Множество визуализирующих исследований495 рассматривали функциональные и структурные изменения в мозге, лежащие в основе ПТСР, особенно сосредоточиваясь на активности миндалевидного тела, гиппокампа и префронтальной коры, а также на сокращении общего объема мозга. Чаще всего это делалось в контексте боевой травмы. Но нет ни одного исследования, которое изучало бы ПТСР в связи с родами. Когда я работала над этим текстом, Декель набирала участников для первого такого изыскания. Вместе с коллегами она отмечала еще один важный исход стресса, испытанного во время родов: психологический рост. В начале своей карьеры Декель изучала потенциал психологического роста в контексте войны, пребывания в плену и катастроф, в том числе у людей, находившихся во Всемирном торговом центре, когда башни атаковали 11 сентября 2001 года. По словам Декель, чрезвычайно стрессовые события способны «перевернуть ваше базовое мироощущение», влияя на то, как человек начинает воспринимать себя и собственную силу, как оценивает свои отношения с другими, как осмысливает свою жизнь. По сути, возможно, что стресс необходим для психологического роста и является его движущей силой. Это вполне соответствует заявлениям многих женщин496 о том, что рождение ребенка поспособствовало их личностному развитию. В выборке из четырехсот двадцати восьми человек Декель с коллегами обнаружила, что, по некоторым оценкам, женщины, испытавшие объективно стрессовый опыт родов (вроде экстренного кесарева сечения), сообщали о том, как сильно они начали ценить жизнь. Идея не в том, что травма равна росту, поясняет Декель. Симптомы ПТСР соответствовали негативным результатам в части оценки психологического роста. Суть скорее в другом: стрессовые обстоятельства способны вести к развитию, особенно когда есть необходимая поддержка со стороны. Вскоре после начала пандемии лаборатория Декель принялась собирать новую группу матерей, в том числе среди тех, кто рожал в первую волну COVID-19 в США, когда обстановка была особенно зыбкой, а регламент родов и родоразрешения постоянно менялся. Неудивительно, что матери, у которых были положительные тесты497 на вирус или подозрение на него во время беременности или родов, испытывали высокий уровень острого стресса и половина из них демонстрировала клинические проявления ПТСР. Это примерно вдвое чаще, чем у женщин, рожавших в то же время, но с отрицательными тестами на коронавирус. В первые месяцы пандемии афро- и латиноамериканки внутри изучаемой группы498 почти в три раза чаще демонстрировали клинические симптомы травматической реакции на стрессовые роды. Однако Декель сообщила мне, что в более обширной выборке матерей эпохи пандемии, равно как и в более раннем исследовании, проявилась закономерность. У родителей, которых стрессовые роды не привели к ПТСР, стресс, напротив, развил ощущение собственной силы. «Это может вести к более крепкой связи с ребенком, поскольку уверенность в своих силах выросла в процессе родов, несмотря на то что они были травматичными, а возможно, как раз благодаря тому, что они были таковыми», — сказала Декель. Привязанность, в свою очередь, ведет к еще большей уверенности в себе и большей стабильности. Это петля обратной связи, добавляет Декель, и вполне может быть, что в этой петле все движется в другую сторону: сначала возникает связь, а затем следует ощущение своей силы. В любом случае между этими двумя существует привязанность, которая ведет к перемене мироощущения и чувству, что «твой уровень существования стал выше, нежели был до материнства». Я думаю о том, как сильно все это зависит от внешних обстоятельств. От тех сюжетов, под влиянием которых находятся роженицы, от того, есть ли у них поддержка, необходимая для того, чтобы справиться с происходящим. От того, как с ними обращаются во время родов (помимо анализов и лечения). Только представьте, что каждая шестая женщина499 в Соединенных Штатах сообщала о плохом обращении с ней во время беременности и родов: на нее могли кричать, ее могли игнорировать, отчитывать, принуждать к процедурам, которым она противилась. Среди женщин с более низким социоэкономическим статусом и цветных женщин с разным уровнем дохода эти показатели даже выше. В мае 2021 года Кори Буш, конгрессмен из Миссури500, поведала комитету палаты представителей, как ей дважды отказали в критически важной помощи во время беременности. В одном из этих случаев врач велел ей возвращаться домой и ждать самопроизвольного выкидыша. Только после того, как ее сестра запустила стул в другой конец больничного коридора, медперсонал оказал Кори Буш помощь, сохранив беременность, в результате которой родилась ее дочь, ныне уже взрослая женщина. «Вот так выглядит отчаяние: стул, летающий по коридору, — сказала Буш. — Вот так выглядит самозащита. Каждый день черные женщины во время беременности и родов подвергаются грубому обращению и расизму. Каждый день черные женщины умирают, потому что система относится к ним бесчеловечно. Она отказывает нам в медицинском обслуживании». Это травма, наложенная на травму. Равно как кортизол не является «плохим парнем», стресс, связанный с беременностью и родами, не обязательно вредит. Или, по крайней мере, он не должен вредить. Брюс Макьюэн писал, что стрессовый опыт может оказаться положительным, терпимым или токсичным — в зависимости от того, сколько поддержки человек получает и насколько чувствует контроль над ситуацией. Одну из самых необычных историй об опыте родов, какую я слышала на сегодняшний день, рассказала мне Кристина Лоис. Эта история впечатлила меня обилием объективно травмирующих событий, сопровождавших роды, и взглядом Лоис на происходящее. «Изначально я планировала максимально естественные роды, — сказала Лоис, — но все случилось ровно наоборот». Декель познакомила меня с Лоис, которая тоже работала в Массачусетской больнице общего профиля — физиком при визуализирующих исследованиях, которые были посвящены главным образом болезни Альцгеймера. По признанию Лоис, долгое время она сомневалась, хочет ли иметь детей. Все изменилось в 2013-м, когда она увидела, что тест на беременность положительный. Лоис была в восторге, а беременность протекала довольно хорошо. Однако на тридцать седьмой неделе врачи сообщили ей, что хотят стимулировать роды. На тот момент ей было тридцать шесть лет, что само по себе заставляло врачей быть бдительными, а вдобавок ультразвук показал, что ребенок не набирает положенной массы. Однако Лоис, уроженка Испании, знала, что число стимуляций родов в США гораздо выше, чем в других странах, и этой процедуры для себя не хотела. Невзирая на протесты врачей, она выждала еще две недели и тогда согласилась вызывать роды. «Дела шли не слишком хорошо», — рассказывает Лоис. Схватки начались, но вдруг остановились. В конце концов ее отправили на кесарево сечение. Вскоре сын родился, мальчик оказался здоров. Однако Лоис заметила, что «персонал выглядел обеспокоенным: люди бегали туда-сюда и переговаривались между собой, а в какой-то момент начали делать снимки». Ребенок лежал у нее на груди, но она не могла на нем сосредоточиться. Наконец кто-то из медицинской бригады сообщил, что на яичнике Лоис нашли образование, которое может быть раком. Ее спросили, что она предпочитает: удалить яичник или зашить разрез и сначала сделать анализы. Лоис была хорошо знакома с исследованиями на предмет рака яичников. Она знала, насколько смертоносным он бывает. Ее ребенок едва родился, а она лежит и думает, что, быть может, доживает свои последние дни. «Удалите его», — решила она. Начались приготовления к операции, а затем врачи поняли, что ошиблись. Это была крупная фиброма — доброкачественная, — которая обволокла яичник. Хирурги легко смогли ее убрать. Важно, что через несколько дней Лоис с ребенком уже были дома. Она сосредоточилась на собственном восстановлении и кормлении своего сына Роке, в то время как муж заботился о ней, готовил и делал уборку. Примерно через десять дней после родов Лоис почувствовала боль в грудной клетке. Она вызвала врача, и вскоре ее увезли в карете скорой помощи. У Лоис развилась легочная эмболия. «Тогда я подумала: “Что еще случится?”» — рассказывает она. Через несколько дней ее отправили домой, прописав длительный курс приема антикоагулянтов и визиты медсестры на дом. Что больше всего поразило меня, когда мы с Лоис обсуждали природу деторождения и травмы, так это то, что она не возвращалась снова и снова ко всему случившемуся. Она сказала, что иногда расстраивается, вспоминая о стимуляции и кесаревом сечении, однако в целом считает, что врачи делали для нее все возможное. Лоис же делает акцент на том, как трудно ей далось все то, что последовало дальше, все эти более типичные реалии родительства. Недосып. Ощущение загруженности, нехватка помощи со стороны. Необходимость возвращаться к работе, когда ты к этому еще не готов. Тяжелые мысли о том, что родительство — это навсегда. «Это коренная перемена в жизни», — сказала она. По словам Лоис, в первые недели материнства она сомневалась, что хоть для кого-то это время может быть счастливым. Правда в том, что я не знаю людей, которые прожили бы послеродовой период без малейших симптомов стресса. Стресса — параллельно с радостью и трепетом — от многих лет выкидышей или месяцев изнурительного токсикоза. От американских горок, связанных с усыновлением или суррогатным материнством. От осложненных родов. От беспокойства за новорожденного с осложнениями по части здоровья. От депрессии, тревоги, потрескавшихся сосков или чувства вины. От любых событий, которые связаны с появлением ребенка и могут разворошить старую травму или создать новую — в жизни отдельного человека или целой семьи. Мы ведем себя так, словно родительство всего лишь некая точка, к которой мы подходим в какой-то момент нашего жизненного пути, словно это сверкающий драгоценный камень, который всегда был там, на своем месте. Тогда как на самом деле этот сверкающий камень появился под воздействием перемешавших породы высоких температур, давления и времени. Все это про нас. Игнорируя эту действительность, мы подводим многих родителей. Мы вновь и вновь отказываем им в поддержке, которая так нужна. Мы не отдаем им должного, не видим значимости происходящих в них перемен, не признаем то, что они обретают, становясь родителями. Лоис сказала, что сегодня она совсем не та, что была до Роке. Она любит свою работу, но теперь смотрит на нее иначе. Она развелась с мужем, потому что непростое начало родительского пути добавило напряжения в их брак. По ее словам, сегодня она меньше склонна к панике, когда случается нечто непредвиденное, и больше склонна к планированию. А еще — к радости. Они с Роке вместе катаются на велосипедах. Делают вулканы из соды и уксуса. Включают музыку и танцуют. Дети находят радость в мелочах, говорит Лоис, «и это заразно». Глава 8 Кто-то в зеркале — Напомни, о чем твоя книга? — спросила мать детсадовского одногруппника моего сына. Мы устроили совместный пикник на пляже в один из тех идеальных весенних вечеров, когда погода уже летняя, но толпы туристов еще не заполонили Мэн. Это значило, что мы могли расположиться за столиком для пикников прямо у детской площадки. — Она о том, как становление родителем меняет мозг, — ответила я. — Ты про то, как дети прожаривают наши мозговые клетки? — сказала, расхохотавшись, эта мать трех добрых и умных девочек, которая недавно открыла магазин эксклюзивных товаров для дома, ставший одним из любимых мест, где я нахожу сокровища в подарок друзьям. Которая развила целое сообщество творческих людей. Которая взялась продавать собственные геометрические принты, так оживляющие любую комнату. — Ну нет, — сказала я. — Не совсем. Я практически неизбежно получаю такую реакцию, когда речь заходит о теме моей книги, — в том числе от самых блестящих и талантливых женщин, каких я знаю. Я вижу, как меняется их лицо. Озаренные догадкой, они широко открывают глаза: «А, ты будешь объяснять, почему я вечно не могу ничего найти, когда мы по утрам торопимся выскочить из квартиры?» Они полагают, что я пишу о феномене «мамского мозга», потому что именно это им известно о родительстве: что их собственный мозг становится подобным швейцарскому сыру и что весь мир как будто бы замечает их ущербность. «Ты узнаешь, что женщина беременна501, и уже понимаешь, что ей предстоит эмоционально и интеллектуально отсутствовать в ближайшие двадцать лет», — сказала писательница Люси Эллманн в интервью 2019 года, посвященном ее роману Ducks, Newburyport, хотя в том же интервью ее книгу назвали «отчаянно феминистской». «Мышление, познание, взрослые разговоры и важные политические действия становятся на паузу, в то время как в приоритете оказывается это бессмысленное сохранение человеческого вида». В июле 2021-го заголовок New York Times гласил: «“Мамский мозг” существует», а несколькими месяцами позже Washington Post словно возразил: «Существует ли в действительности такое явление, как “мамский мозг”?» Да, существует. И мы об этом еще поговорим. Но то, как родительский мозг влияет на нашу жизнь в более широком смысле, отнюдь не сводится к забыванию нужных слов или пропущенным встречам, как нам это представляется. Ответ моей приятельницы был автоматическим. И его нельзя назвать целиком ошибочным. Но вместе с тем это и не вся правда. Нам уже известно, что появление ребенка делает родителей бдительными и внимательными — готовыми защитить, — когда это наиболее важно. Мы знаем, что родители чувствуют притяжение к своим детям, чтобы отвечать их нуждам и формировать их развивающийся социальный мозг. Тема «мамского мозга» столь остра потому, что кажется, будто мать посвящает себя заботе о ребенке в ущерб всему остальному, словно навыки родительства укрепляются за счет всех прочих областей жизни. Однако нет никакой специальной родительской нейронной сети, существующей отдельно от остального мозга. Родительский мозг с его новыми умениями и навыками по части заботы — это тот же мозг, который помогает нам управляться в остальных сферах. Получается, что новые сильные качества мы привносим и в другие аспекты жизни. Проблема в том, что проводится слишком мало исследований, которые изучали бы мозг в более широком контексте родительской жизни. Эти исследования наперечет. Так что мы обсудим их подробнее. В этой главе речь пойдет исключительно о родителях, выносивших своих детей. Дело в том, что исследования, авторы которых интересуются тем, как нейробиологический переход к отцовству влияет на жизнь мужчины в целом — отдельно от его непосредственного взаимодействия с ребенком, — отражают взгляды общества на то, как отцовство влияет на жизнь мужчины в целом. Иными словами, это влияние едва ли учитывается. И повторю: на сегодняшний день наука практически не принимает в расчет родителей, которые не вынашивали своих детей. Тем не менее многие из посылов этой главы относятся ко всем взрослым, направляющим свое внимание и энергию на преображающий родительский труд. В этой главе я рассматриваю открытия, существующие на сегодняшний день, и иду чуть дальше, пытаясь извлечь из этой информации новые значения — для матерей и всех остальных. Я старалась четко обозначить, где заканчивается наука и начинается мой «ложный оптимизм», можете называть его обоснованным предположением. *** Четыре из пяти502 будущих матерей сообщают об ухудшении памяти во время беременности. Но пять из пяти говорят, что их когнитивные функции будут ухудшаться в связи с появлением ребенка. Так как же разобраться, что является правдой, а что — длительным эффектом убеждений девятнадцатого века о том, что дети замедляют интеллектуальный рост своих матерей, крадя их «жизненную силу»? В 1986 году ученые обследовали503 пятьдесят одну женщину — в основном профессиональных медиков и руководителей в области здравоохранения — и выяснили, что двадцать одна из них сообщала о временных симптомах того, что авторы исследования назвали «легкая форма энцефалопатии беременных». К этим симптомам относились в том числе забывчивость, рассеянность и трудности с чтением. С тех пор горстка исследований пыталась504 количественно выразить когнитивный упадок во время беременности и в послеродовой период, однако результаты вышли неоднозначными. Возможно, беременных не всегда можно считать надежными свидетелями505 собственных симптомов. Это показало одно исследование, где ученые провели тесты на внимание, запоминание, языковые и высшие психические функции у беременных и небеременных женщин и не выявили различий между этими группами, даже несмотря на то, что будущие матери за неделю до того жаловались на работу своего мозга. А некоторые исследования, в которых были обнаружены подобные ухудшения, могли проводиться под влиянием так называемой предвзятости подтверждения, то есть готовности авторов видеть ущербность там, где, по их убеждению, она существовала. Но когда ученые анализируют данные разных исследований, стараясь учитывать это потенциальное смещение, они выясняют, что дефицит определенных видов памяти все же присутствует. Сделанный в 2012 году анализ этой темы506 показал довольно слабый эффект: небольшое ухудшение кратковременной памяти во время беременности и чуть более значительное — в послеродовой период. Отсроченное воспроизведение — способность вспомнить список предметов по истечении (в данном случае) десяти минут — оказалось умеренно хуже во время беременности и хуже, но в меньшей степени в послеродовой период. Малый эффект был выявлен по части функционирования проспективной памяти вроде способности держать в голове приближающийся визит к врачу. Исследователи Марла Андерсон и Мел Резерфорд из Университета Макмастера обнаружили дефицит скорости обработки информации. Эта скорость оказалась меньше во время беременности, а после родов вновь увеличилась. Исследователи предположили, что это соответствует тем закономерностям, о которых сообщали женщины. Возможно, это явление стоит за более общей картиной происходящих во время беременности изменений: не столько ухудшения когнитивных способностей, сколько потребности в более длительном времени для выполнения той же задачи — вспомнить слово или найти ключи — с тенденцией к улучшению после родов. Еще более свежий анализ507, посвященный теме беременности, обнаружил похожие ухудшения памяти и незначительный дефицит по части высших психических функций вроде решения проблем и когнитивной гибкости — процессов, вовлекающих фронтальную кору для выполнения относительно более трудных задач. Принципиально, что дефицит «незначительный». Авторы проекта Baby Brain Research из австралийского Университета Дикина написали, что, хотя в среднем дефицит достаточно велик, чтобы беременные и их близкие могли его заметить, он едва ли способен привести к некачественному выполнению женщиной своей работы или явному ухудшению способности выполнять важные задачи. Конечно, «в среднем» означает, что одни роженицы не испытывают никаких ухудшений, а другие ощущают эффект. Симптомы депрессии508 могут усилить проблемы с краткосрочной памятью у беременных. Любопытно, что одно исследование выявило связь с полом плода509. Среди тридцати девяти матерей те, у кого были дочери, показывали более низкие результаты во время беременности и послеродового периода, нежели матери сыновей, особенно в комплексных тестах на кратковременную память. Причина этого различия неясна, хотя в целом ученые указывают на сложные способы взаимодействия плода и «материнской периферии» в их «двусторонних отношениях». Различия в свойствах памяти между будущими матерями девочек и контрольной группой небеременных женщин между тем не показали статистической значимости. У людей ухудшение памяти может соотноситься510 со множественными беременностями. Исследование, в котором анализировали состояние памяти двухсот пятидесяти четырех женщин в процессе беременности, а затем повторяли тест между двенадцатой и четырнадцатой неделями после родов, обнаружило следующее. Где-то со второй половины гестационного периода те, у кого уже был опыт родов, показали более слабые результаты в решении задач на запоминание, а самый значительный дефицит продемонстрировали женщины с тремя и более детьми. Эти открытия, возможно, нисколько не удивляют тех, кто по ночам пытался найти удобное положение, несмотря на растущий живот, а затем просыпался на рассвете вместе с годовалым ребенком или кому пришлось управляться с весьма различными режимами сна младенца и его братьев и сестер. Но ученые опросили матерей на предмет их сна и попытались, насколько возможно, учесть различия в его количестве и качестве. Эффект остался прежним. Примечательно вот что: в то время как некоторые исследования когнитивных функций включают данные об отцах, я не встречала ни одного, где измеряли бы среднее ухудшение памяти отцов, которые тоже могут находиться в депрессии и страдать от недосыпа. Лииса Галея, нейробиолог Университета Британской Колумбии и главный редактор журнала Frontiers in Neuroendocrinology, из раза в раз забывала, где припарковала машину, когда вынашивала своего второго ребенка, девочку, и этот опыт сподвиг ее изучать беременность и когнитивные функции. По ее словам, важно говорить об этом эффекте, чтобы беременные чувствовали, что их собственный реальный опыт признают другие. «Возможно, мы не любим это обсуждать, потому что боимся повлиять на выбор женщин в плане карьеры или не хотим уничижительно отзываться об их умственных способностях», — говорит Галея. На самом деле эти эффекты лишь «слабое мерцание» в работе памяти. Но, игнорируя их, как говорит Галея, мы можем упустить более полную картину когнитивного функционирования и родительства, где могут происходить перемены к лучшему. У исследователей есть весьма стоящие рабочие версии того, как возникают эти трудности с памятью. Некоторые ученые связали511 когнитивное функционирование с изменениями в сети пассивного режима работы мозга, однако больше внимания привлек гиппокамп — важный центр, в который помещаются, а затем извлекаются из него в виде воспоминаний детали нашей высокосоциальной жизни. Гиппокамп является также значимым центром образования новых нейронов. Во время беременности и в послеродовой период структура и активность гиппокампа меняются. Помните структурный анализ512, который провела научная группа Элселин Хукземы, которая выяснила, что объем мозга уменьшается во время беременности? Группа обнаружила, что гиппокамп тоже уменьшается, но восстанавливается по истечении двух лет после родов. Хукзема с коллегами отнесли эти изменения на счет паттернов незначительного ухудшения памяти, которое испытывают беременные. Они учли и то, что память восстанавливается примерно через два года после родов (хотя участницы их собственного исследования не продемонстрировали заметной разницы в работе памяти до и после беременности). Изменение объема может быть результатом перемен в нейрогенезе, сказали они, в результате которого в процессе беременности несколько уменьшается образование новых нейронов, а после родов нейрогенез возвращается к прежнему состоянию. У крыс тоже наблюдается ухудшение краткосрочной памяти по мере приближения даты родов, и у исследователей есть чуть более обширное понимание того, что происходит в этом случае. В своем исследовании, результаты которого были опубликованы в 2000 году, Галея с коллегами поместила беременных крыс в круглый бассейн513 с платформой, находящейся непосредственно под поверхностью воды. Во время серии тестов беременные крысы показали высокую способность запоминать наикратчайший путь к месту, где они могут отдохнуть, по крайней мере поначалу. В первом триместре они тратили меньше времени и проплывали меньшие расстояния, чтобы добраться до платформы, нежели небеременные крысы. Но по мере прогрессирования беременности они все дольше находились в воде, прежде чем находили платформу. Их пространственная память ухудшалась, писали авторы исследования. Когда позже ученые измерили мозг беременных самок, они также обнаружили тенденцию к уменьшению объема гиппокампа. Более чем за два десятилетия со времени той публикации исследователи зафиксировали многосторонние изменения514 гиппокампа у беременных крыс, включая снижение нейрогенеза, особенно на поздних сроках беременности, и упрощение структуры дендритного шипика. Крысы, впервые ставшие матерями515, продемонстрировали также ухудшение памяти и снижение нейрогенеза в гиппокампе на раннем послеродовом этапе. Однако примерно к окончанию грудного вскармливания работа памяти у них улучшилась и, что примечательно, по некоторым параметрам стала лучше, чем у девственных крыс. (Изучение калифорнийских хомячков516, у которых отцы глубоко вовлечены в воспитание потомства, показало похожие изменения в пластичности гиппокампа и у матерей, и у отцов.) Есть такой факт, относящийся к крысам: материнство положительно сказывается на их мозге в долгой перспективе и оказывается даже «нейропротекторным»517. Крысы, которые принесли один или более пометов, меньше подвержены снижению518 нейрогенеза по достижении среднего возраста и движутся по «скорректированной траектории старения», в основе которой лежит множество факторов. В период заботы о детенышах и после они словно защищены519 от негативных эффектов стресса, связанного с обучением. В старости и по прошествии долгого времени520 после появления потомства крысы-матери лучше, нежели бездет­ные крысы, проходят лабиринты, с помощью которых проверяют их пространственную память и когнитивную гибкость. Причем крысы, которые принесли больше одного помета, выполняют задания лучше тех, что были беременны лишь единожды, из чего можно сделать вывод, что преимущество «способно накапливаться» с каждой новой беременностью. В том же исследовании у более старых матерей-крыс обнаружено меньшее количество предшественника бета-амилоида, распад которого связывают с образованием бляшек, способствующих развитию болезни Альцгеймера у людей. Доказательства длительного нейропротективного эффекта родительства у людей малочисленны, но многообещающи. Как подробно описано в пятой главе, репродуктивный опыт человека и его гены взаимодействуют, влияя на здоровье мозга в поздние годы жизни, но требуется проделать еще много научной работы, чтобы выяснить, как именно. Тем временем авторы тех исследований, где используют обширные базы данных для оценки возраста мозга, нашли первые указания на возможные возрастные преимущества родительства, хотя работа эта только начинается. Что насчет периода жизни сразу после родов и вплоть до восьмого десятка? Нет практически никаких исследований, посвященных тому, как репродуктивная история воздействует на познавательную функцию на протяжении долгих лет — или десятилетий — ведения домашнего хозяйства, планирования семейных трапез и управления ритуалами детской и взрослой жизни. Сочетания работы и всего остального. Нам известно, что крысы, приносившие потомство, эффективнее ищут пищу521 и охотятся на сверчков, нежели бездетные, однако мы прикипели к упрощенной модели, согласно которой человеческие матери неполноценны. Одно исследование, в котором сравнивались высшие психические функции522 матерей-подростков, взрослых матерей и группы их бездетных ровесниц, выявило интересные взаимосвязи между материнством и возрастом. Матери-подростки демонстрировали более слабые показатели краткосрочной памяти, что авторы исследования отнесли на счет стресса ранней беременности. Однако их показатели объема функции внимания были значительно выше, примерно наравне с показателями взрослых, что вполне логично, если учесть наши знания о развитии материнского мозга и важности внимания в проявлении заботы. Есть также предположение, что по части отдельных аспектов познания в зависимости от обстоятельств материнство имеет кумулятивный эффект. Некоторые исследователи говорили мне, что наука сегодня еще не в состоянии постичь когнитивные функции в разрезе родительства. Ученые используют инструменты, стандартные для оценки всех представителей популяции. Чего не хватает, так это релевантности. Как оценить количественно успехи человека по части скорости и интенсивности понимания детских потребностей и умения отвечать им? Какой статистический метод способен определить, что забота о ребенке добавляет познавательную нагрузку к той, с которой человек справлялся до того, как стать родителем? Как измерить родительскую память человека, ее укрепление и изменение в процессе воспитания ребенка или способность удерживать новую информацию и обращаться к ней, заботясь о нескольких детях? Ученые только начали заниматься некоторыми из этих во­просов с использованием тестов на память523 и специфических раздражителей, действенных в разрезе родительства, а также с помощью более детального анализа мозга в контексте беременности. Их малочисленные открытия воодушевляют, указывая на «общий когнитивный эффект усиления». Забывчивость и проблемы со вниманием вполне могут быть реальными. Однако сосредоточиваться исключительно на слабостях женщины сродни тому, чтобы высмеивать великого художника, поглощенного своим творчеством, за то, что он оставляет немытую посуду в раковине. *** Невозможно говорить о познавательных функциях во время первого опыта родительства, не затрагивая тему сна. Но сначала — прошлой ночью мой младший сын не спал с двух до четырех, а еще через два часа проснулся и был готов бодрствовать его брат — позвольте мне выпить еще одну чашку кофе. Нехватка сна — проблема, знакомая всем молодым родителям. Практически все, с кем я беседовала, пока писала эту книгу, говорили о том, как тяжело приходится месяц за месяцем без полноценного сна — гораздо тяжелее, чем им представлялось до появления детей. Шутки окружающих на тему сна отнюдь не помогают беременным. «Поздравляю! Ты больше никогда не будешь спать!» Ха-ха. Эмили Винсент, педиатрическая медсестра из Цинциннати, рассказала мне, что дефицит сна, который она испытывала, пока ее старший ребенок Уилл был младенцем, нанес ей настоящую травму. Она брала его на руки, чтобы покормить, брала на руки, чтобы успокоить, и чувствовала обязательство — которое возложила на себя сама и которое навязывало ей общество — продолжать брать его на руки, избегая бутылочки и соски или ограничивая их использование, потому что именно это ей рекомендовали на курсах молодых родителей в клинике. Два года спустя, приехав домой с новорожденной дочерью, «я рыдала, как младенец», рассказывает она. Винсент сказала мужу: «Я не смогу снова пройти через все это. Я не могу просыпаться каждый час…» А муж обнял ее и ответил: «Ты сможешь, я рядом, я люблю тебя, все будет хорошо». Той ночью маленькая Марго проснулась лишь дважды, и Винсент спала чуть лучше обычного. Марго училась спать все дольше, и Винсент начала ходить к психотерапевту, пить антидепрессанты и делать упражнения, которые помогают бороться с тревогой, из-за которой она порой бодрствовала, даже когда Марго спала. По прошествии времени Винсент призналась, что злится на свой первый послеродовой опыт. Отпуск по уходу за ребенком закончился через двенадцать недель, но еще долго она просыпалась по ночам каждые два часа. Нехватка сна ощущалась болезненно и дезориентировала. Она рассказывала, как находилась на работе, одетая как подобает и готовая к рабочему дню, но едва могла вспомнить, как добралась сюда. Сегодня она может шутить об этом, но тогда ей было совсем не смешно. «Жаль, ни­кто не сказал мне, — признается она, — что грудное вскармливание — классная штука, но, если ты уже давно не спишь, настало время перейти на бутылочку». При всем обилии книг, блогов и консультантов по детскому сну, советующих, как уложить ребенка спать и продлить его сон, практически никто не говорит о том, что требуется родителю для нормального функционирования. Либо звучат банальности о необходимости спать, пока спит ребенок, или о делегировании части ночных кормлений партнеру, хотя последнее зависит от наличия готового помогать партнера и ребенка, который берет бутылочку, и идет вразрез с тем, что родителям говорят насчет пользы грудного вскармливания. Винсент очень хорошо знала «алфавит безопасного сна» — стандартные медицинские рекомендации о том, что ребенка нужно укладывать отдельно от себя, на спину, в его кроватку, чтобы избежать удушения и прочих рисков. Однако, говорит она, специалисты здравоохранения продвигают эти стандарты, не предлагая понятного руководства к тому, как заполучить ребенка, который согласен спать в кроватке. Это приводит многих отчаявшихся родителей к совместному сну, если они не избрали этот путь с самого начала, или к испытанию одного из приспособлений для улучшения детского сна, которые предлагал довольно неупорядоченный до недавних пор524 рынок подобных товаров. Из более обширного комплекса исследований известно, что дефицит сна не просто ведет к сонливости. Он негативно влияет на здоровье525. Длительный недосып, характеризующийся менее чем семью часами ночного сна, увеличивает риски развития сердечно-сосудистых заболеваний, депрессии, диабетов, тревожных расстройств и прочего. Что касается мозга, нехватка сна также имеет глубокие последствия. «Без сна наши познавательные526 и эмоциональные способности заметно нарушаются», — написала группа исследователей сна из Калифорнийского университета в Беркли в статье для журнала Nature Reviews Neuroscience. Проблема не только в самой нехватке сна, утверждают они, но и в длительном времени бодрствования. Генетические различия делают людей более или менее чувствительными к последствиям дефицита сна, но в целом хронический недосып подрывает или как минимум меняет многие когнитивные процессы, значимые для родительского поведения. Известно, что недосып затрудняет запоминание в гиппокампе. Его связывают с ослаблением активности префронтальных областей мозга, важных для поддержания устойчивого внимания. Он уменьшает связность в сети пассивного режима работы мозга и ухудшает способность мозга, что важно, отключать эту сеть на время деятельности, которая требует сосредоточения. Отдельно стоит отметить, что острая нехватка сна влияет на передачу дофаминовых сигналов527 и деятельность системы вознаграждения. Результатом, по словам авторов исследования, становится сверхчувствительная система вознаграждения с преувеличенными реакциями на удовольствия вроде любимой еды. Вдобавок к этому может возникать «сверхобобщенная» реакция, или нарушение способности различать явления, являющиеся и не являющиеся вознаграждением. Ученые проверили это на людях, испытывающих дефицит сна, и им было трудно верно оценивать изменения денежной ценности во время игры на день­ги или определять привлекательную и непривлекательную еду в состоянии голода. Вместе с тем недосып увеличивает активность миндалевидного тела и нарушает связи, значимые для интероцепции и правильного считывания эмоций окружающих и своих собственных. Я читала это и думала об исследованиях с участием людей, страдающих от послеродовой депрессии, в которых выявилась чрезмерная активность миндалевидного тела и ослабленная способность отличать вознаграждающие сигналы собственных детей от чужих сигналов. Согласно исследованию с участием тысяч немецких родителей, которых ежегодно опрашивали в течение шести лет, и количество времени сна528, и удовлетворенность сном, о которых сообщают матери, резко падают во время беременности и первых трех месяцев после родов. Отцы также испытывают недостаток сна и удовлетворенности его качеством, однако не столь выраженно. Для обоих родителей ситуация начинает медленно улучшаться после первых трех месяцев, однако за шесть лет исследования ни один из показателей не вернулся к уровню, существовавшему до беременности.