Джон СтейнбекГлава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 notes1 2 3 4 5 6 7 8 * * * Джон Стейнбек РУССКИЙ ДНЕВНИК Глава 1 Необходимо прежде всего сказать, как появилось это повествование, из-за чего возникла сама поездка и какова была ее цель. В конце марта я, ― а я пишу от первого лица по специальной договоренности с Джоном Гюнтером, ― сидел в баре отеля «Бедфорд» на Сороковой улице Восточной стороны Нью-Йорка. Пьеса, которую я четыре раза переписывал, растаяла и утекла между пальцев. Я сидел у стойки, размышляя, чем бы заняться теперь. В этот момент в бар вошел Роберт Капа ― вид у него был расстроенный. Страсть к покеру, в который он играл несколько месяцев подряд, наконец прошла. Альбом его ушел в типографию, и ему было нечего делать. Бармен Уилли, всегда старающийся утешить, предложил нам «Суисесс», напиток, который он делает лучше всех в мире. Мы были подавлены не столько последними международными событиями, сколько тем, как они подаются… Уилли поставил перед нами два светло-зеленых «Суисесса», и мы принялись обсуждать, что может в этом мире сделать честный, свободомыслящий человек. Ежедневно в газетах появляются тысячи слов о России. О чем думает Сталин, что планирует русский генштаб, где дислоцированы русские войска, как идут эксперименты с атомной бомбой и управляемыми ракетами, ― и все это пишут люди, которые в России не были, а их источники информации далеко не безупречны. И нам вдруг пришло в голову, что в России есть много такого, о чем вообще не пишут, и именно это интересовало нас больше всего. Что там люди носят? Что у них на ужин? Бывают ли там вечеринки? Что они едят? Как русские любят, как умирают? О чем они говорят? Танцуют, поют, играют ли они? Ходят ли их дети в школу? Нам показалось, что было бы неплохо выяснить это, сфотографировать и написать обо всем этом. Русская политика не менее важна, чем наша, но ведь есть и другая обширная область их жизни, как есть она и у нас. Ведь существует же у русского народа частная жизнь, но о ней нигде не прочтешь ― об этом никто не пишет и не фиксирует на фотопленке. Уилли смешал нам еще по «Суисессу» и признался, что ему, пожалуй, все это было бы интересно и что об этом он бы с удовольствием почитал. Вот мы и решили попробовать ― сделать обычный репортаж с фотографиями. Мы будем работать вместе. Постараемся избегать политики и крупных проблем. Мы будем держаться подальше от Кремля, от военных и от их замыслов. Постараемся, если удастся, добраться до простого русского народа. Надо признать, что мы не знали, сможем ли все это осуществить, когда же мы поделились своими планами с друзьями, те были абсолютно уверены, что не сможем. Мы выработали следующий план: если нам удастся, ― хорошо, получится настоящий репортаж. Не выйдет, ― все равно сделаем репортаж, но уже о том, как нам не удалось осуществить наш замысел. С этим мы пришли в «Геральд трибюн» к Джорджу Корнишу и за обедом рассказали о своей задумке. Джордж сказал, что идея неплоха, и предложил нам всяческую помощь. Мы условились о следующем: не лезть на рожон и постараться, с одной стороны, не очень хвалить русских, с другой -не слишком их критиковать. Это будет просто честный репортаж без комментариев, без выводов о том, что мы недостаточно хорошо знаем, и без раздражения на бюрократические препоны. Мы знали, что будет много такого, чего нам не понять, что нам не понравится, и что будет много неудобств. Так происходит всегда в любой чужой стране. Но мы решили, что если и станем что-нибудь критиковать, то лишь после того, как сами это увидим, а не до того. В должное время наше заявление на визы ушло в Москву, и довольно скоро моя виза была уже готова. Я приехал в русское консульство в Нью-Йорке, и генеральный консул сказал мне: ― Мы согласны, что неплохо бы это сделать, но . зачем вам непременно брать фотографа с собой? У нас полно фотографов в Советском Союзе. Я ответил: ― Не таких, как Капа. И если уж я берусь за это дело, то только вместе со своим фотографом. Чувствовалось нежелание впускать фотографа в Советский Союз, а против меня возражений не было; нам это показалось странным: ведь цензуре легче проконтролировать пленку, чем мысли репортера. Здесь мы должны дать объяснение тому, что подтвердилось впоследствии во время нашей поездки. Фотокамера ― один из самых страшных видов современного оружия, особенно для людей, которые воевали, были под обстрелом и бомбами: ведь воздушному налету, как правило, предшествует фотографирование объекта. Прежде чем разрушить деревни, города и заводы, ведется съемка местности с воздуха, составляются шпионские карты, в основном при помощи фотоаппарата. Поэтому фотокамеры так боятся, а человека с фотоаппаратом подозревают и следят за его передвижениями. Если хотите убедиться в этом, возьмите свой «брауни-4» и отправьтесь куда-нибудь к Оак-Ридж[1] или к Панамскому каналу, а то и в любую из сотен наших зон, где проводятся эксперименты. Ибо у многих людей камера ассоциируется с разрушениями, и к ней относятся с заслуженным подозрением… Как только стало известно, что мы едем в Советский Союз, нас начали засыпать советами и предостережениями. Делали это в основном те люди, которые никогда не были в России. Одна пожилая женщина сказала, и в голосе ее слышался ужас: ― Да ведь вы же пропадете без вести,, пропадете без вести, как только пересечете границу! Мы, в свою очередь, задали ей вопрос, в интересах репортерской точности: ― А вы знаете кого-нибудь из пропавших? ― Нет, ― сказала она. ― Я никого лично не знаю, но пропало .уже много людей. Тогда мы сказали: ― Возможно, это и правда, мы не знаем, но не можете ли вы назвать нам имя хотя бы одного из тех, кто пропал? Или хотя бы имя человека, лично знающего кого-то из Пропавших без вести? Она ответила: ― Тысячи пропали. Человек, многозначительно, с загадочным видом поднимавший брови, кстати, тот самый, который два года назад в Сторк Клубе выдал планы вторжения в Нормандию, сказал нам: ― Что же, у вас неплохие отношения с Кремлем, иначе бы вас в Россию не пустили. Ясное дело ― вас купили. Мы ответили: ― Нет, насколько нам известно, нас не купили. Мы просто хотим сделать хороший репортаж. Он поднял глаза и прищурился. Он верил в то, во что верил. И коль скоро два года назад он знал намерения Эйзенхауэра, почему бы ему не знать теперь намерения Сталина. Один пожилой мужчина кивнул нам и сказал: ― Вас будут пытать, вот что там с вами сделают. Просто посадят вас в какую-нибудь ужасную тюрьму и будут пытать. Будут руки выкручивать и морить голодом, пока вы не скажете то, что они хотят услышать. Мы спросили: ― Почему? Зачем? Ради какой цели? ― Так они делают со всеми, ― ответил он, ― на днях я читал об этом Книгу. А довольно важный бизнесмен посоветовал: ― Что, едете в Москву, да? Захватите с собой парочку бомб и сбросьте на этих красных сволочей. Нас замучали советами. Нам советовали, что взять с собой из продуктов, чтобы не умереть с голоду; говорили, как обеспечить постоянную связь; предлагали тайные способы переправки готового материала. И самым трудным оказалось объяснить, что наше единственное намерение ― рассказать, как русские выглядят, что носят как ведут себя, о чем говорят фермеры, что делают люди, чтобы восстановить разрушенные районы страны. Объяснить это было труднее всего на свете, Мы обнаружили, что тысячи людей страдают острым МОСКОВИТИСОМ ― состоянием, при котором человек готов поверить в любой абсурд, отбросив очевидные факты. Со временем, конечно, мы убедились, что русские, в свою очередь, больны вашингтонитисом, аналогичным заболеванием. Мы обнаружили, что в то время, как мы изображаем русских с хвостами и рогами, русские точно так же изображают нас. Шофер такси сообщил: ― Эти русские вместе купаются, мужчины и женщины, и безо всякой одежды. ― Неужели? ― А как же, ― ответил он. ― А это аморально. Задавая ему вопросы, мы выяснили потом, что он читал какую-то заметку о финской бане. Но он искренне переживал, что именно русские так поступают. Получив всю эту информацию, мы пришли к заключению, что в мире сэра Стереотипа ничего не изменилось, что многие верят в двухголовых людей и летающих драконов. Правда, пока мы отсутствовали, появились летающие блюдца, которые совершенно не опровергают наш тезис. Нам кажется теперь, что самая опасная тенденция в мире--это готовность скорее поверить слуху, нежели удостовериться в факте.