– Что Вы хотите сделать с моим сыном? – С сыном Байрона, внуком Пины? – вздернула брови Лурдес. – Что ж, мальчишка не знает о своём истинном происхождении и никогда не узнает о нём, ведь у него не будет матери, единственной знающей правду и способной поведать её ему, а его отец убедился в своей непричастности к его рождению посредством ДНК-экспертизы. Я его не трону. Но! – она выразительно посмотрела на меня. – Только при условии, что ты сейчас добровольно выйдешь из машины и без сопротивлений пойдешь за Ричардом. Мы здесь одни, вокруг лес и тебе некуда бежать. Твой исход предрешён. Через несколько минут твоя роль в этой пьесе будет отыграна, хочешь ты того или нет, будешь сопротивляться тому или нет. Выходит, вопрос заключается только в том, закончится ли эта пьеса и для твоего сына тоже. Окажешь сопротивление – сегодня же встретишься со своим ребёнком на том свете, будешь мудра – встретишь его на той стороне старым и прожившим полноценную жизнь стариком. Выбирай. – Откуда мне знать, что Вы не обманете меня, что Вы ничего ему не сделаете? – к моим глазам подступили слёзы, но я не желала предоставлять возможность наслаждаться ими своему карателю, а потому изо всех сил сдерживала их на границе своих глаз. – Неоткуда, – прищурилась Лурдес. – Просто доверься мне. Ты ведь знаешь, что мне можно доверять, в конце концов, ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо другой. Я уже пообещала тебе, что не трону твоего ребёнка, в случае твоего несопротивления, но если ты сейчас не пойдёшь туда, куда тебя поведёт Ричард, я ещё раз пообещаю тебе избавиться не только от тебя, но и от твоего мальчишки в течение следующих нескольких часов. Решай: стоит ли эта договорённость свеч. Их было двое. Они оба были вооружены. Я была одна. У меня не было оружия. Я могла попытаться бежать, получить пулю в спину, умереть и своей смертью приговорить к гибели своего ребёнка. Либо я могла согласиться на их условия, повиноваться, получить пулю в сердце, умереть и своей смертью спасти своего ребёнка. Мой выбор был очевиден, потому как выбора у меня не было. И Лурдес это прекрасно понимала. Как заранее понимал это и Ричард. Я выразила своё согласие немым кивком головы. Лурдес сказала, что я могу протянуть руку к рулю, чтобы нажать на кнопку разблокировки пассажирских дверей. Повинуясь, я переместилась на среднее место и, потянувшись к нужной кнопке, замерла. Но лишь на пару секунд. Уже отрывая руку от кнопки, я всё же предприняла попытку к сопротивлению, но настолько мизерную, что её не смогла заметить даже Лурдес. Жизнь это мне уже не спасёт, но, возможно, сможет спасти жизни других людей… Хотя шансы катастрофически минимальны: один процент из ста. Глава 52. Тереза Холт. 09 октября – 08:30. Как только я вышла из машины и захлопнула за собой дверцу достаточно громко, чтобы эхо прокатилось по пустой лесной дороге – вдруг рядом кто-то всё-таки может проходить или проезжать? – Ричард, стоящий примерно в пятнадцати метрах перед машиной, повернулся вокруг своей оси на каблуках своих отполированных ботинок и, со скрещёнными на груди руками, вперился в меня заинтересованным взглядом через большие стёкла своих квадратных очков. Я себя не чувствовала… Совершенно потеряла связь с реальностью происходящего, как будто смотрела на себя со стороны и не узнавала. Я была не я. Мной притворялся некий манекен, марионетка, согласная на добровольное заклание. Уверена, что я побледнела до белоснежного оттенка, но даже мои руки, сжатые в кулаки, не могли в полной мере описать моё состояние человеку, в эти страшные секунды с любопытством рассматривающего меня… Это было… Это… Состояние человека, осознающего, что он, находясь в полнейшем здравии и расцвете сил, умрёт уже через считанные секунды: всё, жизнь кончена, дальше ничего не будет. Вернее, будет всё, но без тебя… Это не как заснуть. Это как… Прекратить существовать. Необратимость. Нежелание. Подлинный страх. – Прошу Вас, пройдите в этом направлении, – элегантно вытянув руку вперёд, Ричард указал в лес, лежащий по левую сторону дороги. Местность, в которой мы находились, была холмистой, и Ричард предлагал мне начать взбираться на холм, поросший вековыми соснами и редкими лиственными деревьями. Я едва не лишилась чувств от его предложения. Холм был сильно крутым. Представив, как моё мёртвое тело скатывается по нему вниз, по пути царапаясь о редкие кусты и ударяясь о стволы деревьев, мне вдруг настолько подурнело, что я не нашла в себе сил сдвинуться с места. По-видимому поняв, что я оцепенела от ужаса, Ричард вдруг сделал то, чего я от него совершенно не ожидала: подойдя ко мне впритык, он взял меня под локоть и направил в сторону леса, призывая меня начать передвигать ногами. Стоило мне сделать первые шаги, как его рука соскользнула с моего локтя и, перейдя на левую сторону от меня, он неожиданно начал следовать за мной. Я думала, что он останется здесь, чтобы выстрелить мне в спину, пока я буду идти вверх по холму, но он пошёл со мной шаг в шаг. Это смутило мой и без того затуманенный ужасом разум. – Ну, как Вам правда? – по-видимому решив прикончить меня неожиданными моментами, а не выстрелом в голову, вдруг спросил мужчина, причём сделал это совершенно спокойным тоном. – Не верится… – едва ворочая онемевшим языком, сжав лямки висящей на моём плече сумки, отозвалась я. – Ещё бы, – совершенно невозмутимым, а потому неправдоподобным для текущей ситуации тоном, произнёс мой конвоир, при этом поджав губы. Именно из-за того, что его поведение никак не вязалось с мероприятием, которому он готовился подвергнуть меня, в мою душу закрался жалкий червь сомнения, от грызущей деятельности которого в результате мне стало лишь больнее. – Я мать… – бесцветным голосом произнесла я. – Неужели Вы убьёте молодую мать, зная, что сделаете какого-то маленького ребёнка сиротой? – Бросьте, Тереза. Ванда Фокскасл тоже была матерью, и Пина была матерью, и те двое докторов, вошедшие в её палату в неудачный момент, тоже были родителями, а Рина Шей была чьей-то дочерью и в будущем тоже могла бы стать матерью… Этот человек убил Рину! Убил Ванду! Убил мать Байрона! Убил родителей Пейтон Пайк! И он хочет убить меня! Я шла шаг в шаг с серийным убийцей, с тем, кто лишил меня лучшей подруги, чем словно ампутировал часть моего организма… Если бы он прицелился получше, если бы попал с первого раза, тогда бы и Рина, и миссис Фокскасл были бы живы! Умерла бы только я! Я и… Берек. Он бы не родился. Нет, этот ребёнок должен был родиться! Поэтому Рина умерла не зря… Она пожертвовала своей жизнью, чтобы дать время моему сыну… Сейчас умру я, чтобы дать ему время… Он останется невредим. Он будет жить. Он будет счастлив, потому что не будет знать о существовании семьи Крайтон… Байрон! Бедный Байрон! Как бы я хотела, чтобы он узнал, что я не виню его, что я любила и, оказывается, всё ещё люблю… Я родила от него сына… У него есть сын! Как же он об этом не будет знать?! Он должен знать! Должен взять Берека на руки, должен поцеловать его, обнять… Но он ничего не знает! И эти двое позаботятся о том, чтобы он никогда не узнал правду… Мои мысли смешались и превратились в сумбур, и я не заметила, как механически запустила свою руку во внешний карман своей сумочки, и, нащупав в нём мятные леденцы, начала по одному выбрасывать их под ноги, перед этим успев выбросить ярко-зелёный ластик. Я, плохо то осознавая, оставляла за нами след. Не в надежде на спасение. В надежде на то, что мой труп обнаружат до того, как он успеет разложиться или его обглодают дикие звери. Теперь, поняв, что жизни у меня больше не будет, я надеялась лишь на жизнь Берека и желала лишь достойного захоронения своих останков. Возможно, это звучит безумно, нескладно, хладнокровно, бредово, но, оказывается, когда человек попадает в ситуацию, в которой осознание его близкого завершения жизни накрывает его с головой, он вовсе не думает о возвышенном или абстрактном. Оказывается, человек, добровольно идущий на заклание, думает о нелепом и мелочном… – Я был уверен в том, что хорошо сделал своё дело, а потом вдруг, спустя пять лет, Вы, мисс Холт, воскресли из мёртвых, чтобы дать мне урок в виде второго промаха. Очевидно, Ричард желал облегчить свою душу не меньше, чем его подельница: зачем упускать шанс исповедаться перед тем, кто унесёт все твои страшные тайны прямиком в могилу? Так эти двое считали. – Я чуть не добрался до Вас пять лет назад в Бостоне, но Вы купили билет до Роара, из-за чего я догнал Вас запоздало и в результате оформил не Вас, а Вашу подругу, с которой Вы в то время были не разлей вода. С Вандой Фокскасл произошла точь-в-точь такая же ошибка, как и с Риной Шейн. Вы знали, что в темноте можно перепутать между собой не только брюнеток, но даже блондинку с брюнеткой, стоит только блондинке надеть головной убор? Ваша подруга оказалась смуглокожей, но я не заметил этого, так как застрелил её в её же автомобиле, а миссис Фокскасл и вовсе со спины казалась копией Вас. Это позже я выяснил, что она чуть ниже ростом и волосы у неё чуть короче. Я была той, из-за кого убили двух невиновных женщин, никак не связанных с семьёй Крайтон. И я была той, кто видел заключительные минуты их жизней. Перед моими глазам проносились последние воспоминания о моей дорогой Рине: я выпросила у неё ключи от её старого ауди и в итоге до вокзала за рулём её автомобиля сидела именно я. В тот момент я обещала ей, что когда-нибудь и я смогу накопить на свой личный автомобиль, и тогда позволю ей, самой лучшей на свете подруге, прокатиться на нём. Вот почему Стрелок перепутал нас и в итоге выстрелил в неё… Потому что за рулём автомобиля Рины сидела я. Он принял меня за Рину. Увидев, что с вокзала вышла девушка в куртке пассажирки, он решил, что я проводила подругу, но он ошибся… Это подруга проводила меня. И потому она умерла. Воспоминания о Ванде Фокскасл, с которой я не была так близка, как с Риной, нахлынули поверх воспоминаний о Рине и оказались не менее болезненными, может быть даже более, потому как Ванда была убита совсем недавно – ещё неделю назад она была жива и пила со мной чай. Открыв ей дверь своего дома, я замерла от удивления: она пришла ко мне точь-в-точь в таком же плаще, какой я приобрела себе в “Тюльрули” всего пару недель назад и начала носить всего пару дней назад. Узнав об этом, когда вешала свой плащ рядом с моим, она так задорно и заразительно рассмеялась, что в итоге на протяжении всего часа нашей встречи с наших лиц не слетала улыбка. А потом она спутала свой плащ с моим, вышла из моего дома, и её убили. Впрочем, надень она свой плащ, а не мой, Ричард всё равно выстрелил бы ей в спину. Потому что её спина походила на мою. Потому что я когда-то лишь вскользь соприкоснулась с семьёй Крайтон, с её лучшей частью, и хотя не вошла в неё, но создала в ней серьёзную вибрацию… Мы почти взошли на самый верх холма, когда Ричард решил продолжить говорить. – Когда я впервые увидел Вашего сына, это произошло на дне рождения у моей внучки Геры, я сразу понял, что этот мальчик сын Байрона, – его дыхание слегка участилось из-за крутого подъёма вверх. – Берек и Байрон одно лицо. В тот день перед вашим приездом Байрон послал меня дожидаться вас и в момент вашего приезда предоставить вам лучшее место для парковки. Он хотел, чтобы я обязательно сказал Вам, Тереза, что это именно он позаботился о месте для Вас. Как помните, я тогда не выполнил приказ своего босса, списав всю его заботу на свой счёт, но я прекрасно помню, что пообещал ему, что передам Вам знак его внимания, и после уверил его в том, что всё Вам передал в точности так, как он того желал. Что ж, я предпочитаю сдерживать своё слово, если даю его, поэтому Вам сейчас и передаю знак внимания мистера Крайтона. И ещё, помните момент, когда Ваш разговор с Байроном прервался из-за моего вмешательства? Я тогда стал активно стучать в дверь… Это не было случайностью. С тех пор, как Вы во второй раз появились на нашем горизонте, мы установили в кабинете Байрона прослушку. В тот день мы с миссис Крайтон слушали вас и, поняв, что ваш разговор зашёл слишком далеко и становится опасным, мне пришлось вмешаться, из-за чего позже молодой мистер Крайтон весьма неделикатно обошёлся со мной. Я слушала самодовольные бредни увлечённого безумца лишь наполовину, так как в эти секунды мои мысли были всецело сосредоточены на незаметном выбрасывании конфет и ещё на записке, которую я оставила перед своим выходом из дома. Все решат, будто я уехала. Значит, искать меня никто не станет… Как долго все смогут верить в то, что я смогла уехать из города без Берека?.. Из-за этой дурацкой записки мой труп не смогут найти до того, как он начнёт разлагаться. Неужели меня будут хоронить в закрытом гробу? Будут ли хоронить меня вообще?.. Мысль о том, что меня в принципе могут не похоронить – ведь есть серьёзная вероятность того, что мои останки никогда не обнаружат! – заставила меня резко остановиться. Мы как раз взошли на самый верх холма, который неожиданно предстал перед нами обширной плоскостью. Мои мысли, всегда путающиеся во время сильных переживаний, начали хаотично смешиваться в истерический клубок ужаса… Как же так?!.. Мои родители не смогут прийти ко мне на могилу?!.. Астрид, Маршалл, Грир, Грация, их дети, мой ребёнок и даже Пенелопа с Оливией – никто никогда не узнает, что со мной случилось?!.. Моя семья сможет ухаживать за могилой моей умершей в младенчестве сестры, а у меня не будет даже могилы, которую они смогут посетить?!.. Но… Это… Несправедливо… Страшнее всего: остаться в одиночестве после смерти! А ведь до сих пор я даже не подозревала, что подобного можно бояться… – Природа, – вздохнул Ричард. Запрокинув голову, он посмотрел на серые небеса, подбираемые высокими макушками деревьев. – Шум крон древних сосен, оранжевая листва… Красивое место, чтобы попрощаться с жизнью. Точно лучше прибрежной парковки, – сделав отсылку на убийство Ванды Фокскасл, Ричард, всё это время стоящий на безопасном от меня расстоянии, вдруг достал из внутреннего кармана своего пиджака маленький чёрный револьвер. Неужели всё это время он опасался вероятности того, что я нападу на него? А почему бы и не напасть? Отберу пистолет, выстрелю, и что потом? Лурдес услышит выстрел и не увидит возвращающегося из леса подельника, всё поймёт, уедет на машине или, если вдруг у неё тоже окажется при себе пистолет, выстрелит в меня… В результате она сбежит, окажется в Роаре раньше меня и непременно отомстит мне, зная, что я во что бы то ни стало обнародую её грязные секреты. Она доберётся до Берека раньше меня. Нет, я не могу рисковать Береком. Она пообещала, что не тронет его. Чего стоит её слово?.. Неужели оно стоит моей жизни? Неужели моя жизнь настолько ничтожна, что может равняться весу слова безобразной души чудовища? Убийца щёлкнул затвором револьвера. – Знаете, а я ведь сегодня изменяю себе, – серьёзным тоном начал он. – Взял другое оружие, чтобы всадить в Вас пулю другого калибра и стрелять я буду Вам не в сердце, как предпочитаю обычно. Так решила Лурдес. Она считает, что мне пора изменить почерк, чтобы Вашу смерть не приписали ставшему настоящей знаменитостью в Роаре Больничному Стрелку. Ничто не укажет на то, что Вас убил Он. С Вами всё будет по-другому: другое оружие, другая локация – Стрелок ведь никогда прежде не вывозил своих жертв за пределы города. Не переживайте, я дам Вам знать, когда соберусь в Вас выстрелить. Пока что ещё не время. Пожалуйста, пройдите вперёд и остановитесь возле вон той ямы. Он указал куда-то вперёд, и я вдруг увидела большую дыру в земле: здесь и вправду находилась яма. На негнущихся ногах, не понимая, что творю, я направилась к обрыву и почему-то вдруг подумала о своём новеньком ярко-красном пальто, в которое сейчас была облачена: насколько отчётливо на нём проступят следы моей красной крови? Остановившись напротив ямы, я невольно начала оценивать её. Глубиной она была около десяти метров, её периметр был небольшим, всё её дно было устлано ковром из свежих и старых опавших листьев ярких оттенков. Значит, моё тело найдут здесь… Только бы нашли! – Неплохое место, чтобы умереть, не так ли? – раздался позади меня мужской голос. – Нашёл его во время любительской охоты, на которую ходил в начале сентября в сопровождении местных егерей. Место запомнилось, а теперь и пригодилось. Не оборачивайтесь! – неожиданно резко и даже со злостью выпалил он как только я захотела обернуться. – Стойте лицом к яме и слушайте, – на сей раз тон его голоса прозвучал неожиданно спокойно, и я вдруг отметила, что подобные перепады настроения только что наблюдала у Лурдес. – Помните нашу первую встречу? Я отлично её помню, – он явно ударился в самолюбование, а значит скоро ударится и в смакование текущего положения дел. – У Вашей машины сломался мотор, и я починил его теми самыми руками, которыми убил Вашу лучшую подругу. И Вы были мне благодарны. Я тогда сказал Вам, что попробую Вам помочь, а в конце ещё сказал, что у Вас не больше пары-тройки недель до момента наступления остановки сердца. Естественно я тогда имел ввиду не конкретно Ваше сердце, а всего лишь мотор Вашего автомобиля. Кто бы мог подумать, что эти слова окажутся вещими. Вы тогда поблагодарили меня, а я ответил Вам банальным “не за что”, но Вы настояли на том, что благодарить меня есть за что, потому как я буквально спас Вас. Подумать только, какая тонкая ирония… – я поёжилась, решив, что следующим, что я услышу, будет выстрел, но он вдруг продолжил говорить. – А помните нашу следующую встречу? Во второй раз я уже знал, кто Вы такая и что вскоре мне предстоит сделать с Вами – отнять у Вас целую жизнь. Я пожелал Вам успехов и, улыбнувшись Вам своей самой приветливой улыбкой, сказал Вам, что Вы везучая, раз уж Вам досталось сразу два хороших проекта. Тогда я ещё не знал, что миссис Фокскасл станет второй жертвой, должной случится в виду Вашей удачливости, но теперь и в тех словах я вижу предзнаменование. Особенно в последних словах, сказанных мной Вам в тот день. Вы помните их? Нет, не оборачивайтесь! – он снова разозлился, стоило мне только слегка повернуть голову вбок. И тут я поняла, что этот человек как минимум двух своих жертв убил выстрелом в спину – он не желал стрелять видя лица. – Я Вам напомню, мисс Холт, что именно я тогда Вам сказал. Я сказал Вам, что раз Вам повезло дважды, значит Вам может повезти и в третий раз. Скажите, Вы готовы проверить свою удачливость в третий раз? Всё, мы подошли к финалу. Поняв это, я вдруг одновременно поняла ещё одну очень важную конкретно для меня вещь: если обернусь – это станет последним, что я смогу сделать в своей жизни по собственной воле, станет запечатлением моего последнего действия моей волей, а не волей моих убийц. Значит так тому и быть. Даже не подумав отвечать на вопрос убийцы, я резко обернулась и уже в следующую секунду услышала, как лесную тишину разрывает напополам пугающе громкий звук выстрела. Я мгновенно ощутила, как в низ моего живота врезалось нечто небольшое, но очень мощное, однако я не успела осознать произошедшее до конца, потому как в момент, когда это нечто врезалось в меня, я всё ещё оборачивалась и моя нога неожиданно сорвалась вниз… Я так и не поняла, что именно в итоге повлияло на моё падение – сорвавшаяся нога или врезавшаяся в низ моего живота пуля. Перед тем, как ничего не стало, перед тем, как всё превратилось в ничто и серый свет дня перекрылся непроницаемой чернотой бездны, я успела подумать мысль, которая стала для меня последней: “Байрон! Как же он будет жить не зная… Глава 53. Байрон Крайтон. 30 сентября. 24 часа до первого убийства. Не отрывая глаз от экрана лэптопа, в сотый раз перечитывая результат экспертизы, подтверждающий моё отцовство, я, сидя за рабочим столом в своём кабинете, пытался понять и не понимал… Потому что не видел общей картины. Я осознавал, что у меня слишком много слепых точек в истории моих отношений с Тессой. Хотя нет, в истории моей потери её. Как я мог потерять девушку, без которой я превратился в хладнокровного робота, сосредоточенного на бизнесе и не знающего жизни за его пределами? Как я мог потерять человека, в котором открыл и заключил целый мир, лучший мир чем тот, в котором я остался один?.. Что-то тогда произошло. Что-то, что я не увидел, или что-то, что от меня преднамеренно, тщательно скрыли. Нечто страшное и, возможно, непоправимое. Для того, чтобы понять, с чем имею дело, я решил начать с самого начала. С момента моей первой встречи с Тессой Холт. Она разбила мне нос стеклянной дверью, в результате чего я мгновенно влюбился в неё. Возможно, это можно было назвать любовью с первого взгляда, но лично для меня произошедшее ощущалось как любовь с первого удара. Обеспокоенная девушка тараторила что-то, заглядывая прямо в моё нутро своими невероятной красоты, широко распахнутыми глазами цвета океана, я же, сам того не понимая, ничего не мог ей ответить… Я утопал в её глазах. Утопал целую вечность, в реальном времени продлившуюся для меня всего лишь минуту. Когда же девушка замолчала, и я понял, что молчание начинает затягиваться, а значит я могу её упустить – нет, я не мог себе этого позволить! – я поинтересовался её именем. “Тесса… То есть… Меня зовут Тереза… Вы не сильно пострадали? Вам не больно? У Вас проступила кровь… “, – её растерянность меня поработила. Я начал с неприкрытым любопытством рассматривать её, желая впитать в свою память каждую линию её образа, в случае, если эту девушку мне вдруг придётся подать в розыск… Заметив мою заинтересованность, она смутилась, отчего кровь мгновенно прилила к моему сорвавшемуся на галоп сердцу… Она всё-таки спросила, как меня зовут. На протяжении полуминуты я не выпускал её руки во время рукопожатия, таким образом желая на физическо-телепатическом уровне передать ей послание вроде: “Я влюблён в тебя! Сейчас же влюбись в меня!”. Возможно, она всё же уловила одну из многочисленных волн моего послания, потому как она согласилась отправиться со мной в кафе. Когда в тот вечер у меня впервые удалось вызвать на её лице улыбку, я едва не онемел, но когда она неприкрыто засмеялась из-за одной из моих не самых удачных шуток, я был сражён… Своим смехом женщина способна признаться мужчине в любви. Только влюблённая в тебя девушка будет смеяться с твоих несмешных шуток. В тот вечер, уже спустя десять минут с момента нашей встречи, Тесса призналась мне в любви ко мне, как я признался ей в своей любви к ней в первую же секунду пересечения наших взглядов. Дальнейшее развитие наших отношений было определенно и неизбежно – мы должны были слиться воедино и мы слились. Но я не мог рисковать всем из-за страсти. Я желал её каждой клеточкой своих души и тела, однажды она даже приснилась мне в эротическом сне, но я твёрдо решил растянуть удовольствие… Растянуть удалось всего лишь на пару недель. Я целомудренно целовал её на лавочках в парке и удивлялся тому, что её устраивает подобное развитие событий, то есть моё нежелание сорвать с неё платье уже после первой же серии страстных поцелуев, но вскоре я понял, в чём заключался секрет стойкости её терпения – на момент встречи со мной она была девственницей. Наш первый секс, открывший этот факт, буквально взорвал меня изнутри. Я решил, что отныне и навсегда она будет только моей, и в итоге всю ту ночь, и все последующие ночи шептал ей на ухо это своё решение, словно гипнотическую мантру… Тогда она действительно была только моей. Целиком. Как же я потерял её всю?.. Я ей соврал. О своём статусе и финансовом положении. Я сделал всё, чтобы она сочла меня за малообеспеченного парня. Мы даже счета в кафе и в дешёвых отелях оплачивали напополам. Она влюбилась в меня бедного, значит, не должна была оттолкнуть меня богатого и тем более быть со мной только из-за моего финансового состояния, как это произошло в случае с моими родителями. Так я считал. От своей лжи я мучался, и чем дольше ложь затягивалась, тем больше я переживал о реакции на неё Тессы. Подводя её к правде с завязанными глазами, я держал её за руку, безустанно говорил, как сильно влюблён в неё и целовал, пока мы поднимались на лифте в мою квартиру. Я боялся того, что она усомнится в моих чувствах в момент открытия правды, и потому в итоге потянул ещё одну ночь, прежде чем позволил ей выйти из омута неведения, в который я лично опустил её с головой. В ту ночь она испугалась, я чувствовал это: слышал, как громко колотилось её сердце, как вибрировал её голос… Но как же боялся я сам! Тереза не была простушкой – я здраво оценивал выбранную моим сердцем и разумом девушку, и знал, что она достаточно самодостаточна, чтобы, в случае обнаружения лжи, уйти от меня… Мне нельзя было позволять ей проснуться вне моих объятий. Если бы тем утром она проснулась в обнимку со мной, она бы не так болезненно восприняла мою правду. Я бы сам показал ей её фото, которое я нашёл в социальной сети на странице её лучшей подруги и которое собственноручно вставил в рамку, и установил на свой стол. Я бы рассказал ей о месте, в котором она проснулась, прежде, чем она успела бы его оценить… Но я отлучился и позволил её разуму включиться до того, как я среагировал на его включение. Поэтому её знакомство с новым мной и моим миром прошло заметно сложнее, чем могло бы пройти. Она любила меня, я знал это, понимал, ценил и чувствовал. Только её любовь позволила ей закрыть глаза на мою ложь, но даже она не позволила ей выйти из состояния напряжения, вызванное пережитым ею чувством обмана. Я пытался расслабить её: устраивал ужины при свечах, начал дарить цветы и игрушки, но мои усилия лишь сильнее напрягали её. Поэтому, пока нить её терпения окончательно не лопнула, после чего Тесса неизбежно начала бы отдаляться от меня, что при её темпераменте вполне могло бы закончиться разрывом наших тогда ещё только начинающихся и неокрепших отношений, я, возможно ошибочно, принял решение действовать ещё более настойчиво. Я не просто предложил ей начать жить вместе уже спустя три или четыре недели с момента нашего знакомства, но стал настойчиво склонять её к принятию моего предложения. Прежде я никогда не съезжался с девушкой, потому как знал, что стоит мне пустить на свою территорию постороннего человека, как мои отношения с ним закрутятся с новыми оборотами. Однако в случае с Тессой именно я был той стороной, которая жаждала метить свою территорию и накладывать лапу на всё, на что только было возможно её наложить. Естественно Тессу подобное поведение с моей стороны должно было беспокоить, но я, скорее всего, попросту не предавал этому значения… Может быть, в этом дело? В том, что я слишком быстро раскручивал аттракционное колесо наших отношений? Раскрутив же его до максимума, я вылетел за его пределы, а она осталась сидеть в кабинке, не понимая, что случилось… Так теперь мне представляется то, что с нами произошло. И всё же… В моём полёте и в её застревании в кабинке было что-то не так. Всё это время я считал, что в наших отношениях были только мы с Тессой и что в них априори не могло быть других персонажей, но, может быть, я всё это время ошибался? Итак, в то время Тесса действительно была только моей. Всецело. Так как же я потерял её всю?.. Сам бы я ни при каких условиях не справился с подобной задачей. Теперь я это понимаю. Вывод: мне кто-то помог. Вариантов на роль помощников было немного. Ведь я скрывал свою Терезу от всего мира, опасаясь засветить плёнку нашей любви. Возможно, мне стоило представить её своим друзьям или больше рассказать ей о своём бизнесе, чтобы она знала, как связаться со мной в непредвиденной ситуации, но… Она ведь знала как связаться со мной в ситуации, в которой мы оказались: потеря моего телефона стоила мне потери целой Вселенной, в которую превратилась для меня эта девушка, однако, насколько это известно мне, наша с Терезой связь после моего экстренного отъезда в Канаду не была потеряна окончательно. Нашим связующим звеном выступила моя убитая горем от пошатнувшегося здоровья отца мать. Итак, моя мать была единственной, кто знал не просто о существовании Тессы в моей жизни, но знал её в лицо. Что я помню об этом? Её первая встреча с Тессой запечатлелась красноречивым диалогом: “Познакомься, мама, это Тесса. Моя девушка”, – подойдя к Терезе сзади, я, счастливо улыбаясь, будто сорвал в своей жизни джекпот, нескромно обнял её сзади. Ответом матери были слова: “Да, я вижу, что это девушка, а не парень. И на том спасибо”. После этих слов она не пожала руку Терезы, что задело меня даже больше, чем её нелепый сарказм. Я знал свою мать достаточно хорошо, чтобы понять её настроение: она ненавидела узнавать новости запоздало и терпеть не могла, когда на её территорию претендовали другие люди, хотя подобных смельчаков на её пути, насколько мне известно, не встречалось. Моя же девушка стала для неё двумя ароматами в одном флаконе: запоздалая новость плюс претендентка на всецелое внимание её сына. И всё же это была моя мать. Она никогда не желала мне зла… Но всё равно она показала себя не с лучшей стороны во время ужина, на котором я настоял в тот же день, желая сгладить неуклюжее утреннее знакомство. Она игнорировала Тессу, словно та была пустым местом. Меня это задело настолько сильно, что, проводив Терезу до студенческого кампуса и вернувшись домой, следующие сутки я игнорировал её. Она попросила у меня прощение. Говорила о том, как сильно любит своего единственного сына и переживает о нём, как скучает в нашей разлуке, затянувшейся на целых четыре месяца, хотя я уже десять лет как не встречался с ней больше пары раз в месяц. Я простил её. В конце концов, эта женщина родила меня и потому, наверное, имела право нездорово переживать обо мне… Впоследствии я хорошо разъяснил матери, насколько мои намерения относительно Терезы серьёзны и, уверен в этом, она хорошо меня поняла. Насколько бы она ни была страстной к власти, из-за чего в итоге я сразу же отстранил её от отцовского бизнеса, как только тот перешёл мне, всё же она в первую очередь была моей матерью, а значит желала мне, своему ребёнку, добра. Мы договорились о том, что она найдёт общий язык с Терезой, но, как я теперь понимаю, после заключения этого договора я собственными глазами так и не увидел исполнения единственного значащегося в нём пункта. Мать вернулась в Канаду раньше изначально запланированного срока, я вновь с головой погрузился в свои отношения с Терезой и укрепление бизнеса в Штатах, и всё казалось нормальным: мои отношения с Тессой продолжали успешно развиваться без вмешательства со стороны, а мои отношения с матерью остались прежними. Иногда, во время телефонных разговоров, мать интересовалась, как у меня дела с Терезой, я же, не желая обсуждать свою личную жизнь с кем бы то ни было, даже с родителями, всегда отвечал односложно, и мои ответы устраивали третью сторону, что могло подтверждать её спокойствие касательно данной темы. То есть всё было не просто нормально – всё было хорошо. А потом у отца случился приступ, и я, боясь его смерти, вылетел в Канаду ближайшим рейсом, на который мама заранее раздобыла один билет. Она же, оставшись без билета, пообещала объяснить всё Терезе. С её слов, она так и не поняла, как именно Тереза отнеслась к её подробному разъяснению моего поспешного отъезда и объяснению причины отсутствия связи со мной. Тереза якобы скрыла свои эмоции и, собрав все свои вещи, покинула квартиру. Я долгие ночи размышлял над тем, похоже ли подобное поведение на Терезу, и никак не мог понять… Что-то заставляло меня сомневаться. Может быть, мама неправильно передала мне её эмоции? Через призму своего неоднозначного отношения к ней? Но как объяснить тот факт, что Тереза, получив от моей матери мой новый номер телефона, так и не позвонила мне? Я решил послать к Тессе кого-нибудь вместо матери. Вдруг она неправильно восприняла информацию конкретно из её уст? Узнав от матери, что Ричард собирается навестить своих американских друзей – он был родом из США – я решил передать своей девушке информацию через него. Ричард был надёжным человеком, работал на отца ещё до моего рождения и любил нашу семью, словно собственную, а так как собственной семьёй он в своей жизни так и не обзавёлся, мы тоже стали негласно считать его неотъемлемой частью нашей семьи – таким образом круг наших взаимоотношений замкнулся. Более надёжного посыльного, чем Ричард, невозможно было придумать. Естественно старый друг с радостью согласился помочь мне. Вернувшись из США спустя неделю, Ричард заверил меня в том, что передал Терезе мой новый номер телефона и разъяснил ей сложную ситуацию с моим отцом. Когда я спросил его, как она отреагировала на этот разговор, он пожал плечами и сказал, что она просто выслушала его и, приняв из его рук мою визитку с номером, молча ушла. Тереза и вправду была неболтливой, но не до такой ведь степени: она так и не позвонила мне! Почему?! Общее положение дел начинало постепенно выводить меня из себя: отец всё ещё не мог обходиться без ИВЛ, а наш бизнес трещал по швам, в результате чего я не мог позволить себе отойти от родительской койки или своего рабочего стола ни на один лишний час, то есть не мог пересечь границу, чтобы увидеться с Терезой. Надеялся, что смогу весной, но до весны ещё было далеко. Я буквально взрывался от переизбытка эмоций – я чувствовал, что теряю самого важного человека в своей жизни! – как вдруг мать сообщила мне, что собирается съездить в США, чтобы встретиться с какими-то старыми подругами. Видя, что я на стену лезу из-за ситуации с Терезой, она предложила мне помощь. Сказала, что специально ради меня может после Нью-Йорка съездить в Бостон и ещё раз попытаться убедить Терезу позвонить мне или хотя бы передать мне её номер… К тому времени я уже начал по второму кругу обзванивать похожие на запомнившийся мне номер номера телефонов, но всякий раз трубку поднимала не Тесса или номера оказывались заблокированными. Ожидая возвращение матери из США, я вновь и вновь прокручивал свои последние воспоминания о Тессе. Мы встретили Новый год вместе – в моей жизни до сих пор нет более яркого воспоминания о каком-либо другом праздновании чего-либо: те праздничные дни были переполнены нежностью и страстью, мы любили друг друга и буквально не могли оторваться от тел друг друга. На закате третьего января она сдалась перед моим напором и согласилась переехать ко мне. Я должен был заехать за ней и её вещами в студенческий кампус, должен был перевезти к себе всё её и всю её, но не приехал… Встретив у меня в квартире мать и поняв, что я не скоро вернусь из Канады, не желая притеснять мою мать в моей квартире, она собрала свои вещи и ушла, но… Почему она так и не позвонила мне? Тереза была здравой на эмоции девушкой. Она не могла на меня обидеться настолько, чтобы наказывать меня столь жестоким способом – она не могла использовать молчание, как плётку. О чём я вообще?! Она в принципе не могла обидеться на то, что я уехал из-за того, что мой отец оказался при смерти! Так почему же… Я должен был помочь ей. В день нашей последней встречи я должен был настоять на своём желании подняться в её комнату, чтобы помочь ей собрать её вещи. Тогда бы мы не разъеденились, тогда бы она узнала о ситуации с моим отцом одновременно со мной, а не отдельно от меня из уст матери… После возвращения из США мать пыталась избежать встречи со мной, я видел это, но не понимал, в чём причина, пока однажды не загнал её в угол и не вытащил информацию из неё клешнями. Она сказала, что видела Тессу и что та взяла из её рук мою визитку, но с ней якобы был парень. Отойдя от них в сторону, она сделала для меня пару снимков: вдруг я знаю этого парня? Она предоставила мне три распечатанные фотографии, на которых Тереза шла по улицам Бостона в обнимку с неизвестным мне блондином. На последней фотографии он нагнулся к её губам, но сам поцелуй не был запечатлен… Мать сказала, что она видела этот момент – поцелуй хотя и остался за кадром, но свершился. От этой новости и увиденных кадров меня едва не хватил удар. Я ни за что не поверил бы в правдивость конкретно этого материнского рассказа, если бы она не продемонстрировала мне тех фотографий. Меня словно уничтожило ядерным взрывом, после которого от моего естества не осталось даже праха – только тень… Всё время существования своих отношений с Терезой я не просто так прятал её от посторонних глаз – я осознанно скрывал её существование. У меня уже тогда был достаточно трезвый взгляд, чтобы осознавать, насколько эта девушка привлекательна не только внешне, но и внутренне, отчего рядом с ней я постоянно пребывал в режиме напряжения – я всерьёз боялся того, что кто-то посмеет и сможет увести её у меня. И вот в мои руки попали фотографии, на которых её обнимает высокий амбал, походящий на голливудскую звезду. Но как?.. Как она могла так быстро переметнуться от меня к кому-то другому?.. Это не укладывалось в моей голове… В то время я вообще не мог покинуть Канаду. С каждым днём состояние отца только ухудшалось, а наш бизнес следующие восемь месяцев находился на грани от катастрофы. Когда я наконец ворвался в США, чтобы встряхнуть Терезу, завалить её на своё плечо и вывезти в Канаду, её уже не было в Бостоне. Я приехал в начале августа того года, но к тому времени она уже выпустилась из университета и уехала в неизвестном направлении. Наверняка в Нью-Йорк, как о том и мечтала, и, возможно даже, с тем самым парнем с фотографий. Впав в депрессию, я отстранился от семьи, даже от справившегося с кризисом и пошедшего на поправку отца, и с головой ушёл в бизнес, в результате чего он в итоге расцвёл и, за время моего пребывания в директорском кресле, вышел на новый уровень. На сей раз Coziness был действительно готов к покорению новых границ – я собирался покрыть нашей продукцией рынок США. За все эти годы так и не сумев выкинуть Терезу из головы, даже несмотря на её предательство, я решил купить жилплощадь в городе её детства, о котором она когда-то очень часто и очень много рассказывала мне. Я не собирался задерживаться в Роаре надолго, просто хотел чего-то от него, сам не в силах себе объяснить, что именно, как вдруг… Оборвав моё решение нанять частного сыщика на середине формирования этого плана, Тереза собственной персоной явилась в мой кабинет, не зная, к кому именно идёт на приём. Увидев её, я едва не умер на месте: она не просто не изменилась – она стала ещё более красивой, сияющей, невообразимой… В момент встречи наших взглядов, я уже переживал любовь со второго взгляда и потому не заметил того, что она испугалась. Тереза испугалась! Но чего? Кого? Меня?! Может быть, своего предательства? Ей было неловко оттого, как именно она поступила со мной, с нашей любовью? Только сейчас я начинаю понимать, что то была вовсе не неловкость – то был чистый страх… Тесса боялась. Меня. Почему?