— Если люди вокруг мрут от болезней, медицинский долг обязывает меня вмешаться. Но если местная медицина берет все на себя, могу ограничиться прыщами. Навскидку я переоценил здешний уровень, но, по крайней мере, антибиотики у вас есть. Кстати, рекомендую ввести под лицензию стоматологию — сейчас каждый второй либо коновал, либо шарлатан, а уж как они злоупотребляют обезболивающими… — Спасибо, но, уверен, ведомство охраны здоровья имеет свои резоны и определенно не нуждается в советах от незаконного мигранта. — На сей счет есть закон? А то я гадаю, что именно нарушил. — Обвинения будут озвучены позднее, пока мы просто беседуем. Будут, значит, озвучены. Кто бы сомневался. Дальнейшая беседа оказалась утомительной и малопродуктивной. Сердл интересуется, как именно я лечил прыщи — я на голубом глазу вру про электромагнитные поля, употребляя в произвольном порядке термины вроде «спин», «вектор», «магнитная напряженность» и «дивергенция поля». Понятия не имею, что они означают. На обвинения в шарлатанстве пожимаю плечами и указываю на неопровержимые факты результативности. Намекаю, что их ученые просто лохи. Сердл требует от меня сдать проводника — я честно говорю, что понятия не имею, где он. Я и правда не знаю. У меня есть способ выйти с ним на контакт, но и только. Способ давать не спешу — в конце концов, меня пока даже не бьют. Если заставят — сдам, но в сообщении, которое надо оставить в местной газетке частных объявлений, не будет ключевого слова, и он будет знать, что меня спалили. Проводники — те еще параноики, но нельзя сказать, что на пустом месте. Желающих их захомутать хватает. Сердл называет имена и требует признаться, что я с ними связан. Имена местные, слышу их в первый раз, кто они такие — понятия не имею, о чем и заявляю. Сердл спрашивает, зачем я рисую секретные учреждения, показав пару моих набросков городских видов. Я логично отвечаю, что, раз они секретные, то я никак не мог об этом знать. А рисовал их потому, что мне импонирует свойственный здешним казенным зданиям типаж. Весомый, четкий, строгий, но не без изящества. У городских властей хороший архитектор. Допрашивающий не скрывает, что считает мои жалкие объяснения неубедительными. Было много других вопросов, и тех же самых в других формулировках, и снова других, и снова тех же… В общем, как и положено при допросе, меня водили по кругу, изматывали, пытались поймать на противоречиях. Я почти ничего не скрываю, придерживаясь первоначальной и, в основном, правдивой версии: овдовев, что стало для меня большой личной трагедией, искал новое место для жизни, где ничто не напоминало бы мне о прошлом. Обратившись к услугам коммерческого проводника, выбрал из предложенных вариантов этот мир — более-менее случайно. Затем просто жил, вел легальную, не требующую лицензирования деятельность, честно платил аренду и налоги, в местные расклады не ввязывался и вообще понятия о них не имею, за отсутствием привычки читать газеты. Постепенно у меня сложилось впечатление, что я сильно влип. Даже не разбираясь в местной политике, просто по формулировкам вопросов, понял, что меня подозревают как бы не в подготовке покушения на градоправителя. Поскольку оружия в арендованном мной помещении не нашли, то покушение предполагалось, видимо, при помощи некоего электрического колдунства, в котором я, очевидно, большой специалист. Портрет юной падчерицы градоправителя неопровержимо свидетельствовал о том, что я искал выходы на его семью, а не о том, что она имела проблемы с прыщами, вполне естественные в ее возрасте. К слову, я без понятия, о ком именно из пациенток идет речь. Не интересовался родственными связями девочек и рисовал всех, кто не отказывался позировать. Просто мне так проще. Сердл давит все жестче, я пытаюсь сохранить спокойствие и нейтральный тон. Все сложнее, чем я ожидал. Он по неизвестной причине полностью убежден, что я наемный иномировой киллер, присланный за головой местного правителя. Все, что я ни говорю в свое оправдание, его не переубеждает. Значит, скоро от угроз перейдут к насилию. Люди всегда переходят к насилию. *** — Что же, вы сами выбрали свою судьбу, Ми-ха-ил, — с неискренним сожалением заявил Сердл. — Я давал вам шанс. За несколько часов нашего общения я ему надоел не меньше, чем он мне. Несмотря на профессиональную сдержанность, заметно, что мое упрямое нежелание признать вину его конкретно бесит. Похоже, он почему-то спешит — то ли ситуация подгоняет, то ли начальство. Привычка не читать газет оказывает мне дурную услугу — совершенно не представляю себе, что происходит вокруг. Как будто то, что я тут чужой, защищает меня от местных раскладов. Черта с два. Бить пришел тот же помощник, который меня обыскивал. Крепкий парень, кулаки с плоскими костяшками, ухватки бойца. Не палач. Это плохо. Палач сделает больнее, но не искалечит без приказа. А такой мордобойщик заточен под нанесение урона, а не на «воспитательный эффект». Интересно, у них действительно нет профи по этой теме, или просто Сердл ограничивает число посвященных, обходясь своими кадрами? Есть у меня подозрение, что второй вариант вероятнее. Какая-то мутная игра за кулисами власти. За ними все время кто-то кого-то жрет, ебет и душит одновременно. Власть — специфическая штука. Боец походил туда-сюда перед стулом, звонко постучал кулаком правой в ладонь левой, демонстрируя готовность к насилию. Предложил подумать в последний раз — но так, формально, не ожидая, что я расколюсь. По какой-то причине ему хочется мне врезать. Я не стал его разочаровывать и отказался идти на сотрудничество со следствием, продолжив настаивать, что ни в чем не виновен. Тогда он с разворота всем весом нанес мощный быстрый и профессионально поставленный удар мне в скулу. Так и думал — рукопашник. Я слетел со стула молча, он упал на пол с громким воем. Прибежавший ассистент — второй из тех, кто принимал участие в моем аресте, что намекает на мою правоту в отношении ограниченных кадровых ресурсов Сердла, — не стал поднимать меня с пола, просто утащил потерявшего сознание от шока коллегу. Перелом лучезапястного сустава со смещением, раздробление полулунной, трехгранной и ладьевидной костей, множественные переломы пястных костей — это я гарантирую. Весьма вероятны также метафизарные переломы костей предплечья, но, скорее всего, неполные. Увы, я уже не так хорош, как раньше. Расслабился на прыщах-то. Посидел на стуле еще с полчаса, потом второй ассистент вернулся и молча отвел меня в камеру. *** Камера крошечная, одиночная. Узкая деревянная лежанка, металлический унитаз, рукомойник. Воспользовался унитазом, на ощупь умыл лицо — зеркала нет, но, судя по ощущениям, небольшое рассечение, травма мягких тканей лица, но без перелома скуловой кости. Вода с лица течет розовая, медицинскую помощь мне оказывать не спешат. Ничего, заживет, не впервой. Жаль, что для самого себя мое умение бесполезно. Это как тащить себя за волосы из болота — физику не обманешь, но утонешь лысым. Прилег, уставился в потолок, сделал над собой усилие и почти задремал, но брякнула маленькая дверца в большой двери. Открылось окошко, и знакомый голос неуверенно спросил: — Михл, вы здесь? — Алиана? — удивился я. — Тебя-то как сюда занесло? — Вы можете подойти поближе? Не хочу говорить громко. У меня всего несколько минут. Я встал с лежанки и подошел. В коридоре горит свет, из темной камеры вижу девочку силуэтом, но она меня, видимо, рассмотрела. — Они вас били? — ужаснулась она. — Вы ужасно выглядите! Я не стал отвечать, за очевидностью ответа. — Простите меня, Михл, это я виновата! Я давно догадалась, что вы из другого мира, но зря рассказала это Родлу. — Кто есть Родл? — равнодушно спросил я. Догадаться, что меня сдала Алиана, было, в общем, несложно. Но я на нее не злюсь — она совершенно ничем мне не обязана, поступила как лояльная горожанка. Мало ли чего ждать от подозрительного чужака? Путь органы разберутся… — Вы что, Михл! — поразилась девочка. — Родл Рендл, градоправитель! Вот даже как. Этого я знаю, имя и морда повсюду. Просто не подумал про него. — Обратилась сразу в высшую инстанцию? — Он мой… Отчим. Так вот через кого я «втирался в доверие». В этом есть некая мрачная ирония, да. А ведь девочка мне, пожалуй, нравилась, несмотря на легкий налет неполной адекватности. К моим услугам прибегают в основном богатые детишки, бедняки не считают прыщи своих детей чем-то, на что стоит тратить деньги. Многие из них вели себя как самодовольные снобистские жопы, считая, что «лекарь по прыщам» им не ровня, но Алиана не из их числа. Без неприятных сословных закидонов. А она, оказывается, у самого подножья условного местного трона. На подлокотник, можно сказать, присела. — Я не ожидала, что будет так! — расстроенно сказала девочка. — Думала, с вами просто поговорят. Вы столько всего знаете, столько всего могли бы сделать для города, но не можете даже получить лицензию врача! Это несправедливо! О, так она обо мне же заботилась? Мило, мило. Глупо до безумия, но мило. — Простите меня, пожалуйста, Михл! Мне ужасно стыдно, что так вышло! Я попробую убедить Родла, что вы хороший! — Я не сержусь. Но сомневаюсь, что это поможет. Правители довольно своеобразно воспринимают мир. — Родл не злой. Он нас не обижает. — Вас — это тебя и твою маму? — Какую еще маму? — искренне удивилась Алиана. — Ну, он твой отчим, ты его падчерица. Логично предположить, что он женился на твой матери после твоего рождения. — Михл, нельзя же настолько не интересоваться жизнью! — засмеялась тихо девочка. — Родл не женат. Зачем ему? Ведь он любит девочек. Удочеряет пятнадцатилетних сирот, а когда они дорастают до восемнадцати, дает им пансион и приданое. Это большая честь, каждая девочка в детдоме надеется, что выберут ее. Мне очень повезло, я Родлу понравилась. Правда, другие девочки меня за это чуть не задушили подушкой, но я отбилась. Теперь живу хорошо, как и еще три падчерицы. — И он с вами…? — Вы про секс? Мне не нравится. Не люблю, немного противно. Как у гинеколога, только быстрее. В остальном все отлично — учителя, хорошие комнаты, много карманных денег, в доме отличная библиотека. Я так боялась, что Родл меня выгонит из-за прыщей! Он терпеть не может прыщавых. Но вы меня спасли. А я вас подставила, мне неловко. — И что, все знают про «падчериц» Родла? — В газетах об этом писать не принято, но это не секрет. — И это не запрещено законом? — Нет. У вас запрещено? — У нас это одно из самых серьезных преступлений. Даже убийство менее осуждается обществом, чем связь с несовершеннолетними. — Странно у вас все устроено. Я бы определенно предпочла не быть убитой. Очень жалко, что вы теперь ничего не расскажете про свой мир. Мне так интересно! Думаете, Родл меня не послушает? — А до сих пор он тебя в чем-то слушал? — Нет, никогда. Но до сих пор и повода что-то просить не было. У меня и так все есть. — Он не выглядит человеком, склонным принимать чужие советы, — припомнил я протокольную рожу мордатого, лысоватого и довольно неприятного на вид градоправителя. Глупо лезть в чужой монастырь со своим уставом, но рассказ Алианы настроил меня против городского головы даже больше, чем удар по морде от его клевретов. Морда что, дело житейское, заживет. — Я все же попробую, — неуверенно сказала девочка. — Чем-то еще могу вам помочь? — Если несложно, вернись в мой кабинет. Сегодня вечером туда должен прийти Слон. Ты его видела. — Да, он хотел несмешно пошутить про хобот, но я и так догадалась. — Именно. Скажи ему, что со мной случилось. — Уже. Вечер давно прошел, скоро полночь. Я возвращалась за портретом, но оказалось, что его забрали. Мы встретились с вашим Слоном, я ему все рассказала. — Спасибо, ты молодец. — Вы не сердитесь? — Нет.