– Это была ты, – сказала Блажка. – Тот адский шум, который разорвал Сиротку. Ты. И когда был орк – тоже. Полурослица хранила молчание. – Наверное, мне стоит тебя поблагодарить, – продолжила Блажка, – но еще очень хочется схватить тебя и сбросить с этой долбаной скалы. Я тебя приняла, зная, что ты принесешь пользу. Но ты скрыла, что именно это за польза. Что еще ты скрываешь? Жрика сложила руки на груди. – Ты скрываешься от Зирко, это я знаю, – сказала Блажка. Крошечная тень сомнения слегка омрачила взгляд одинокого глаза. – Я не дура, нахрен, Жрика. Я знаю, кто ты и почему Страва хочет тебя вернуть. – Ты ничего обо мне не знаешь, девка-полукровка. Блажка встала. – Ва. Гара. Аттукхан. Полурослица распахнула глаза. – Я не говорю по-уньярски, – призналась Блажка, – но я чертовски хорошо знаю, что это значит. То и дело слышу это с тех пор, как ушел полукровка, которого я люблю. Слышала даже, когда была в Страве в последний раз. Уньяры, у которых я жила, были стариками и считали, что я сплю, но говорить шепотом у них совсем не получалось. Они друг друга не слышат. И теперь благодаря тебе я кое-что в этом смыслю. Не знаю откуда, но уньяры в курсе, что я возлежала с их прекрасным героем, Ва Гара Аттукхан. Может, они думают, что я скоро выдавлю им из щелки перерожденного Белико. Но это неважно. А что важно? Я не только трахалась с Рукой Аттукхана, я знаю и о том, как он получил это проклятое имя. В тебе тоже есть какая-то древняя священная реликвия, как и у него. И не пытайся это отрицать, потому что я знаю, что эта сила из себя представляет, и чертовски хорошо понимаю, что ты дважды использовала ее, чтобы убить то, что угрожало моему копыту. – Ты не… – Ты это сделала. – Я не убивала долбаного орка! – Полурослица сделала шаг вперед, но ее руки оставались неподвижны. – Если бы я это сделала, тебя бы сейчас тоже не было в живых. Так что можешь три раза сказать мне спасибо. Или же поберечь свои благодарности и просто перестать меня расспрашивать. – Этого я сделать не могу. Ты единственное оружие, которое у меня есть, чтобы спасти копыто от разрушений. – Твое копыто уже разрушено, девка. Теперь вперед шагнула Блажка. – Оно не разрушено, пока каждый из Ублюдков не будет мертв. – Ладно, я не Ублюдок. И я ничего не должна ни тебе, ни кому-то из вас. – Покажи ей, Жрика, – произнес низкий голос. Сосредоточенные на том, чтобы буравить друг дружку взглядами, ни Блажка, ни Жрика не заметили, как к ним подошел Овес. Он находился в считаных шагах от полурослицы, и когда та обернулась, проделал оставшуюся часть пути. – Прошу, – продолжил он, опустившись на колени, чтобы заглянуть ей в глаза. Жрика долго смотрела на него, потом коснулась его бородатой щеки своей смуглой рукой. Она вздохнула и повернулась к Блажке. Полурослица медленно сняла повязку с глаза. Под ним Блажка с удивлением увидела закрытое веко – слегка припухшее, но в остальном целое. Под тонкой кожей что-то пошевелилось – точно как когда кто-то видит сон и его глаз вращается под веком. Когда глаз открылся, Блажка отпрянула. Оттуда скользнул розовый и влажный язык. Медленный, ищущий, он изогнулся и прошелся вдоль верхнего века Жрики, между ресниц, будто хотел слизать с них застрявшие капельки вина. Жрика приложила к своему ужасному придатку ладонь, и ее лицо исказилось от боли, она отвернулась. Затем нацепила повязку и больше не поднимала взгляда. – Ты смекалистая, девка, – сказала Жрика. – Все так, как ты сказала. Во мне есть кое-что, чего хочет Зирко. То, что я нашла давно, когда была преданным паломником. Многие из нас покидают Страву, чтобы всю жизнь копаться в земле, но так ничего и не находят. – Полурослица горько хмыкнула и, наконец посмотрев на Блажку, с неприкрытой ненавистью указала на повязку. – А я нашла это. Стала сосудом, а это требует жертв. Мне нравилось разговаривать, чувствовать вкус еды, и я не захотела вырывать себе язык, поэтому отдала глаз. Вера заставляет тебя идти на подобное. А истина заставляет пожалеть о том, что ты вообще во что-то верила. – Истина? – переспросила Блажка, все более тревожась, сама не зная почему. Жрика безрадостно рассмеялась. – Я получила не кость руки воина, девка. Если бы уньяры чествовали меня, как твоего хахаля, то по всей Страве только и было бы слышно: «Ду Кхалой Белико». Блажке было знакомо только одно из трех слов, и от его звучания у нее по коже пробежал холодок. – Белико? – Голос Белико, – произнесла Жрика насмешливым, почти издевательским тоном. – Зирко заявляет, что говорит от имени Хозяина-Раба, но только у меня – его настоящая чесалка. Слово божье звучит у меня в голове, и это не какое-нибудь поэтическое выражение. Блажка, еще сидящая на корточках, подняла глаза на Овса. – И ты это знал? – Не все, – ответил он. – Знал, что она не вернется в Страву. Она мне это в Яме сказала. Но я не подозревал, что она как Шакал. Пока она тебя не спасла, пока не прогнала того орка. – Прогнала? – Блажке не понравился взгляд, которым смотрел на нее трикрат. – Я уверена, он сдох. – Я же тебе говорила, что нет, – сказала Жрика. – Аль-Унанский огонь… Полурослица перебила ее: – Дыхание божье задувает все свечи. – Тебе нужно было дать ему сгореть, нахрен! – рявкнула Блажка. – А не меня спасать. – Я это сделала не ради тебя, – ответила Жрика. И указала большим пальцем на Овса. – Ради него. Иначе он сам бы туда рванул и попытался стать героем. Зажарился бы вместе с тобой, осел упрямый. Овес не испытывал раскаяния. – Я собирался идти за тобой, но Жрика удержала меня и выпустила этот… э-э, голос, наверное. Так она потом объяснила. Блажка попыталась найти в себе благодарность. Она ее чувствовала, но эта благодарность находилась слишком глубоко под грудой отчаяния от того, что Крах остался жив. Но все же смогла одобрительно кивнуть. – Почему ты боишься Стравы? – спросила она у Жрики. – Они же так поклоняются Шакалу. Если в тебе правда кусок Белико, разве они не сделают тебя Верховной жрицей или вроде того? Жрика усмехнулась. – Скорее всего. Но вопрос не в том, что сделают уньяры, а в том, что сделает Зирко. И Белико. Боги не слишком отличаются от нас. Им не очень нравится, когда их порабощают. Как ты сама слышала, Белико довольно рассержен. И если позволить ему выразить свое недовольство, то Страва долго не простоит. Зирко, возможно, и удастся его усмирить, но мне не хочется проверять. Как бы то ни было, я не выживу, в этом я уверена. Так что я лучше еще поживу. И пусть поживут мои сородичи и уньяры, и пусть довольствуются своей верой. Блажке не хотелось углубляться в проблемы богов и жрецов. Религия была чертовски опасной штукой, и копыта в ней совершенно не нуждались. Она знала достаточно, чтобы понимать, почему Жрика хранит свои секреты. На самом деле Блажке нужен был ответ только на один вопрос. – А ты могла бы убить орка? Если предоставится другой шанс? – Другого шанса не будет, – ответила Жрика. – Я уже дважды рискнула ради вас, выдала себя перед Зирко. Не думай, что несколько десятков миль помешали ему услышать бога. Я была готова сбежать уже после первого раза, когда та чертова свинья съехала с катушек. Все ждала, когда уньярские всадники покажутся на горизонте. Сейчас они точно в пути. И я не хочу, чтобы они услышали еще одно эхо и знали, куда скакать. Поэтому вот что я скажу: тот тяжак очень силен. Мало кого в этом мире хватило бы на то, чтобы устоять перед криком Белико. Я сдерживала Хозяина-Раба, насколько могла, чтобы спасти тебя, но даже если бы я этого не… – Ты думаешь, тот орк все равно бы выжил? – спросил Овес встревоженно. Жрика только пожала плечами. – Это неважно. Потому что Белико будет молчать. По крайней мере, пока я не окажусь в нескольких лигах отсюда. – Она пристально посмотрела на Овса. – Ты поклялся, что никогда не отдашь меня, Идрис. – Поклялся. Его ответ предназначался для Блажки. – У меня нет никакого желания отдавать тебя Зирко, – заверила она Жрику. – Овес сдержит свое слово, пока оно не ставит под угрозу копыто. Я благодарю тебя за тот риск, что ты приняла. – И это значит, что ты не будешь сбрасывать меня со скалы? – спросила Жрика, ее тон стал беззаботным. – Пока Белико не прикажет, не буду, – ответила Блажка. – Оставайся с нами, сколько пожелаешь. Но знай: если уйдешь – то уйдешь одна. – Ну и отлично. Блажка махнула рукой Овсу. – Мне нужно поговорить с копытом. Реальные ублюдки собрались возле своих раненых. Блажка вопреки кодексу и традиции приказала явиться также соплякам, они более чем заслужили право выслушать то, что будет сказано. Мед пришел в себя, но его дыхание было хриплым и прерывистым. Блажка присела с ним рядом, копыто – вокруг. Посвященные братья сидели на коленях или на корточках, сопляки стояли позади них. – Так что теперь? – спросил Баламут, нарушая молчание. По крайней мере на это у Блажки был ответ. – Ближайшее поселение – Трикрепость. Мараных орками больше нет. Шишак привел все свое копыто, чтобы истребить нас, и был укушен гадюкой, которую подложил нам в постель. Так что нахрен его и его копыто. Что принадлежало им – теперь наше. Облезлый Змей почесал покрытую шрамами руку. – Разве в их крепости нет гарнизона? – Сомневаюсь, – ответил Хорек. – Мараные принимали только троекровных. А их вообще немного, поэтому держать претендентов им было практически невозможно. Облезлый Змей не был так уверен. – А кто тогда охраняет крепость?