– Только прыгни, я тебя так стукну, что нос сворочу. – Ха-ха! – заорал в ответ Бирк и птицей перелетел через пропасть. – А тебе слабо так прыгнуть!… – добавил он, усмехнувшись. Вот это он уже зря сказал, это уж слишком. Достаточно того, что он и его поганая шайка захватили Северную башню их замка и поселились там. Она не могла допустить, чтобы разбойник Борки сделал то, чего не посмел бы повторить разбойник Маттиса. И Рони решилась. Сама толком не понимая, что делает, она тоже перелетела над пропастью и оказалась на той стороне. – Ну, ты даешь! – воскликнул Бирк и прыгнул вслед за ней. Но Рони, не дожидаясь, махнула назад, на свою сторону. Пусть он стоит там и пялит на нее глаза сколько хочет! – Эй, ты, что же ты меня не стукнула, – крикнул Бирк. – Иду к тебе! – Больно надо! Он снова сиганул на ее сторону. Но и на этот раз она нестала его дожидаться и опять прыгнула на ту сторону. Рони решила, что будет прыгать туда и назад столько, сколько придется, до последнего дыхания, лишь бы не оказаться с ним рядом. После этого никто уже не произнес ни слова. Они словно обезумели и только молча прыгали взад и вперед, ничего не было слышно, кроме их тяжелого, прерывистого дыхания. Лишь вороны, сидевшие на зубцах башен, время от времени хрипло каркали, нарушая пугающую, глухую тишину. Казалось, что замок Маттиса, возвышающийся на горе, затаил дыхание, словно предчувствовал, что сейчас произойдет беда. «Сейчас мы оба свалимся в эту пропасть, – подумала Рони. – Зато хоть прыгать перестанем». И снова Бирк полетел ей навстречу, и она снова изготовилась для ответного прыжка, уже неизвестно какого по счету. Рони показалось, что всю жизнь она только и делала, что прыгала через пропасть, лишь бы не встретиться с Бирком. И вот тут она вдруг увидела, что Бирк, приземляясь, зацепился ногой о камень, и услышала, как он крикнул, прежде чем исчезнуть в трещине. Наступила тишина, только каркали вороны. Рони зажмурилась, ей сейчас хотелось лишь одного – чтобы всего этого не было. Зачем они прыгали, как полоумные? Уж лучше бы ей никогда не встречать этого Бирка. Рони доползла до края пропасти, посмотрела вниз и увидела его. Он стоял прямо под ней, то ли на выступающем камне, то ли на обломленной балке, то ли еще на чем-то, что торчало из расколотой молнией стены, но лишь на ширину ступни, не больше. Там он стоял, а под ним была пропасть. Бирк шарил дрожащими руками по стене, надеясь нащупать неровность, за которую можно было бы уцепиться пальцами, чтобы не сорваться вниз. И он понимал, да и Рони тоже, что без ее помощи ему оттуда не выбраться. Он стоял бы там, пока силы его не иссякли, а потом, они оба это понимали, не стало бы на свете Бирка, сына Борки… – Не шевелись! – крикнула Рони. – А что мне еще остается? – ухмыльнулся он в ответ. Но было ясно, что ему страшно. Она торопливо размотала длинный плетеный ремешок, который всегда носила подвязанным к поясу. Он не раз выручал ее, когда она взбиралась на скалы или спускалась с высоких деревьев. На одном конце она сделала петлю, а другим обвязала себя вокруг пояса. Затем спустила конец с петлей Бирку и заметила, что глаза его радостно сверкнули, когда он увидел эту петлю. Да, ремешок оказался достаточно длинным, этому борковскому щенку здорово повезло, подумала Рони и крикнула: – Эй, ты, накинь эту петлю на себя, но не карабкайся вверх, пока я не скажу! В ту ночь, когда Рони появилась на свет, молния отколола кусок зубчатой стены, и он, к счастью, так и лежал с тех пор у самого края пропасти. Рони заползла за него и крикнула: – Валяй! И тут же почувствовала, как ее бока стиснула затягивающаяся ременная петля. Было очень больно. Рони вскрикивала при каждом рывке Бирка, который карабкался вверх. «Ремень меня, наверно, перережет пополам, и я стану, как наш замок, из двух частей», – подумала Рони и стиснула зубы, чтобы не застонать. Но вдруг ремень разом ослаб – Бирк стоял над ней и глядел на нее. – Здорово ты здесь улеглась, – сказал он. – Ага, – сказала она. – Надеюсь, больше прыгать не будешь? – Нет, один раз мне еще придется прыгнуть, чтобы попасть на ту сторону. Должен же я все-таки вернуться домой, в замок Борки. – Только скинь-ка поскорей мой ремешок! – приказала Рони и вскочила на ноги. – Я не хочу быть с тобой связанной, понял? Бирк тотчас сбросил с себя ременную петлю. – Понял, – сказал он. – Но теперь я все равно с тобою связан. Даже без ремешка. – Уходи отсюда, слышишь! – крикнула Рони. – Придумал тоже – «замок Борки»! Двигай отсюда!… Она сжала кулак и с размаху стукнула его по носу. А он засмеялся и сказал: – Но чтобы больше этого не было, поняла? Ты спасла мне жизнь. Очень мило с твоей стороны. Спасибо! – Уходи отсюда, тебе говорю! – заорала Рони и кинулась прочь, не оглядываясь. Но когда она добежала до каменной лестницы, которая вела от крепостной стены к входу в замок, она услышала, что Бирк прокричал ей вдогонку: – Эй ты, дочь разбойника!… Мы еще встретимся! Тогда она повернула голову и увидела, как он разбегается для своего последнего прыжка. – Надеюсь, ты и на этот раз туда загремишь, сын Борки, – крикнула Рони. Однако все вышло еще хуже, чем предполагала Рони. Маттис впал в такую ярость, что даже его разбойники испугались. Но поначалу никто ей не поверил, и Маттис, может быть впервые в жизни, на нее рассердился. – Сочиняй себе небылицы сколько влезет, но такую чушь не смей выдумывать. Надо же, чтобы тебе это в голову влетело – разбойники Борки поселились в замке Маттиса! Вот слушаю тебя, и у меня от гнева прямо кровь закипает, хоть я и знаю, что ты все наврала. – Нет, – сказала Рони, – я не наврала. И она снова начала рассказывать, что она узнала от Бирка. – Ложь! – крикнул Маттис. – К тому же у Борки нет сына. У него вообще детей нет. Это всем давно известно. Разбойники сидели молча, никто не осмеливался нарушить молчание. Первым обрел дар речи Фьосок: – Это, конечно, так, но все же люди болтают, что у него есть мальчишка. Его родила со страху Ундиса в ту грозовую ночь, ну, помните, когда у нас появилась Рони. Маттис прожег его насквозь своим огненным глазом. – И никто мне об этом ни слова не сказал? Ну, выкладывайте начистоту, что вы еще от меня скрываете. Он обвел всех разбойников диким взглядом, схватил со стола сразу две кружки пива и с размаху швырнул их, облив всю стену белой пеной. – Так что же выходит, борковский щенок бродит по моему замку?! И ты, Рони, разговариваешь с ним?! – Это он со мной разговаривал. И снова, зарычав как дикий зверь, Маттис схватил с блюда баранью ногу и шмякнул ею об стену так, что капли жира разлетелись во все стороны. – И ты утверждаешь, что щенок Борки хвастался, будто этот шелудивый пес, его отец, поселился со своим сбродом в Северной башне моего замка? Хоть Рони и боялась, что от ярости у Маттиса помрачится рассудок, когда он узнает все, она решила сказать ему правду: ведь иначе не вышвырнуть Борку и его людей из Северной башни. – Да, и теперь наша Северная башня называется замком Борки. Вот так, папочка. Издав еще более устрашающий вопль, Маттис сорвал с крюка котел с похлебкой и, размахнувшись, метнул его в стену, да так, что окатил кипящим варевом весь пол. До сих пор Ловиса, не проронив ни слова, слушала да глядела на все, что происходило в зале. Но тут она рассердилась. Она схватила миску с яйцами, которые утром принесла с птичьего двора, и подошла к Маттису. – На, швыряй, не стесняйся, только имей в виду, убирать все будешь сам, собственными руками, понял? Маттис, вопя не своим голосом, стал кидать яйца одно за другим в стену, и белок с желтком стекали на каменный пол. А потом он заплакал. – Я жил спокойно, как лиса в норе, как орел в гнезде! А теперь… И Маттис кинулся на пол и стал кататься по каменным плитам и выть, как раненый зверь, и проклинать все, на чем свет стоит, пока это не надоело Ловисе. – Стоп, хватит, – сказала она. – Криком тут делу не поможешь. Вставай-ка лучше – все тебя ждут. Голодные разбойники молча сидели вокруг стола. Ловиса подняла с полу баранью ногу и обтерла ее тряпкой: