Я рассмеялся: — Дружище, в Фирлане вывели породу собак, которые бегают в колесе и вращают над огнем туши, дабы те равномерно прожаривались со всех сторон. Вот так и я — бегу изо всех сил, жаркое достается кому-то другому. Но иногда случаются и удачные дни… — Эх, — вздохнул фейерверкер. — Все так, Филипп. Все так. Но знаешь — если дело выгорит, то я вырвусь из этого проклятого круга, выйду в отставку и куплю виноградник на берегу моря… — Верная цель! — одобрительно кивнул маэстро Салазар. — Подыщешь веселую вдовушку… — Ха! — подбоченился Ганс Рикель. — Я вполне еще способен и девицу в пот вогнать! — Седина в бороду, бес в ребро! — с неодобрением высказался Микаэль и выразительно посмотрел на меня. — Поверь, Ганс, от молоденьких девиц одни только сплошные проблемы! Мы спустились с пригорка к Староимперскому тракту, и фейерверкер Сизых псов спросил: — Надеюсь, не отвлек вас от серьезных дел? Маэстро Салазар фыркнул, я покачал головой: — Нет, Ганс, не отвлек. Мы… Я собирался посетить монастырь Поступи Пророка и прикоснуться к древу, под которым тот некогда сидел. — Ты просто спас наше время, — без промедления вставил Микаэль и задумчиво покрутил черный ус. — Знаешь, Филипп… Думаю, еще слишком рано ложиться спать. Душа поет и требует праздника! Ты иди, а я немного задержусь. — Боюсь, не смогу составить тебе компанию, — сразу предупредил бретера Ганс Рикель. — Служба, знаешь ли. — Предпочитаю напиваться в одиночестве, — честно признался маэстро Салазар. — Филипп, не теряй! Только дверь закрой так, чтобы я смог ее отпереть. Мы попрощались и разошлись в разные стороны; я направился к реке, намереваясь нанять там лодку и уплыть на Северную набережную, а Микаэль пока еще в компании фейерверкера двинулся обратно к площади Святого Марка. Серая стена монастыря подходила вплотную к тракту, тротуара с той стороны не было, а на проезжую часть, где катили кареты и сновали верховые, пешеходы выходить не рисковали, поэтому то и дело приходилось проталкиваться через попадавшиеся навстречу компании. Дневная жара спала, и горожане высыпали на улицы, спеша завершить дела до наступления темноты. Ворота монастыря оставались открытыми, но я прошел мимо, даже не замедлив шаг. И вечерняя служба не скоро начнется, и голова после возлияний тяжелая. Поручением кардинала Рогана займусь уже завтра. Все завтра… До таверны добрался без приключений, а там в общий зал проходить не стал и сразу поднялся к себе по рассохшейся лестнице черного хода. Заниматься с волшебной палочкой не было никакого желания, поэтому кинул камзол на сундук и завалился на кровать, не забыв достать перед тем из саквояжа пару заряженных пистолей. В распахнутое окно с реки дул свежий ветерок, и очень скоро начали слипаться глаза, из полудремы вырвал скрип ступеней. Кто-то поднимался на верхний этаж. Я потянулся за оружием, но это пожаловала Марта. — Запри дверь, — попросил я, уселся на кровати и принялся стягивать сорочку. Ведьма быстро скинула одежду на пол и первой забралась под легкую льняную простыню, я присоединился к ней, обнял и закрыл глаза, но уснуть не дала возня девчонки. — Устала — просто сил нет, — зевнула она, устраиваясь поудобней. — Сломанную кисть портовому грузчику сращивала. — Докеру, — поправил я, но сразу встрепенулся: — Подожди, что ты сделала? — Кисть срастила. Ему ящиком каким-то раздробило, пришлось осколки в единое целое собирать. Я шумно выдохнул: — Предполагалось, что ты подтянешь знания в строении человеческого тела, а не станешь браться за такие сложные случаи. Ты просто не готова! Марта поджала и без того тонкие губы, но тут же расслабилась и пробежалась тоненькими пальчиками по моей груди. — У Эстебана есть скелет, представляешь? Я теперь имею представление обо всех костях, поэтому и смогла собрать осколки. Я тягостно вздохнул. Меня нисколько не волновало, что у лекаря с частной практикой хранится человеческий скелет, разозлило его неуместное желание привлечь к исцелению пациентов Марту. Без патента девчонка не имела права задействовать тайное искусство, а ее бумаги могли пройти обычную проверку, но никак не ввести в заблуждение моих коллег в случае открытия официального следствия. А его непременно откроют, если ведьма ошибется и один из пациентов Эстебана отправится на кладбище. Совсем не факт, что лекарь сможет — или пожелает! — откупится от родственников, дабы те не подавали жалобу. — Ну что ты хмуришься? — спросила ведьма. — Перестань! Когда ты хмуришься, у тебя сразу шрамы становится видно… Я против воли улыбнулся, взъерошил серебристо-белые волосы, успевшие со времен Регенмара изрядно отрасти, и шепнул Марте на ухо: — Спи! Как говорят кметы, утро вечера мудренее… Но с Эстебаном стоило поговорить. Без этого точно не обойтись, а то как бы вслед за ведьмой не угодить под следствие самому… ГЛАВА 4 Утром разбудила Марта. Девчонка заворочалась под боком, потянулась и зевнула, потом глянула на подсвеченное встающим солнцем окно, ойкнула и соскочила с кровати. — Сильно вчера вымоталась? — спросил я, скользнув взглядом по девичьей фигуре — худосочной, но уже далеко не столь костлявой, как прежде. — Очень, — подтвердила ведьма, спешно одеваясь в мужское платье. — Но это ничего, зато интересно. Ужас сколько всего нового узнала! Я встал с кровати и обнял Марту сзади, та захихикала и обернулась: — Перестань, Филипп! Я и так проспала! Постараюсь сегодня пораньше освободиться, хорошо? Чтобы поцеловать меня, девчонке даже не пришлось привставать на цыпочки, а потом она нахлобучила на голову шляпу с обвисшими полями, обулась и выбежала на лестничную клетку. Скрип-скрип! — отозвались под ее быстрыми шагами ступени. Дверь в комнату Микаэля оказалась прикрыта, так что я со спокойной душой вернулся к себе, облегчился в ночной горшок и оттащил к стене коврик. Утро выдалось жарким, да еще солнце светило прямо в окно, на этот раз натягивать рубаху не стал, а как был — голышом подновил круг святого Варфоломея на полу и стал в него с волшебной палочкой в руке. Для начала какое-то время разогревал запястье и просто крутил жезл в руке, затем стал разминать пальцы, беспрестанно меняя хваты. Дальше пришел черед узлов и связок, и, лишь четверть часа спустя, когда кожа покрылась бисеринками пота, я принялся работать с эфиром. Кисть сразу загорелась укусами призрачных ос, словно плоть пронзили раскаленные иглы, и вновь болезненные ощущения стихли как-то очень уж неторопливо, ломота даже успела доползти до локтя и вгрызться в сустав, а жжение и вовсе добралось до ключицы. Как и вчера, волшебная палочка показалась не такой уж и липкой, и оставалось лишь гадать, высохла пропитка сама по себе или столь пагубно сказалось на магическом инструменте недавнее купание в ручье. Мелькнула мысль раздобыть корень мандрагоры и вновь пропитать жезл вытяжкой из него, но сразу выкинул эту идею из головы. Было не до того. Плетения! Я начал работать с небесным эфиром и отрабатывать предельно сложные узоры, тут требовалась полнейшая сосредоточенность, сознание провалилось в транс. Переходы, петли, узлы и узелки, связки — вспыхивали и сияли незримыми нитями силы, я погрузился в плетение чар и не отвлекся от него, даже когда хлопнула дверь и заскрипела лестница. Микаэль никуда не денется, похмелится и вернется. Ну или внизу меня дождется. Закончив свои упражнения четверть часа спустя, я бросил волшебную палочку на кровать и зашипел сквозь стиснутые зубы из-за ломоты в левой руке. Кожа горела, будто ее натерли скипидаром, но совладать с неприятными ощущениями оказалось донельзя просто. Не мудрствуя лукаво, я подошел к рукомойнику и подставил плечо под струйку воды. И мало-помалу стало легче. В идеале стоило бы облиться самому, но вместо водных процедур я оделся, убрал пистоли в саквояж и вышел в коридор, а там заглянул в приоткрытую дверь Микаэля. Прямо за порогом валялась его рубаха, на светлой ткани засохшими цветами выделялись бурые пятна крови. Я выругался и поспешил вниз, но волновался напрасно: бретер спокойно сидел за столом, смотрел в окно и что-то негромко бормотал себе под нос на родном лаварском. — Чего это с ним? — настороженно спросил управляющий. — Молится, — сказал я первое, что пришло в голову. — А такое впечатление, разговаривает с кем-то. Скажет — и к ответу прислушивается. — Иногда, — указал я рукой вверх, — люди рассчитывают на ответ. Так оно и было, только не стоило приплетать к этому небеса, вернее было ткнуть под ноги. Где еще пребывать мертвецам, как не в запределье? А именно с покойниками Микаэль сейчас и общался, мне был прекрасно знаком этот его отрешенный взгляд. Вроде бы ничего необычного — многие продолжают говорить с ушедшими, проблема заключалась в том, что Салазару те действительно отвечали. Он начал сбиваться и частить, тогда я уселся напротив с кувшином вина и наполнил кружки. Звук льющейся струи мигом вырвал Микаэля из забытья, он сделал несколько судорожных глотков, потом кивнул: — Благодарю! Я пить не стал и взмахом руки подал знак накрывать на стол, затем сказал: — Твоя рубаха в крови. Все в порядке? Маэстро Салазар прикоснулся к припухшей губе и покачал головой: — Кровь не моя. Какие-то невежи хотели избавить от кошеля, пришлось преподать им урок хороших манер. У меня вырвался обреченный вздох, и бретер махнул рукой: — Не переживай, Филипп! Сюда следы не приведут! — Ну хоть что-то, — проворчал я, не особо успокоенный словами подручного. — Это действительно было необходимо? — Они сами ко мне прицепились! — оскорбился маэстро Салазар. — Но если тебя не интересуют сплетни, могу поискать тех невежд и принести свои глубочайшие сожаления… Я переставил на середину стола блюдо с зеленью и редисом, к себе пододвинул тарелку с омлетом и пшенной кашей. — Давай, удиви меня! — попросил после этого. — Скажи, что горожан волнует что-то помимо происков солнцепоклонников и грядущего визита императора в Сияющие Чертоги. Маэстро Салазар скривился так, словно ему плюнули даже не в лицо, а прямо-таки в душу, но тут же самодовольно ухмыльнулся.