— Это все понятно, но какое тебе дело до похищений?! — Какое мне дело?! О, Филипп! Мне всего лишь поручили провести ревизию… — Рыбак с отвращением произнес это слово, словно выплюнул его, — действий, предпринятых коллегами по раскрытию похищений горожанок! Ревизию, Филипп! Сеньора Белладонна, будь она неладна, взялась вести это дело по собственной инициативе, а теперь надо дать оценку следствию! И попутно искать солнцепоклонников, осквернивших часовню! — Мои соболезнования. — Послушай, Филипп, все не так плохо, как выглядит на первый взгляд. Я не прошу заниматься поисками похитителя — это дело местного отделения, просто… возьми на себя ревизию. «Прими удар на себя», — стоило бы сказать магистру, но я не стал корить его желанием переложить ответственность на чужие плечи и уточнил: — А эти твои солнцепоклонники? Никак нельзя спихнуть их розыски на людей епископа? Все же осквернена церковь… Мориц Прантл отпил вина и скривился. — Как говорят у нас в Клиане, дохлый номер. Нет, церковники тоже роют землю, но улики указывают на то, что ритуал провел кто-то из наших подопечных. Да ты и сам все поймешь с первого взгляда. Меньше всего мне хотелось вникать в детали следствия, поэтому я выдвинул стул из-за стола и решительно поднялся на ноги. — Рад бы оказать содействие, Мориц, только не думаю, что меня отрядят тебе в помощь. — Я об этом и не просил, — поморщился Рыбак. — Тут нужен независимый… ревизор. Я бы давно спихнул эту обязанность на Блондина, но тот наотрез отказался заниматься чем-либо кроме розыска и задержания конкретных лиц, да и толку от такой рокировки будет, откровенно говоря, немного. Другое дело — ты… Я нисколько не хотел примерять на себя роль приезжего ревизора, который строит карьеру на выявлении чужих ошибок, но заявить об этом не успел. Прибежал взмыленный помощник Рыбака. — Вот, магистр! — выложил он на стол исписанный мелким четким почерком лист бумаги, в нижней части которого алела печать риерского отделения Вселенской комиссии. Мориц Прантл тут же сграбастал его, пробежался по диагонали глазами и выпустил из легких воздух со столь откровенным облегчением, что мне как-то враз стало не по себе. — Поздравляю с назначением на дело, магистр! — официальным тоном объявил Рыбак, поднялся на ноги и протянул мне листок. Я без всякой охоты принял его и едва удержался от досадливой гримасы. Мало того что полученное по эфирному каналу послание оказалось заверено с соблюдением всех необходимых формальностей, так еще назначил меня ответственным за ведение проверки не кто-нибудь, а лично вице-канцлер Герберт вон Бальгон. Вот же злопамятный тип! Теоретически, располагая переданным на словах приказом канцлера незамедлительно прибыть в столицу, я имел возможность не подчиниться приказу Гепарда, но усомнился, стоит ли идти на очередное обострение отношений, и с ходу рвать предписание не стал, вместо этого внимательно вчитался в его текст. Провести надлежащую проверку… Ускорить следственные действия… Ага, вот оно: дать заключение о соответствии занимаемой должности магистра-управляющего Адалинды цу Лидорф! — О чем задумался, Филипп? — насторожился Рыбак. О чем я задумался? Ангелы небесные! Да о чем тут можно было думать?! Сам того не подозревая, Гепард вручил мне превосходный рычаг давления на сеньору Белладонну! Если прежде я мог лишь просить маркизу об откровенности, то теперь имел возможность действовать с позиции силы, ведь правильно составленный доклад станет железным основанием для отставки. К тому же в документе я вновь именовался магистром-расследующим. Ну да иначе и быть не могло: все магистры-надзирающие были приписаны к конкретным отделениям и на чужой территории действовать не могли. — Твоя взяла, Мориц! — обратился я к коллеге. — Я возьму проверку на себя, но попрошу об ответной услуге. Магистр не удержался от скептической улыбочки, и я не преминул ее стереть, для пущей убедительности небрежно помахав зажатым в руке листком. — Ты же понимаешь, что есть добрая дюжина веских причин отвертеться от этого поручения? Мориц Прантл нахмурился и спросил: — Чем могу быть полезен? — У меня сейчас два слуги, возьми одного в свою команду. — На́ тебе, боже, что нам негоже? — с неприличной прямотой ухмыльнулся Рыбак. Я покачал головой. — Уве Толен — ритуалист, бакалавр тайных искусств и младший клерк Вселенской комиссии. Он уже ассистировал мне в следственных мероприятиях. — Почему тогда хочешь избавиться именно от него? — Второй — истинный. — О-о-о! — понимающе выдохнул Рыбак и протянул пухлую ладонь. — Хорошо! Я возьму твоего человека, Филипп, но только после завершения ревизии. Встречное условие меня всецело устроило, мы скрепили сделку рукопожатием. После Мориц порылся в лежавших на краю стола бумагах и вручил первоначальное распоряжение о проведении внутренней проверки, подписанное все тем же Гепардом. — Остановишься здесь? — спросил Рыбак. — Мы выкупили все комнаты, так что проживание и питание — за казенный счет. Отказаться мне и в голову не пришло; я перегнулся через перила, окликнул Уве и велел ему договориться о проживании с хозяином, а после позаботиться о вещах. — Ты сейчас не слишком занят? — спросил вдруг Рыбак. — Может, взглянешь на реконструкцию места преступления, вдруг что-то заметишь свежим взглядом? — Реконструкция — это как? — не понял я. — Вы труп на ледник поместили? — Если бы! — с нескрываемым разочарованием вздохнул Мориц Прантл и потянул меня к одной из дверей. — Идем! — А где Ворон? — спросил я, направляясь вслед за коллегой. — Увы, случай не по его части, — вздохнул Рыбак, который обычно работал с одним и тем же магистром-экспертом. Герхард Шварц обладал столь обширными познаниями в запретных ритуалах, какими только мог обладать человек, не практикующий их сам. И — некомпетентен? Очень странно. Мориц тем временем отпер одну из дверей и распахнул ее, позволяя пройти внутрь. Все стены небольшой комнатушки оказались завешаны холстиной, лежала она и на полу. Кто-то из подручных Рыбака не поленился перенести на ткань затейливые символы и скачущие буквы непонятных надписей, а центральное место занимало изображение тела; одна рука была прижата к боку, другая вытянута и указывала на рисунок, в котором угадывалось до предела стилизованное солнце. Чуть выше намалевали странную безголовую птицу с раскинутыми крыльями и куцым намеком на хвост. — Жертве вскрыли грудину и череп, — пояснил Мориц. — Сердце поместили в одну чашу, мозг — в другую. Кровью там все было залито, будто на бойне. — Да уж представляю, — хмыкнул я, осматриваясь. — Понимаешь теперь, почему это дело именно по нашей части? Я кивнул. Надписи на староимперском ясно свидетельствовали, что ритуал проводил человек, получивший классическое образование. — Судя по характеру разрезов, — продолжил Рыбак, — сделал их человек опытный. — Мясник, охотник, хирург, школяр-медик, — перечислил я, осматривая нанесенные на холстину рисунки. Художник наверняка что-то упустил, когда срисовывал место преступления: надписи и символы не просто не складывались в единую схему, они даже не содержали необходимых для обращения к запределью формул — ни инициирующих, ни защитных! Мориц заметил мое удивление и хохотнул, потирая руки. — Сообразил наконец? Я еще раз пробежался взглядом по загадочным надписям, непонятным закорючкам и донельзя упрощенным рисункам, оценил положение тела по отношению к солярному символу на стене и сказал: — Это ведь не магический ритуал? — Нет! — с каким-то даже истеричным восторгом подтвердил Рыбак. — Классический случай ритуального жертвоприношения во славу солнца! Сурьма уверена, что это часть так называемой «малой восходящей дуги», которая берет начало на рассвете весеннего равноденствия и заканчивается в полдень летнего солнцестояния. Должно быть еще как минимум одно убийство на середине отрезка, то есть со дня на день. — Удачи с поиском язычников, Мориц, — пожелал я напоследок и вышел за дверь. У меня своих проблем хватало, чтобы принимать близко к сердцу чужие. Близко к сердцу? Вспомнилось изображение распростертой на полу фигуры с разрезом на груди, и меня передернуло. Вот ведь к слову пришлось… 2 Когда я спустился на первый этаж, Уве уже договорился с хозяином о выделении нашей компании двух комнат и на пару с Мартой перетащил в них все пожитки. — Микаэль не возвращался? — спросил я, оглядев зал. Школяр и ведьма синхронно покачали головами, как видно, нисколько не сомневаясь, что маэстро Салазар сегодня если и явится, то глубоко за полночь, а то и вовсе загуляет до утра. Я хмыкнул и подошел к сидевшему в одиночестве за угловым столом подмастерью Блондина. — Эберт, не подскажешь, где искать Франсуа? Молодой человек взглянул на меня с нескрываемым сомнением, но все же, пусть и после вполне явственной паузы, соизволил ответить: — Начните с Заводи, магистр. Поспрашивайте в игорных домах. — Даже так? — удивился я, поскольку прежде де Риш никогда особого интереса к азартным играм не проявлял. Эберт кивнул и вернулся к чтению. Я не стал больше ему докучать, отошел к давившемуся сухим кашлем Уве и достал монету в десять крейцеров.