувствую что-то вроде удара в лоб, как бывает, если быстро напиться ледяного молока. Дракон все еще смотрит на меня, когда Байярд обрушивает свой фламберг на его изогнутую шею. Клекот и бульканье. Алая дымящаяся кровь брызжет на серый камень. Рогатая голова со стуком отлетает мне под ноги. Изломанные крылья распластываются и замирают в воздухе, простреленные лучами восхода. Я спешно отступаю от мертвой головы. Как можно было подумать, что это Agama Gigantica? Горизонтальные зрачки, костяная корона, две подвижные челюсти… Первый раз такое вижу…