— Ты ничего от меня не узнал. — Но от кого-то же узнал. Она потребует, чтобы я сказал. — От меня ты ничего не узнал. Фактически ты сам сделал такое предположение. А я всего лишь не подтвердил его. — Мы можем обсудить этот вопрос гипотетически? Доктор Марони отпивает вина. — «Барбареско», которое мы пили в прошлый раз, понравилось мне больше. — Еще бы. Оно ведь стоило три сотни евро. — Аромат, вкус, свежесть… — Ты о вине? Или о женщине, с которой провел прошлую ночь? Для человека его возраста, ни в чем себе не отказывающего, доктор Марони выглядит очень даже неплохо и никогда не страдает от недостатка женского внимания. Они предлагают себя с такой готовностью, будто он сам бог Приап. Понятия верности для него не существует. Обычно, отправляясь в Рим, Марони оставляет жену в Массачусетсе. Она, похоже, не возражает, потому что всем обеспечена, о ней хорошо заботятся, и он нетребователен в своих сексуальных притязаниях, поскольку она больше не отвечает им, а любви между ними уже нет. Принимать такую судьбу капитан отказывается. Он романтик, а потому мысли его снова обращаются к Скарпетте. О ней заботиться не нужно, да она бы и не позволила. Ее присутствие в его мыслях подобно огоньку свечи на столике и огням города за окном. Она волнует капитана. — Я могу связаться с ней в госпитале, но она спросит, откуда мне известно, что она там. — Ты имеешь в виду ту важную персону, о которой я упоминал. — Доктор зачерпывает ложечкой икры, которой хватило бы на два блина, аккуратно размазывает ее и отправляет блин в рот. — В госпитале ни с кем связываться нельзя. — А если мой источник — доктор Уэсли? Он побывал здесь, принимал участие в расследовании, а теперь она его пациент. Надо же, мы разговаривали о докторе Селф всего лишь вчера вечером, и он и словом не обмолвился, что лечит ее. — Ты опять говоришь об упомянутой мной важной персоне. Дело в том, что доктор Уэсли, строго говоря, не психиатр, и та самая важная персона, строго говоря, его пациенткой не является. Капитан молчит — к столику приближается официант с подносом. Ризотто с грибами и пармезанским сыром. Минестроне с базиликом. — В любом случае Бентон никогда бы не разгласил доверенную ему конфиденциальную информацию. С таким же успехом ты мог бы выпытывать что-то у камня, — говорит доктор Марони, когда официант удаляется. — Позволю себе предположить, что означенная важная персона скоро покинет наше учреждение. Куда она отправится — вот что тебе нужно знать. Где она была — имеет значение только с точки зрения мотива. — Шоу доктора Селф снимается в Нью-Йорке. — Важные особы сами выбирают, куда им отправляться. Сумеешь выяснить, где она и почему, может быть, поймешь, где окажется потом. Более подходящий источник — Люси Фаринелли. — Люси Фаринелли? — недоумевает капитан. — Племянница доктора Скарпетты. Так получилось, что я оказываю ей одну услугу и она довольно часто бывает в госпитале. И могла что-то услышать. — И что? Рассказала Кей, а та передала мне? — Кей? Так ты с ней на дружеской ноге? — Надеюсь. С ним отношения сложились не так хорошо. Кажется, я ему не нравлюсь. — Ты, Отто, большинству мужчин не нравишься. Только голубым. Итак, ты меня понял. Гипотетически. Если информация исходит от постороннего — Люси, которая передает ее доктору Скарпетте, которая передает затем тебе… — доктор Марони с энтузиазмом принимается за ризотто, — то никаких этических или юридических коллизий не возникает. И ты можешь идти по следу. — Наша важная особа знает, что Кей работает со мной по этому делу, поскольку была здесь, в Риме, и об этом сообщалось в новостях. Она решит, что источник — но только опосредованный — Кей, а значит, никаких проблем. Хорошо придумано. Идеально. — Здесь прекрасное ризотто с грибами. А как твой минестроне? Его я уже как-то пробовал. — Великолепен. Эта особа… Можешь сказать, не нарушая, конечно, конфиденциальности, почему она оказалась в Маклине? — Тебя какая версия интересует, ее или моя? Ее — забота о личной безопасности. Моя — она рассчитывает воспользоваться нами. У нее патология. Биполярное расстройство. Признавать сей факт не желает, принимать стабилизатор настроения тем более. Какое из личностных расстройств тебе хотелось бы со мной обсудить? У нее их много. К сожалению, приходится констатировать, что люди с расстройствами личности меняются редко. — Следовательно, что-то стало причиной срыва. Это ее первая госпитализация по психиатрическим основаниям? Я наводил справки. Она против медикаментов и полагает, что со всеми мировыми проблемами можно справиться, если следовать ее советам. Тому, что она называет инструментами. — Особа, о которой мы говорим, прежде госпитализации не подвергалась. Ты задаешь важные вопросы. Не «Где она?», но «Почему?». Я не могу ответить, где она. Я могу сказать, где та самая важная персона. — И что же случилось с твоей важной персоной? Что ее так травмировало? — Наша пациентка получила электронное письмо от сумасшедшего. По странному совпадению, от того же сумасшедшего, о котором рассказывала мне прошлой осенью доктор Селф. — Мне необходимо поговорить с ней. — Поговорить с кем? — Хорошо. Мы можем обсудить проблемы доктора Селф? — Тогда мы перейдем с важной особы на доктора Селф. — Расскажи об этом сумасшедшем. — Как я уже говорил, это некто, несколько раз приходивший в мой офис здесь. — Я не спрашиваю у тебя имя пациента. — Хорошо, потому что я его не знаю. Платил наличными. И лгал. — Никаких предположений насчет настоящего имени? — В отличие от тебя я не навожу о пациентах справок и не требую от них документов, удостоверяющих личность, — говорит доктор Марони. — Тогда каким вымышленным именем он назвался? — Не могу сказать. — Почему доктор Селф сообщила тебе об этом человеке? И когда? — В начале октября. Сказала, что получает от него электронные письма, и сочла за лучшее перенаправить его по другому адресу. — В таком случае она несет по крайней мере частичную ответственность, поскольку сама признала, что справиться с ситуацией собственными силами не могла. — Вот здесь ты, возможно, кое-чего не понимаешь. Селф и в голову не может прийти, что она не способна самостоятельно с чем-либо справиться. Просто ей было недосуг им заниматься, и она потешила свое маниакальное самолюбие тем, что направила его к психиатру, отмеченному Нобелевской премией и работающему в медицинской школе Гарвардского университета. Исключительно ради того, чтобы доставить мне неудобство. Так что у нее свои причины. Рассчитывает, что я с ним не справлюсь. Лечению он не поддается. Доктор Марони внимательно рассматривает вино, словно ищет в нем ответ. — Скажи мне вот что, — говорит капитан Пома. — Если он не поддается лечению, то разве это не довод в мою пользу? Мы имеем дело с ненормальным, который, возможно, опасен для общества. Он посылает ей электронные письма. Возможно, послал и то письмо, о котором она рассказала тебе, когда поступила в Маклин. — Ты имеешь в виду нашу важную особу? Я не говорил, что доктор Селф в Маклине. Но если бы она находилась там, тебе, несомненно, следовало бы выяснить почему. На мой взгляд, важно именно это. Я повторяюсь, как заезженная пластинка. — Скорее всего письмо так напугало нашу особу, что она почла за лучшее спрятаться в твоем госпитале. Мы должны найти его и по крайней мере удостовериться, что он не убийца. — Я не представляю, как это сделать. И не могу сказать, кто он такой. Только то, что он американец и служил в Ираке. — Он объяснил, почему приехал к тебе именно сюда, в Рим? Для обычной консультации путь неблизкий. — У него посттравматическое расстройство. В Италии, похоже, какие-то связи. Рассказал весьма обеспокоившую меня историю о женщине, с которой провел один день прошлым летом. Помнишь, возле Бари нашли тело? — Канадская туристка? Черт! — Она самая. Только ее не сразу опознали. — Раздета. Тело сильно изуродовано. — Но, судя по тому, что ты рассказал, не так, как Дрю Мартин. Глаза были на месте. — Ее тоже сильно порезали. — Верно. Поначалу предполагали, что она проститутка, что попала под машину или ее выбросили из машины, и раны объясняются этим обстоятельством. Вскрытие пришло к иным выводам. И проведено было весьма компетентно, хотя и в довольно убогих условиях. Ты не хуже меня знаешь, как это делается в провинции, где постоянно не хватает денег. — Тем более никто не церемонится с проститутками, — кивает капитан. — Вскрытие делали на кладбище. Если бы не своевременное сообщение о пропавшей канадской туристке, ее бы просто похоронили как неустановленное лицо. — Было установлено, что плоть вырезали ножом или пилой. — И ты отказываешься рассказать о пациенте, который расплатился наличными да еще солгал насчет имени? — В голосе капитана протестующие нотки. — Мог бы по крайней мере показать свои записи. — Невозможно. У тебя нет доказательств. — А если он убийца? — Будь у меня больше улик, я бы рассказал. Но сейчас есть только его не вполне ясные истории и некое тревожное чувство, появившееся после того, как со мной связались по поводу убитой проститутки, оказавшейся в результате пропавшей канадкой. — С тобой связались? Это что-то новенькое. Почему? Хотели узнать твое мнение? — Расследование вела государственная полиция. Не карабинеры. Я ведь многим даю бесплатные советы. В общем, тот пациент больше не пришел, и сказать, где он сейчас, я не могу. — Не можешь или не хочешь?