Бурные аплодисменты. — Ой! — Я отлепила ладошки Эбби от своего лица, пока оно не превратилось в отбивную. — В четверти мили от Мерлин-корта живет наш ближайший сосед, преподобный Фоксворт, очень милый джентльмен. Он викарий в церкви Святого Ансельма, что построена еще в норманнские времена. Запомните, куколки, — норманны не имеют никакого отношения к Норману-Дорману из детской телепередачи. Для тех, кто впервые слышит имя этого любимца публики в штанишках на лямках, сделаю отступление. В игрушечном магазине Кукольного Города служит привратником тихий и незаметный мистер Норман-Дорман. Но это днем. В час, когда вечерняя мгла накрывает город и на двери магазина появляется табличка «Закрыто», он становится Норманом — Защитником Обиженных Игрушек. В гигантском шлеме по самые уши и с ног до головы в водонепроницаемом плаще (не красоты ради, а из предосторожности: выбить его из колеи могут лишь мыло и вода), бесстрашный Норман ночи напролет скачет по крышам, съезжает по водосточным трубам, но справляется со своей благородной миссией. И это несмотря на происки гоблинов, которые гоняются за ним — как вы догадались? — с водяными пистолетами. Держу пари, не только мои глаза застилают слезы умиления, когда приходит время в очередной раз услышать знаменитое: Страхи прочь, тревоги прочь, Норман-Дорман мчится в ночь! Вчера мне, к слову сказать, здорово не повезло. Не довелось на полную катушку насладиться счастливым спасением Красотки Долли, поскольку меня сдернули с кресла в самый драматический момент битвы Нормана-Дормана. Мисс Шип, органистка церкви Св. Ансельма, заявилась якобы для сбора средств на новое покрывало для алтаря (вовек не запомню, как эта парчовая тряпица именуется по-научному). Так я ей и поверила! Головой ручаюсь, к порогу Мерлин-корта мисс Шип привело острое любопытство, слегка приправленное недостойным истинной христианки злорадством. Ну еще бы. Виданное ли дело — пропускать воскресную службу три… или даже… неужели?!.. четыре недели подряд. Сомневаюсь, правда, чтобы мое безобразное поведение заметил хоть кто-нибудь, кроме мисс Шип. У этой дамочки определенно глаза на затылке. Перво-наперво она принялась расписывать недавнюю проповедь преподобного Фоксворта, да с таким энтузиазмом, что я диву далась. Круглые стеклышки очков запотели, птичий подбородок трясся, острое личико цвета древнего пергамента пошло пятнами, — надо думать, то была краска благоговейного восторга. — Клянусь Всевышним, миссис Хаскелл, на меня снизошла благодать! Его преподобие читал отрывок из послания Павла к Коринфянам… ну, вы знаете, тот, знаменитый, где говорится о вере, надежде и, главное, о любви! Я вся аж мурашками покрылась, даже на… сзади. Верите ли, дорогая миссис Хаскелл, едва на стуле усидела! — Мисс Шип сконфуженно хихикнула. — Так и хотелось вскочить, вытянуться во весь рост и крикнуть: «Вперед, викарий! Только вперед!» Для церкви клич, пожалуй, нетрадиционный. Я поспешно заверила мисс Шип, что непременно зарезервирую в своем графике часок для посещения Божьего храма. Но остановить поток христианского красноречия не удалось. — Ах, миссис Хаскелл! Что за возвышенное ощущение! — Глаза мисс Шип за стекляшками очков увеличились до размеров шляпок породистых шампиньонов. — На несколько минут я превратилась в Еву после грехопадения! Сбросила с себя фиговые листочки и прижала Адама к своей обнаженной груди! Впервые в жизни в душе моей родилось сомнение — а не ошибалась ли я, отвергая брак?! Все мы, конечно, стараемся приносить радость ближним… по мере наших слабых сил… — Мисс Шип скромно потупилась. Я склонила голову. Минута молчания в память о тех, кто пал к ногам органистки, исполняя свое доблестное предназначение на грешной земле. Убейте — никак в толк не возьму, в чем секрет этой дамы. От ее уродства скулы сводит, и вместе с тем даже Джонас как-то признался, что заметно тяжелеет ниже пояса, услышав воркующий смешок этой каракатицы. — Поймите меня правильно, дорогая миссис Хаскелл. Ребенку простительно думать и любить по-детски. Но я-то уже взрослая женщина, а значит, пора выбросить игрушки! Полагаю, это она о чужих мужьях. Ради чего, спрашивается, было пропускать шоу Нормана-Дормана?! — А все вы виноваты, миссис Хаскелл! — Я?!! — Да-да. — Румянец смущения окрасил пепельные щеки мисс Шип. Такой очаровательный оттенок бывает у недозрелого грейпфрута. — В церкви, во время венчания, вы прямо светились от счастья! Вот тогда-то я и поняла, что пришел мой черед затоптать угли былых страстей и развести новый костер! — Желтые ладошки с жаром накрыли грудь, — во всяком случае, я подозреваю, что на том месте действительно находилась грудь, хотя мисс Шип довела искусство камуфляжа этой части тела до совершенства. — Ах, дорогая миссис Хаскелл! Надеюсь, вы с вашим страстным Хитклиффом[1] по-прежнему без ума друг от друга? Ответ застрял у меня в глотке вместе с вполне естественным вопросом о личности счастливчика, осужденного на пожиз… прошу прощения — на вечное блаженство с мисс Шип. Органистку я с грехом пополам выпроводила, но ее слова до сих пор зудели в голове заезженной пластинкой, унылым гимном моего сексуального провала. Таких, как Бен, — раз два и обчелся. Во что бы то ни стало нужно отыскать обратную дорогу к храму, то бишь к супружеской страсти, когда-то безраздельно нами владевшей… Но не сию же секунду. Даже Хитклиффу придется посторониться, пропустив вперед малышей. Спуск по лестнице с двумя младенцами в охапке — не для дамы моих пропорций. Этот акробатический этюд разве что Карлсону по плечу. Пробежка вниз-вверх-вниз подогрела бы, конечно, пыл мамочки-физкультурницы, но, боюсь, ребеночку не понравилось бы таращиться сквозь прутья кроватки на пустую комнату. Необходимость, говорят, вторая мать науки, а мамаши всегда найдут общий язык. Словом, приспособилась я таскать своих крошек в двойном «кенгуренке» — замысловатой штуковине с двумя карманами-сиденьями, преподнесенной мне в дар кузеном Фредди. — Сейчас, куколки мои, сейчас. Мамочка мигом! — Рассовав близнецов по разным углам одной из кроваток, я выудила кенгуриные доспехи из-под груды пеленок и в два счета напялила через голову. Опля! Военно-воздушный десант готов к прыжку во славу королевы и отечества! Далее все четко по инструкции. Глубокий вдох, и Тэм оказывается в переднем «кармане». Так, сдвинуть сыночка на спину, будет моим горбом. Теперь Эбби, глубокий вдох… Уф-ф-ф. Есть же на свете идиоты, тягающие всякие железяки. Лучше бы своих отпрысков таскали. Этим бугаям полезно, детям приятно, а мамашам облегчение. Ну все. В путь. Только сначала завязать тесемочки там, где когда-то была талия, поправить Тэма, убедиться, что рубашка не волочится по полу, улыбнуться Эбби, которая выдула сногсшибательный пузырь, и… На старт. Внимание. Марш! По обшитому дубовыми панелями коридору луноход двинулся к лестничной площадке, освещенной не столько мозаичным окном, сколько фотографией с ясным ликом моей свекрови, Магдалины Хаскелл, преклонившей колена пред алтарем. Гм… Это воображение разыгралось или сегодня утром Мамуля и впрямь сверлит меня укоризненным — хотя нет, пардон, смиренным — взглядом упорнее, чем обычно? Сделав первый шаг вниз по лестнице, я вспомнила… Черт побери!!! Дважды черт побери. Трижды побери. Письмо, которое я написала Мамуле и Папуле неделю назад, все еще дожидается, когда к нему приложит руку их сыночек. Будь проклята моя дурацкая щепетильность. Сыновьи поцелуи Бена нужно было послать к дьяволу, а письмо — родителям. Поздно. Полтора часа каторжного труда и полдюжины почтовых листков коту под хвост. Все мои новости безнадежно устарели: кашель у Бена прошел, близнецы и не думают спать всю ночь напролет, как я хвасталась, а поездка в Питерборо отложена на неопределенное время. Любому дураку понятно, что предаваться раздумьям можно где угодно, только не на старинной лестнице с высокими ступеньками. Середина пути была уже преодолена, когда Эбби вдруг вцепилась в воротник моей рубашки, а Тэм запустил обе пятерни мне в волосы и с силой дернул. С моих губ сорвался вопль, близнецы ответили радостным ревом. Я покачнулась, взмахнула фланелевыми крыльями и только чудом успела ухватиться за перила. Говорят, в самые страшные мгновения перед мысленным взором человека успевает промелькнуть вся его жизнь. Вранье. Передо мной действительно кое-что промелькнуло, однако к беззаботному детству, скучной юности и счастливому браку это кино отношения не имело. Даже в пароксизме страха мои несчастные мозги продолжали прокручивать насущные проблемы. Грядущая кормежка, экскурсия за свежими овощами (я так долго откладывала ее, что над Мерлин-кортом навис зловещий призрак цинги), стирка вещичек, которые уже потеряли надежду на очередную встречу с близнецами… Я не просто припала к перилам — я с ними слилась: ни дать ни взять пассажирка тонущего «Титаника». Уж и не знаю, сколько длились наши любовные объятия, но в конце концов мне удалось унять дрожь в коленях и разогнать туман в голове. И что же предстало моему просветленному взору? В прихожей, у самой двери, где тень погуще, зловеще маячила фигура. Не в моих привычках делать из мухи слона. Неизвестный, да благословит его Господь во веки веков, не подпирал потолок бычьей головой, не раздвигал стены плечами шириной с гладильную доску и не поигрывал кольтом сорок пятого калибра. Мне достался злодей в миниатюре — коротышка с усиками а-ля Чарли Чаплин и с гаечным ключом, больше смахивающим на кочергу. — Доброго вам утречка, хозяйка. Голос липкий и жирный, как печная сажа. Правый глаз выпучен, левый коварно поблескивает из-под набрякшего багрового века. Червячок сомнения заполз в мою целомудренную душу. Вряд ли этого джентльмена дома ждут жена, ребятишки мал мала меньше и старенький дедуля в кресле-коляске. Со вздохом, едва не сорвавшим настенные гобелены, я осторожненько опустила руку на увесистую бронзовую вазу, так удачно примостившуюся в лестничной нише. Весь фокус в том, чтобы голос твой звучал твердо, как у надзирательницы из ближайшей тюрьмы. — Одно движение, — пискнула я, — и вы покойник! — К чему такие строгости, хозяйка? Я ж вытер ноги! — Обратитесь в Лигу Домохозяек за медалью. — Он еще смеет изображать оскорбленную невинность! Я стиснула горлышко вазы и слегка попятилась. Совсем чуть-чуть, на одну ступеньку, не больше. — Какого черта вам здесь нужно? За кого вы себя принимаете? — Я Джок Бладжетт. — Уверены? А не Джек-потрошитель, случаем? — Э-э-э? — Здоровый глаз едва не вылез из орбиты, точно его хозяин наткнулся на говорящего кенгуру. Засучив лапками, детеныш в переднем «кармане» привел кенгуру в чувство. Нападение — далеко не лучшая защита для дамы в неважной физической форме. И вообще, о какой честной схватке может идти речь, когда один ребенок присосался к пуговице на воротничке твоей рубашки и вот-вот заработает несварение желудка, а другой задался целью с корнем вырвать жалкие остатки твоих волос?! Однако не все потеряно. Уверена, Господь Бог предвидел то незавидное положение, в котором однажды окажется хозяйка Мерлин-корта, мать двоих детей. Разве не для того он с лихвой компенсировал Еве недостаток физической силы? Коварство — вот оружие женщины! Приглашу-ка я этого типа испить чайку, заварю покрепче, улучу минутку, когда он отвернется, да и выверну в чашку весь домашний запас зубного эликсира. Помнится, фирма-изготовитель сулила магическое превращение кислой мины в ослепительную улыбку. Вот пусть теперь и отдувается, иначе подам в суд и разорю к чертям… если переживу сегодняшнюю встречу. Жаль, мышьяка нет. Средство не нами проверенное, надежное. Но на нет и суда нет; придется довольствоваться тем, что под рукой. — Время — деньги, хозяйка. — Пальцы-сардельки безостановочно разминали гаечный ключ; продлись наша беседа часика два, и ворюга, держу пари, слепил бы из своего нелепого орудия вполне приличный стилет. — После вас меня еще работенка ждет — будь здоров. — Да вы, мистер Блад… вжик, работаете не покладая рук, как я погляжу. — Бладжетт. — Тысяча извинений. — Я пристроила вазу под мышкой и двинулась вниз. Ступенька — молитва. Еще ступенька — две молитвы. Одно из двух: либо выдохнусь к концу лестницы, либо приму постриг и всю жизнь так и буду что-нибудь клянчить у Всевышнего. Близнецы, похоже, задремали; подол рубашки благоразумно не опускался ниже щиколоток, так что спуск был более-менее безопасен. Совершенно неожиданно мне открылся комизм ситуации. Миссис Бентли Хаскелл из Мерлин-корта принимает гостей в ночном одеянии! Что скажут соседи?! Сдавленное бульканье, поднимаясь откуда-то из желудка, грозило в любой момент обернуться гомерическим хохотом. Все. Неизбежное случилось. Даже уши заложило. Но странное дело… Громоподобный трезвон исходил не от меня, а от трехногого столика, занимавшего каменный помост в дальнем углу холла. Телефон! Телефон?.. Близок локоток, да не укусишь. — Это мой муж! Если я не сниму трубку, он… Ваза вырвалась из-под руки, весело поскакала по ступеням, с металлическим лязгом брякнулась на каменные плиты и, набирая скорость, словно шар в боулинге, рванула к кеглям… точнее, к ногам мистера Грабителя. Лови момент, Элли! Твоя безотказная неуклюжесть в кои-то веки сослужила верную службу. Не надо оваций. Победа была жестоко вырвана из моих гостеприимных объятий. Подпрыгнув, негодяй избежал встречи с вазой (та тоскливо пристроилась под столом) и направился к телефону. — Ошибаетесь, хозяйка. Звонят мне. — Нет! — Этот звонок я и на том свете узнаю. — Жуткая физиономия смягчилась до неузнаваемости. Чарли-чаплиновские усы дрогнули в трепетно-нежной улыбочке. Мерзавец сунул свое орудие, с позволения сказать, труда в задний карман, поддернул штаны, пригладил волосенки и только после этого церемонно приложил трубку к уху. Неужто ее величество Судьба так бесконечно благосклонна, что решила предоставить мне еще один шанс? Затаив дыхание, ловя каждый шорох — не дай бог, детки проснутся, — я просеменила к двери и вдруг… душераздирающий момент… едва не изобразила кувырок через голову. На коврике у двери распластала крылья «Дейли кроникл». Кажется, я поторопилась с выводами насчет благосклонности судьбы. Больше похоже на то, что эта злодейка, выйдя на тропу войны, специально для меня подготовила мины-ловушки. Обычно «Дейли кроникл» приносили рано, и Бен не представлял себе утреннего кофе без любимой газеты. Счастье было так близко — только протяни руку, когда наши гигантские часы одним-единственным, но могучим ударом провозгласили половину девятого. Гул отдался дрожью в коленях и колом застрял в сердце; я не сдвинулась бы с места даже под угрозой извержения вулкана. Ох, куколки мои дорогие! На миг мне показалось, что хрип рвется из моей собственной, сдавленной ужасом груди, но действительность оказалась еще страшнее. Хрипел мистер Грабитель. Поглаживая телефонный шнур и глядя в пространство остекленевшими глазами, он дышал натужно, со свистом, точно загнанная лошадь. — Как скажешь, пупсеночек. Ты там пока почисть перышки да согрей массажный крем, чтоб спинка у моей птички не замерзла, тут и примчится твой котик, задрав… хвостик. Клац. Трубка легла в гнездо, а мистер Грабитель двинул ко мне. — Моя Молли! — сообщил он с нахальной ухмылкой. — Понятно, понятно. — Извиняюсь за спешку, хозяйка, но тут вот какое дело… Молли… жена то есть… зовет меня… — он облизнул усы, как Тобиас, завидевший блюдце со сметаной, — зовет на ленч. Так что если вы не против, хозяюшка, я бы отложил наше дельце до завтра. С утречка загляну, соберу вашу старушку машину, тогда уж и бабки подобью. — Отлично! — Я шаталась под тяжестью близнецов и собственной глупости. — Новый насос нужен, хозяйка. — Так вы слесарь! Сразила наповал. — Да-а, сдается мне, вам нужно кой-чего поважней нового насоса. Здоровый глаз мистера Бладжетта вильнул в сторону, но проблеск откровенной жалости я заметить успела. В следующий миг лжеграбитель сложился пополам, выхватил из-под ног «Дейли кроникл», пошелестел страницами и ткнул газету мне в руки: — Вот оно, хозяйка! То, что доктор прописал. Послушайте Джока Бладжетта, гляньте на шестнадцатую страницу. С тех пор как моей Молли попалась на глаза эта статейка, наша жизнь перевернулась. Молли теперь самая что ни на есть принцесса, а я будто сбросил годков эдак с десяток. Шлю своей женушке цветы, любовные писульки, а домой лечу — ну прям зеленый юнец на свиданку! Выдав рецепт, профессор был таков. Шагнул за дверь, слетел со ступенек, проскочил двор и одним махом запрыгнул в свой пикап, точно за ним по пятам гналась безумица с топором. Прежде чем закрыть дверь, я проводила глазами пикап — тот лихо рванул по дорожке от Мерлин-корта, мимо коттеджа Фредди и через распахнутые ворота вылетел на простор Скалистой дороги. С величайшим стыдом признаю, что меня посетила гнусная мысль. Свались этот лихач с Утеса — не довелось бы им с «пупсиком» похохотать над горбатым кенгуру. Машинально сворачивая «Дейли кроникл» в трубочку, я лелеяла еще одну мечту. Эх, оказался бы сейчас рядом Бен!.. Вот кого я бы с удовольствием огрела этой газеткой — чтоб знал, как втихаря впускать слесарей в дом и ставить жену в идиотское положение. Что же до совета доморощенного профессора медицины, то будь я проклята, если хоть одним глазком гляну на шестнадцатую страницу. Обойдусь без рекламы витаминов А, В, С и далее по алфавиту. А тем более пилюль «с максимальным содержанием железа». Доктор Мелроуз уже напичкал ими так, что от меня за милю кузницей несет. И вообще — с какой это стати я должна прислушиваться к советам водопроводных дел мастера, к тому же чокнутого, раз он в полдевятого утра, закусив удила, мчит на ленч к женушке?! У «пупсика», должно быть, талант от бога по части рыбных сандвичей. Хорошенькое начало дня. Одна радость: малыши мой позор мирно проспали. Едва держась на ногах, я пыталась прийти в себя, однако сюрпризы еще не кончились. То ли шок дал о себе знать, то ли мой ангел-хранитель решил выкинуть напоследок еще один фортель, но знакомый до последней паутинки холл Мерлин-корта вдруг превратился в гулкую залу древнего собора. Неразлучная парочка пустых рыцарских доспехов, испокон веков подпиравших стену у лестницы, обрела облик и стать святых Руфуса и Рауля. Под каменными плитами наверняка покоились останки дамочек вроде меня — тех, что растратили жизнь на борьбу с пылью, а нынче сами обратились в пыль… Если Магомет не идет к горе, то известно, что бывает. А не воспользоваться ли мне наличием церкви в Мерлин-корте и не восполнить ли несколько пропущенных субботних встреч с Создателем? Преклоню колени и… И что скажу? — Помоги, Отче! Детишки мои вырастут, а я, седая и согбенная, шаркая по Мерлин-корту, столкнусь однажды с прекрасным незнакомцем, называющим себя моим мужем. «Как поживаете, миссис Хаскелл? Кажется, мы когда-то встречались? Не желаете ли освежить знакомство бутылочкой винца и оздоровительной гимнастикой в постельке? Только не поймите меня превратно! Не в моих правилах предлагать даме такое в первую за двадцать лет встречу, но…» Газета выпорхнула из дрогнувших пальцев. И не моя вина, что она раскрылась на шестнадцатой странице. Поднимая «Дейли кроникл», я сама не заметила, как выискала обведенную игривой рамочкой заметку.