– В августе перебралась сюда из Куает Вирлпул. – Куает Вирлпул? – я снова вернула свой взгляд на собеседницу, позволив ей вцепиться в спасательный круг, которым ей, отчего-то, представлялись мои глаза. – Это совсем рядом. Всего двадцать пять километров на север. Почему решили переехать в Роар? – У моего сына высокий показатель айкью… – она прикусила свою нижнюю губу. – Очень высокий. А в Роаре не просто ближайшая школа для одарённых детей, но лучшая во всём Мэне. Так что переезд нам был необходим. – Значит, Вы не местная. – Относительно… – она снова в чём-то начала сомневаться. – Я родилась и выросла здесь, в Роаре, но когда мне было пятнадцать мы с родителями переехали в Куает Вирлпул, затем я несколько лет училась в Бостоне, планируя позже перебраться в Нью-Йорк, но забеременела. Я хотела приехать сюда сразу после окончания колледжа, планировала родить сына здесь, так как у меня в этом городе живут старшие сестра и брат, и в то время здесь всё ещё жила моя лучшая подруга, Рина, но… Трагические события, произошедшие в тот год с моей подругой, заставили меня сменить изначально выбранный курс, в результате чего я выбрала Куает Вирлпул, чтобы быть поближе к родителям. В конце концов, я собиралась стать матерью-одиночкой, так что поддержка родных мне была необходима, как кислород. Она с лёгкостью говорила о тех вещах, о которых иным женщинам зачастую бывает сложно размышлять вслух откровенно. Тереза Холт не боялась признаться в своей слабости – она видела в ней силу. Значит, она боец. – Простите, я понимаю, что это не имеет никакого отношения к нашему делу, но… – мой тон практически выдавал во мне тонкого психолога, который жил глубоко внутри меня, но услугами которого я крайне редко пользовалась. – Что случилось с вашей подругой? – Рину пристрелили. В этом городе. В марте этого года было ровно пять лет со дня её смерти. Полиция так и не нашла убийцу. От услышанного я почувствовала, как каждая мышца моего тела напряглась и вытянулась в струну. – Вы говорите о деле Рины Шейн? – кажется, я не верила своим ушам. – Она была Вашей лучшей подругой? – Да. Была… – в красивых синих глазах Терезы заплескались всё ещё хорошо сдерживаемые слёзы. – Простите… У вас ещё будут ко мне вопросы? Не хочу оставлять Берека надолго одного. Слёзы так и не сорвались с её глаз. Эта молодая мать-одиночка определённо точно входила в лигу сильных персонажей. – Нет, больше вопросов сегодня не будет, – отведя взгляд от бледного лица своей собеседницы, я увидела, как Арнольд закрывает свой блокнот и вставляет в его карман шариковую ручку. – Приносим извинения за беспокойство. – Всё в порядке, – уже поднимаясь с кресла, Тереза пожала мою руку, но её рукопожатие оказалось слабее моего, даже несмотря на то, что перед этим я успела определить её как сильную личность. – Если я смогу ещё чем-нибудь помочь вам, обязательно сообщите мне – буду рада оказать следствию любую посильную помощь, – продолжала говорить она, провожая нас в прихожую. Уже надевая свою обувь при помощи высокой обувной лопатки, я как бы отстранённо коснулась бежевого плаща, висящего на вешалке, на стене напротив меня. – Красивая вещь, – заметила я. – Стильная. Приобрела бы себе что-нибудь похожее. – Я купила его на распродаже в “Тюльрули” пару недель назад. Недорогая, но очень качественная и красивая вещь. Может быть там ещё остались такие модели, – отстранённо ответила Тереза, при этом слегка пожав плечами. *** – Кажется, мы только что нашли серьёзную зацепку, – быстрым шагом направляясь по мокрому асфальту в сторону оставленных нами через дорогу автомобилей, возбуждённо говорила я. – Тереза Холт знала, причём близко знала, не только Ванду Фокскасл, но и Рину Шейн. То есть она имеет прямую связь с двумя жертвами Больничного Стрелка. Это определённо точно не может быть случайным совпадением. А значит, нам необходимо выяснить, не знала ли она ещё трёх жертв. – Ты гений, Пейтон, но ты увлеклась, – остановившись напротив своего автомобиля, Арнольд спрятал руки в карманы куртки. – Тереза Холт не могла знать трех первых жертв Стрелка. Я навёл справки по ней, прежде чем выезжать на этот допрос – ей только двадцать семь лет. Случаю же с Больничным Стрелком уже тридцать два года. – То есть Больничный Стрелок объявился за пять лет до рождения Терезы. Снова пять… – Что? – Между двумя жертвами – Риной Шейн и Вандой Фокскасл – разница в пять лет. Больничный Стрелок впервые начал действовать за пять лет до рождения Терезы… – А ты не слишком закручиваешь? – Возможно. Но мне необходимо, чтобы ты уточнил для меня все цифры. – Понял. – Как-то она могла быть связана с первыми тремя жертвами, если она связана с последними двумя… – задумчиво продолжала я. – Может быть, через родителей? Связь между семьями? – Арнольд внимательно смотрел на меня. – Думаешь, Тереза Холт приведёт нас к Больничному Стрелку? – Я почти уверена в том, что она приведёт нас к разгадке. Она уже ведёт. Ты видел её плащ? – Точь-в-точь такой же, какой был на жертве, – утвердительно кивнул напарник. – Я посмотрел ярлык – одна модель, только на жертве плащ был на размер меньше. Я задумалась, пытаясь вспомнить ещё что-нибудь, но больше ничего не приходило. – Тебе что-нибудь ещё бросилось в глаза? – наконец решила начать смотреть на общую обстановку глазами напарника я. Этот манёвр ещё ни разу меня не подводил. – Да, бросилось, – уверенно произнёс Арнольд, чем сразу же приковал мой взгляд к себе. – Меня удивило то, как вы похожи внешне. – О чём ты? – решила уточнить я, хотя прекрасно понимала, о чём он говорит – я сама заметила сильное внешнее сходство. – Да вы как две капли воды, только она выше на пару сантиметров, и у тебя глаза карие, а у неё голубые. – Бывают схожести на свете, – прикусив нижнюю губу изнутри, заметила я. – Её волосы длиннее моих, но они не намного длиннее волос Ванды Фокскасл. И Рина Шейн, – образ этой жертвы стоял у меня перед глазами, потому как последние пять лет я практически не выпускала его из поля своего зрения. – Нет, Рина Шейн не похожа, – озвучил мои сомнения Рид. – Цвет её кожи был смуглым. – Дело не в цвете кожи… Все убийства были совершены ночью, Шейн же была убита в собственной машине, которая была заблокирована: Стрелок произвёл выстрел снаружи – через закрытое окно он мог и не рассмотреть смуглого цвета кожи. Ванда, Рина и Тереза приблизительно одного роста, с одинаковой длиной волос, все трое брюнетки… Кстати, женщины, убитые тридцать два года назад в больнице, тоже были брюнетками. – Да, но длина их волос явно была гораздо более короткой. – И всё же… – Пока что, считаю, связь Терезы очевидна только с Вандой Фокскасл и Риной Шейн. С первыми жертвами у неё очевидной связи нет – только с последними. Подобные слова меня расстраивали, но я ничего не могла им противопоставить. – Если поставить Ванду, Рину и Терезу в один ряд при плохом ночном освещении, чтобы их лица невозможно было рассмотреть, их вполне можно перепутать, – я наконец оформила логический вывод, к которому меня подталкивала не только логика, но и Арнольд. – Все трое брюнетки с приблизительно похожей длиной волос и схожим ростом. – Ну что, пора? – Да, вернись за тем плащом и обрати внимание, не попыталась ли она сделать с ним что-нибудь за то время, что мы отсутствовали, и ещё отметь её реакцию на то, что ты его изымаешь. Дальше раздобудь полный список семей, которые Ванда Фокскасл успела обойти до того, как пришла к Терезе Холт, и опроси их всех, хотя едва ли это что-то нам даст, но, сам понимаешь, что проверить всё же стоит. Встретимся в участке, как только закончишь обход семей. Возьми с собой парочку помощников, братьев Джексон например, чтобы на всякий случай иметь несколько дополнительных пар глаз и ушей. – Думаю, Пейтон, в этот раз мы всё же выйдем на Больничного Стрелка. У меня предчувствие… – Спасибо, что позвонил именно мне, – сжато выдохнула я. – Благодаря тому, что на место происшествия прибыла я, это дело почти наверняка теперь закрепят именно за мной. – Пожалуйста, но… Поосторожнее с этим. Главное, чтобы дело не сочли личным. – Не переживай по этому поводу. У меня всё под контролем. По крайней мере, я хотела рассчитывать на это. Кивнув мне в ответ, Арнольд развернулся и направился обратно к дому Терезы Холт, чтобы забрать её плащ на экспертизу, я же села за руль своего автомобиля и вскоре направилась в сторону полицейского участка с полной уверенностью в том, что Тереза Холт – это та самая ниточка, хорошенько дёрнув которую я наконец смогу распутать самый запутанный клубок в истории уголовных расследований Роара. Глава 16. Тереза Холт. Пять лет назад. Стать матерью-одиночкой в двадцать два года для меня стало неожиданно не страшно. Мне было больно от всё ещё торчащего ножа – скорее обмана, нежели предательства – который Крайтон не только воткнул в моё сердце, но и дважды хладнокровно прокрутил своей скоропалительный помолвкой и своим единственным письменным ответом на все мои многочисленные попытки поговорить с ним. И всё же мне не было страшно становиться матерью без поддержки со стороны отца ребёнка. Более того, у меня даже вариант с абортом ни разу не промелькнул перед глазами. Я знала, что буду рожать. Ещё до того, как помочилась на тест, в результате подтвердивший мою беременность, я знала, что в этом году стану матерью. Правда, я хотела дочь, чтобы ребёнок имел бо́льшую схожесть со мной, нежели со своим отцом, но всё же у меня родился мальчик. Сначала я убеждала себя в том, что внешне Берек вышел похожим именно на меня, но чем старше он становился, тем отчётливее я понимала, что он – точная копия Байрона. В принципе мы с Байроном были внешне схожи: светлокожие, темноволосые, оба с ярко очерченными скулами, но… Берек унаследовал его зелёные глаза, а не мои синие, что лишь ещё более красноречиво подчёркивало, что внешние данные в большей степени он почерпнул именно из генов Крайтона. Пока он был ещё совсем маленьким, меня это мало смущало, но вскоре я поняла, что с его отцовской наследственностью может быть не всё так гладко. Осознание пришло к моменту его первого дня рождения: Берек в свой год не просто говорил так, как некоторые дети не разговаривают даже в три года – он наизусть знал и пел все пять колыбельных, которые я заучила специально для него и пела ему каждую ночь перед сном. Тогда я впервые поняла, что у меня будут серьёзные проблемы с той частью наследственности моего ребёнка, о которой, по сути, я совершенно ничего не знаю. Каким был его отец в его возрасте? Было ли у него похожее стремительное развитие речи? Какие болезни он переносил в своём детстве? Я не знала о важных моментах детства отца своего ребёнка решительно ничего… Но до того, как стать матерью и начать вникать в первые азы проблем одиночного материнства, мне предстояло пережить девять месяцев беременности, которые для меня выдались не самыми лёгкими. И дело было не в физиологии – сама беременность у меня протекала на удивление легко, если не учитывать токсикоза, не покидавшего меня до конца зимы. Дело было во внешних факторах. Роды должны были состояться в конце сентября и до того времени я должна была закрыть как минимум два вопроса: во-первых, окончить колледж и летом всё-таки получить свой диплом, а во-вторых, я должна была определиться с местом жительства хотя бы на ближайшие пару лет. Благодаря бурной поддержке со стороны моих родных людей, благоприятно воспринявших новости о моей незапланированной беременности и потенциальном отсутствии отца у ребёнка, становиться матерью-одиночкой мне было не страшно, но всё-таки досадно. До сих пор я жила мечтой о дизайнерской карьере в Нью-Йорке, что сейчас, по прошествию пяти лет жизни в провинциальных городках в роли единственного родителя своего ребёнка, мне кажется едва ли не дикостью – сейчас я бы ни за что не променяла провинцию с её природой на бетонные джунгли мегаполиса. Идея после окончания колледжа перебраться жить в Роар была для меня ясной, как солнечный летний день: здесь жила Астрид, здесь жил Грир и здесь жила Рина – великолепная тройка, гарантирующая мне не только помощь во всём, что касалось рождения моего ребёнка, но и обещающая мне борьбу за какое-то пока ещё неведомое мне счастье. Более того, Роар ассоциировался у меня с моим собственным детством и оттого с особенным видом счастья. До пятнадцати лет я жила здесь, пока родители не решили переехать в Куает Вирлпул из-за рабочего перевода отца. Именно на улицах Роара со мной произошло всё то, что я определяю своим первым, а значит самым чистым счастьем: здесь я научилась кататься на велосипеде, впервые встала на ролики, спасла одинокого щенка, запускала огромные мыльные пузыри, строила песочные замки и плавала в заливе… Здесь я познакомилась с Риной Шейн и обрела в её лице лучшую подругу. Рина была на три года старше меня, но разница в возрасте не помешала нам стать лучшими подругами. Когда семейство Шейн приехало в Роар из далёкого Мемфиса, мне было пять лет, Гриру одиннадцать, а Астрид все двадцать – тогда моя старшая уже была замужем за Маршаллом Брадшо и ждала рождения Гарета. В семье Шейн было всего два ребёнка: девятилетний Грэм и восьмилетняя Рина. Если мы с Риной стали подругами несмотря на разницу в возрасте, тогда Грир и Грэм стали лучшими друзьями несмотря на то, что мой брат Грир был карликом, что уже тогда отягощало его жизнь в младшей школе. Самое забавное, что за всю историю своей жизни Грир ни разу не вступил в драку ни с одним из своих обидчиков, которые норовили ужалить его из-за его карликовости, хотя во многих ситуациях он мог бы одержать уверенную победу, а вот я пару раз дралась, отстаивая его честь, и оба раза неплохо наваляла целой группе сопляков, посмевших докопаться до моего старшего брата, который впоследствии оттаскивал меня из кучи-малы и, уже клея разноцветные лейкопластыри на сбитые костяшки моих кулаков, с нестандартной для ребёнка мудростью объяснял мне, почему мне нельзя реагировать на низость других детей: потому что я не должна опускаться до их уровня, равного уровню плинтуса. Я плохо это понимала в свои семь и десять лет – именно в этом возрасте я вступала в драку из-за брата – но Грир обладал поистине взрослой мудростью и в свои шестнадцать, и в тринадцать лет, и даже в более раннем возрасте. О лучшем брате я не могла и мечтать. Однако мою позицию полезности кулачного боя не просто разделял, но практиковал гораздо более чаще меня Грэм Шейн. Будучи на два года младше Грира, он так часто разбивал носы и выбивал молочные зубы тем, кто смел дразнить его лучшего друга, что его родителей по-нескольку раз в год вызывали на ковёр к директору школы именно по вопросу его способов защиты Грира. А так как дети семейства Шейн и младшие дети семейства Холт были практически не разлей вода, нас порой вызывали к директору парами или сразу вчетвером. Так уж сложилось, что мы вчетвером слишком часто не вписывались в крутые повороты отработанной социумом системы, в результате чего громили её острые углы или сами громились о них. Помню, как однажды вместо родителей на вызов директора в школу пришла Астрид. Мне тогда было восемь, Гриру четырнадцать, Грэму двенадцать, а Рине одиннадцать. Суть вызова состояла в следующем: ученики средних и младших классов – то есть мы вчетвером – проигнорировали школьную линейку, посвященную награждению победившей баскетбольной команды. У нас был резон: команду, в которой играл Грэм, засудили только потому, что капитаном противоположной команды являлся сын директора школы – по-честному счёту команда Грэма обыграла противников минимум на два очка! И теперь медали, и возможность отправиться на матч в Портленд, вручались лжецам. Помню, как в тот день Астрид, вся в чёрном, с густыми и длинными чёрными кудрями, с густо подведёнными чёрным карандашом глазами, с шипованными браслетами и устрашающими татуировками на руках, открыла с ноги дверь в кабинет директора. По её виду никак нельзя было определить, что эта двадцатитрехлетняя оторва уже является успешной женой, благополучной матерью трехлетнего сына и одновременно бизнесвумен в сфере баров. Она тогда столько ментальных пощёчин влепила некомпетентному директору школы, растерявшемуся и раскрасневшемуся от столь неожиданного и дерзкого нападения, что он в буквальном смысле растерял всё своё красноречие, которым обычно блистал перед нашими родителями. – Нас теперь точно исключат из школы, – смеясь и параллельно поправляя лямки своего рюкзака на плечах, предчувствовал Грир, шагая вслед за Астрид по школьной парковке, на которой сестра оставила потрясный байк Маршалла, на котором примчалась к нам на выручку. – Пусть только попробуют – я подожгу всю их лицемерную конторку и начну с кабинета этого папаши, прикрывающего задницу своего сынка, не способного попасть в баскетбольное кольцо мячом с двух шагов! – прорычала в ответ Астрид, после чего припечатала наших обидчиков ещё жестче. – Держу пари, не пройдёт и пары лет, как его сопляк попытается, но не сможет трахнуть одну из своих одноклассниц, потому что просто не сможет попасть в неё! И потом его папаша ещё медаль ему вручит и отправит в Портленд попрактиковаться. – Ха-ха-ха! – слегка запрокинув голову, засмеялся мой старший брат завидным мужественным баритоном, который заполучил уже в свои четырнадцать лет. – Астрид, ты нечто. Тебе ведь родители говорили не выражаться в присутствии мелких. – Кто тебя назвал мелким?! – сестра так резко развернулась со своими устрашающе сжатыми кулаками, что казалось, нам просто необходимо было указать на человека, посмевшего назвать её брата мелким, и от этого несчастного обидчика в сию же секунду не осталось бы даже мокрого места. – До тебя снова начали цепляться какие-то недоумки?! Назови мне их имена и к завтрашнему утру ты будешь единственным мужчиной среди них! – Потому что всех их ты сделаешь евнухами, – смеясь, закончил уже известную угрозу Грир.