— А, ну да. И эту твою Альку. Ты её трахаешь, что ли? — Сдурел? — Вот и я удивился. К тебе же Змеямба таскается. — А что, если не трахаю, то её можно бросить? — Док, вот только не начинай, ладно? Никого нельзя бросить. Но если приходится — то есть приоритеты. И закрыли на этом тему. Просто поспеши, ладно? — Сколько у меня времени? — Да хрен его маму знает. Недели две точно есть. Хватит? — Слон, ты ёбнулся? Я в три месяца не знаю, как уложиться! — Док, я в тебя верю. Ты, конечно, хочешь сделать всё идеально, чтобы и мальчик вышел на загляденье, и девочка не плакала, и папа доволен, и откат не словить. Ценю, уважаю, даже горжусь. Но, сука, когда не получается идеально, надо делать хоть как-нибудь. Наколдуй ей пипиську похуже, не знаю. Пусть она даже не стоит, чёрт с ней. Но быстро, ладно? Тяп-ляп, вот яйца, вот хер, вот усы, зацените, какая жопа волосатая. Поздравляем, папаша, с сыном, цветы и конфеты не пьём. Давайте гонорар, и мы поехали. — В этом случае он не то, что три месяца, он двух недель не протянет. — Принесём глубочайшие соболезнования. Издали. Выпьем не чокаясь и будем жить дальше. Главное, чтобы заказчик принял работу, расплатился и тебя выпустил. Ах да, и Альку, конечно. Получит тридцатиметровую гарантию. — В смысле? — Отошли на тридцать метров — гарантия закончилась. — Слон, это конкретная говнямба. — Докище, нешто я не понимаю? Я бы со всем нашим удовольствием три месяца в потолок плевал, за чужой-то счёт. Но — никак. Ничего не имею против трансгендеров, искренне желаю твоей пациентке здоровья, долгой жизни, волосатых яиц и залупу с кулак, но, если не выходит — ты мне ценнее. Мне даже Алька твоя ценнее, потому что она хоть и стажёр, но наш. — Так подгорает? — Сука, с синим дымом, реально. — Блядь. — Именно. — А давай ты меня тут оставишь, а через три месяца за мной вернёшься? — Док, ты вообще наглухо пизданулся, что ли? — Пойми, Слон, Креон меня не выпустит. Даже если у его дочки завтра повиснет хрен до колена, он будет держать меня тут, пока та не сможет помахать им на Совете. Чисто на всякий случай. Вдруг отвалится? — Уверен? — Он мне прямо сказал. — Вот падла… А если его, ну… Убедить как-нибудь? — Очень осторожный. Один раз за руку поздоровался — и то оказалось, что протез. Соображает. — Хреново, Док. Я ещё подумаю, но ты всё равно поторопись, обстоятельства могут измениться. Слон вырубил свою глушилку и ушёл, а я взял скетчбук и отправился к пациентке. *** К моему удивлению, Алька уже тут и вовсю болтает с Калидией. Казалось бы, где принцесса киберпанка и где сирота-наложница, а поди ж ты, трещат, как две подружки. Возможно, им обеим не хватало нормального общения со сверстниками. Так что я тихо присел сбоку и достал блокнот. — …Не так плохо, как кажется, — говорила Алька, — особенно, когда не знаешь другой жизни. Кормили там, во всяком случае, хорошо, и образование давали приличное. Правда, дисциплина жёсткая — наказывали за любую ерунду. — Наказывали? — удивилась Калидия. — Детей? — Ещё как! Бить, правда, не били, берегли товарный вид — у претендентки не должно быть шрамов и вообще дефектов кожи. Прыщи были нашим кошмаром! Но за опоздание на урок — карцер. За шум — карцер. За нарушение режима — карцер. — Что такое «карцер»? — Маленькое помещение без окон, такое тесное, что там нельзя сидеть или лежать, только стоять. Как шкаф. А ещё там холодно зимой, жарко летом и не кормят. Как-то раз я там десять часов простояла, думала — умру. — И за что тебя так? — За драку. Когда я подросла, меня внесли в основной список претенденток — тех, кого покажут градоправителю, чтобы он выбрал. В список попадали те девочки, кто полностью здоровы и хорошо выглядят — фигура, зубы, кожа. Грудь должна быть не слишком большой, но и не слишком маленькой, волосы густыми и так далее. Надо было хорошо учиться и соблюдать дисциплину. Тех, кто попал в список, ненавидели и старались освободить вакансию. Например, если повредить лицо, располосовав его заточенной ложкой, то девочка не могла уже претендовать на место. Так что приходилось защищаться. — А что делали с теми, кто в список не попал? — заинтересовалась Калидия. — Точно не знаю. Слухи среди воспитанниц ходили страшные, но мне кажется, никто не знал правды. Для тех, кто в списке, перспективы были понятны — кого-то из них выберет Родл, остальных разберут его чиновники. Среди городской администрации все подражали главе — «удочеряли падчериц». Среди девочек считалось, что это, конечно, «второй сорт», но не ужас-ужас. Приданое не в пример меньше, но дотерпеть до совершеннолетия можно. Не убьют же. Судьба остальных не озвучивалась. Может быть, специально — чтобы боялись. Но в шестнадцать лет их просто увозили. Никто не знает, куда. — Жуть какая! — Да, наверное. Для тебя. Ведь ты росла в богатой семье. А я ничего другого не знала. Единственная возможность вырваться — понравиться Родлу, и для этого можно было сделать что угодно. Вообще всё. Нам рассказывали, что он очень добрый, и что те, кому повезёт, попадут в настоящий рай. «И держали в аду, чтобы вам этого действительно хотелось», — подумал я, быстро набрасывая скетч за скетчем. — Ну и как, это оказалось правдой? — спросила Калидия. — Как сказать… — пожала плечами Алиана. — Еда отличная, одежда красивая, прислуга. Карманные деньги. Учителя, которые не отправляют в карцер за ошибки. При этом ничего особо делать не надо — только сопровождать Родла на всяких мероприятиях, а дома «создавать интерьер» — находиться с ним в одном помещении и быть любезными. Ему нравилось смотреть на красивых девочек, поэтому, пока он работает с документами, мы просто сидим рядом. Самое неприятное — «ночные обязанности», но это не часто и недолго. Он же старый. В общем, после детдома действительно рай. — Так что же ты сбежала? — Сама толком не знаю, — вздохнула Алька. — Накатило что-то. Знаю я, что на неё «накатило». Импринтинг. Побочка от моего воздействия. Я сам толком не понимаю, почему он иногда возникает. Это случается редко и обычно не создаёт проблем — если бы я вовремя заметил, то легко оборвал бы «привязанность». Просто всё случилось неожиданно и быстро. — Жалеешь? — спросила Калидия. — Нет. Почему-то не жалею. Глупо, но сейчас мне кажется, что всё сделала правильно. Оно того стоило. — Что «оно»? — Другие миры. Другая жизнь. Что мне светило там? Только выйти замуж. Либо за какого-нибудь жирного чиновного старика, который так выразит преданность Родлу, либо за нищего искателя приданого. А я на эти мужские штуки смотреть без отвращения не могу… — призналась Алька и тут же опомнилась. — Ой, извини… — Ничего, — отмахнулась Калидия. — Я пока что писаю сидя. И у меня они тоже восторга не вызывают. Просто так надо, и всё. — А если бы ты была мальчиком, я бы тебе понравилась? — спросила Алиана. — Я никогда не общалась с мальчиками, нам было запрещено. — Наверное, — пожала плечами Калидия. — Ты простоватая, но симпатичная. Как не мальчику ты мне нравишься, но мальчик — это уже буду не я, так ведь, Док? Я увлёкся рисованием и не прислушивался, так что вопрос застал меня врасплох. — Что? — Я же перестану быть? Калидии просто не станет? Будет совсем другой человек? — Да, — не стал юлить я. — Тот, кто займёт твоё место, будет помнить то, что помнишь ты, то есть в чём-то будет тобой. Но помнить это он будет не так, как ты, то есть, тобой не будет. Можно сказать, что ты умрёшь, а он родится. Но можно сказать, что это ты изменишься и станешь другим человеком. И то, и другое верно. — Почему-то мне это кажется больше похожим на смерть, — ответила она мрачно. — И как скоро я перестану быть собой? — Я стараюсь сделать переход как можно плавнее и мягче, — ответил я, — так что точки «отсюда и впредь» просто не будет. Понемногу твоё мышление будет меняться, ты начнёшь смотреть на мир иначе, и когда физиология догонит, ты испытаешь не стресс, а облегчение. — И как оно будет меняться, моё мышление? — Не знаю. Моё дело — задать референс, — я помахал очередным наброском, — дальше ты и мир меняетесь сами. Может быть, однажды ты посмотришь на Альку с другим чувством. «И с новыми ощущениями в штанах», — подумал я, но говорить не стал. Меня куда больше волновал визит Слона, и то, что он меня торопит. Прокрутить три месяца за две недели теоретически можно, но это будет жестоко по отношению к девочке, а уж какой откат словлю я — страшно представить. Надеюсь, Слон что-то придумает, иначе нам всем не поздоровится. — Можно посмотреть? — Калидия протянула руку за набросками. Я подал скетчбук. — Ничего не понимаю, — вздохнула она, — всё расплывчатое и странное.