— Привет, — повторяю эхом. Повисает молчание. Умелые руки заканчивают перевязку, а то, что руки умелые, видно сразу. — А теперь ложись, — говорит парень строго, — и несколько дней ты отсюда не выйдешь. — Но Фред… — начинает возражать Мышонок. Стоит произнести имя Коэна, как глаза увлажняются. — С Фредом я поговорю, — голос уверенный, и не возникает ни капли сомнения, что действительно поговорит. — А теперь живо отлеживаться. Кесседи встает и направляется к двери, когда Мышонок снова его окликает: — Райан! — Чего? — останавливается и поворачивается к мальчишке. — Хорошо, что ты успел вернуться, а то я бы… Мышонок не договаривает, скорее всего, сам не знает, что бы он “а то”. Картинка понемногу складывает воедино. Очевидно, Кесседи отсутствовал и вернулся, как раз когда мы беседовали с Коэном. — Спи давай, — добродушно усмехается зам Коэна. Улыбка совершенно преображает его лицо, но это длится лишь мгновение. Он вновь становится серьезным и быстро выходит, обойдя нас с Попсом, стоящих на пороге. — Э-эээ, мне постоять на стреме? — тут же спрашивает Брэд, решив, что у меня к Мышонку какой-то личный разговор. — Не нужно, — отказываюсь. Нам не о чем вести длительные беседы, да и вообще, по сути, не о чем говорить. Просто подхожу и вкладываю в ладонь мальчишки тот самый крупный осколок, камня из кулона, который удалось подобрать. Глаза Мышонка вспыхивают, он хочет что-то сказать, но я качаю головой, а затем выхожу из их с Попсом жилища. Брэдли сторонится, пропуская меня, он явно ничего не понял, и хорошо. В коридоре по-прежнему никого, первая половина дня здесь — сонный час перед бурной ночной деятельностью, и я беспрепятственно добираюсь до своего нового временного пристанища. Поднимаю штору и встречаюсь с карими глазами. Райан лежит на своей койке на спине, заложив руки за голову. На меня смотрит так, будто я давно здесь живу: скорее скучающе, чем заинтересованно. Впрочем, чужую куртку на гвозде он не заметить не мог. Вот, значит, что у меня за сосед — Райан Кесседи. Неожиданно. — Привет, — говорю, хотя мы виделись несколько минут назад. Райан хмыкает, видимо, считая приветствие излишним, и укладывается набок. — Свет, будь добр, не включай, когда я сплю, — говорит буднично, кивая в сторону настенной лампы, расположенной над тумбой между нашими кроватями. Похоже, он привык к частой смене соседей. Тем лучше. — Без проблем, — отвечаю и прохожу к своей койке, сажусь, снимаю ботинки. Раз у всех днем принят “тихий час”, пора вливаться в коллектив. Спать хочется невероятно. Выключаю свет и укладываюсь, но стоит закрыть глаза, снова возникает нелепое желание мыть руки. Пару минут даже подумываю, не сходить ли в “ванную”, но пересиливаю себя и лежу неподвижно. С собой и своими поступками нужно примириться. В “комнате” полутемно, свет проникает только через штору, выполняющую функцию двери. — Значит, ты убил Здоровяка Сида? — раздается внезапно. Кесседи, ты же, вроде, неразговорчивый. Вот бы и молчал… — Убил, — отвечаю сухо. — Чтобы спасти Мыша? — Нет, чтобы получить наследство его тетушки, — вдруг вспыхиваю. Долго меня все будут расспрашивать о том, для чего мне понадобилось убивать человека? Райан хмыкает. — На его тетушку мне наплевать, а за Мыша спасибо. Это так неожиданно, что не нахожу, что ответить. К черту его с благодарностями. Мне бы руки помыть. Все-таки не выдерживаю. Молча встаю, обуваюсь и плетусь в ванную, где провожу еще четверть часа, оттирая ладони огрызком мыла до тех пор, пока кожа не начинает гореть. 8. — Пап, ну можно я пойду погуляю? — плаксиво спрашивает девочка, откладывая планшет, на котором открыта страница из школьного учебника. — Я уже все выучила. Девочке лет десять, она одета в модные брюки и яркую футболку со смешной рожицей — последний писк моды, длинные волосы стянуты в тугой “хвост” на макушке. На улице тепло по меркам Аквилона, и девочке хочется гулять с друзьями, а не корпеть над учебниками, но отец не умолим: — Уже поздно, завтра погуляете, — он на мгновение отрывается от своего рабочего компьютера, чтобы ответить дочери, и снова возвращается к работе. Завтра у него, наверняка, очередная важная сделка. Девочка обреченно вздыхает и с тоской смотрит в окно: на улице уже почти темно, а над землей расстилается густой туман, на расстоянии кажущийся прямо-таки осязаемым. — Папа, а отчего бывает туман? — спрашивает она. Отец тоже вздыхает, понимая, что спокойно закончить работу не удастся. — А разве тебе в школе не рассказывали? — девочка качает головой. — Потому что земля теплее воздуха, и возникает конденсат, — объясняет он. — На уроках природоведения вам обязательно расскажут об этом явлении. На уроках… На уроках, которые она уже не посетит, потому что умрет, потому что этой девочки больше нет… Нет… Нет… — Нет… Нет… Неееет! Кто-то дотрагивается до моего плеча. Распахиваю глаза и в полутьме вижу встревоженное лицо своего соседа. — Ты кричал, — говорит он тихо, чтобы нас никто не услышал. — Все нормально? Нормально? Нормально — это там, где девочка, ее семья, летний туман и учебник по природоведению. А здесь… — Нормально, — отвечаю и отворачиваюсь. Так и жду, что Райан спросит, нет ли у меня проблем с психикой или что-нибудь еще в этом роде, но он не спрашивает, отходит к своей койке. — Пора вставать, — говорит равнодушно, — скоро Гвен принесет еду. — Угу, — бурчу. Он не настаивает на продолжении беседы и выходит из спального отсека. В одиночестве мне хорошо и привычно. Злюсь на себя за очередной сон про девочку. Чертово подсознание! Несколько раз глубоко вздыхаю и заставляю себя подняться. Потягиваюсь и обуваюсь. Надо отдать жилью Проклятых должное — спать было спокойно и комфортно, не сравнить с общежитием при заводе. Впрочем, не сравнить и с комнатой у “верхних”. Когда выхожу, все уже на кухне. Теперь я имею возможность наблюдать банду в полном составе. Один… два… три… Десять. Кто-то смотрит заинтересованно, кто-то равнодушно, а вот блондин Фил по-прежнему зло, как и тогда, когда мы с Попсом заходили в его отсек. Игнорирую его. Знаю, он все равно найдет место и время выяснить отношения. Мышонок тоже здесь, сидит на скамье, обхватив себя руками, лицо бледное, глаза красные. Ревел, сразу видно, но надеется, что никто не заметит. — Эй, Мышь, — Фил, будто читает мои мысли, — опять хнычешь, как девчонка? Мышонок краснеет до корней волос. — А ты… а ты, — достойный ответ находится не сразу, — а ты цепляешься, как девчонка! Высказывание Мышонка приходится окружающим по душе, раздается гогот. — Чего-о?! — мычит Фил, делая шаг к Мышонку. Напрягаюсь. Мы с этим мальчишкой ничего друг другу не должны, но точно знаю, что если верзила решит бить пацаненка с больными ребрами, вмешаюсь. Фил делает шаг и останавливается, потому что на его плечо ложится чужая ладонь. — Сядь, — произносит Райан возле его уха так ласково, что по коже пробегают мурашки — слишком много угрозы в этом шепоте. Ожидаю, что Фил начнет бастовать и отстаивать свое право говорить и бить, кого посчитает нужным, но парень смолкает, опускает глаза и усаживается за стол. Ну надо же. А этот Кесседи — интересный персонаж. Райан перехватывает мой пристальный взгляд, отбивая своим. Не надо ничего говорить, и так понятно его сообщение: “Нечего таращиться”. А потом Гвен с помощью паренька, имени которого я не помню, приносит кастрюлю чего-то горячего и по-настоящему вкусно пахнущего сверху и наполняет тарелки. Желает всем приятного аппетита и уходит с еще одной тарелкой. Слежу за ней взглядом и вижу, что она заносит еду в “комнату” Коэна. Главарь не ест в общем кругу. Не жду приглашения и тоже сажусь за стол, слева оказывается Кесседи, справа Попс.