Она вышла на северную окраину города. Большинство зданий, что она миновала, были пусты. Хотя посвященные братья высказывали притязания на некоторые из них, Блажка пресекла эти идеи, прежде чем те пустили корни. Она считала, что Ублюдкам надлежит жить всем вместе в доме винодела. Ей не нужно было, чтобы члены копыта разбредались по всей деревне, развлекаясь со своими койкогрелками и теряя дисциплину. Блажка приблизилась к месту, которое некогда считалось верхней окраиной поселения. Здесь частокол изгибался, чтобы захватить добрый кусок ровной земли. Чтобы обнести этот участок, они израсходовали почти всю древесину, но защитить свинов было для них критически важной задачей. По ветру разносился шум и запах пары десятков варваров. Тренированные звери Ублюдков толкались у корыта перед хлевом, а пара сопляков высыпала ведра корма прямо на рыла нетерпеливых животных. Счастливые свины ничего не ведали о нормировании и за день съедали больше, чем их надзиратели за три, но позволить варварам зачахнуть было бы ошибкой. Поросят и крутней кормили почти так же хорошо, только они спали не здесь, а в загоне. Рядом, во дворике укрощения, Дуболом сидел верхом на сильной молодой свиноматке, крепко схватившись за бивни, чтобы приучить к повиновению. Это было самым сложным в обучении варвара. Свины ненавидели, когда их дергали за бивни, особенно на ходу. Прислонившись к загону, Блажка наблюдала, как Дуболом водил животное, поворачивая взад-вперед вдоль забора, постепенно усиливая давление на свинодерги. Бывший кочевник оказался прирожденным укротителем: никогда не терял терпения и всегда точно знал, насколько нужно подтолкнуть свина. Раньше Ублюдки обучали варваров по очереди, как и сопляков, но вскоре стало очевидным, что тягаться в этом деле с Дуболомом не мог никто, поэтому Блажка назначила его обучать новых животных на постоянной основе. Увидев ожидающего вождя, Дуболом затормозил и ловким для такого здоровяка движением спрыгнул со зверя. Свиноматка, пользуясь временной свободой, порысила в дальний конец дворика. – Эту из Шквала бивней привели? – поинтересовалась Блажка, кивая подбородком на свинью. Дуболом подошел к забору и кивнул. – Она почти готова, – отозвалась Блажка с немалым довольством. Дуболом выставил пару мозолистых пальцев. Блажка понимающе хмыкнула. – Две недели. А за десять дней сможешь? – Она понизила голос. – Я знаю, вы с Медом хотите скорее представить Абрила к братству. Печально будет, если у новобранца не окажется своего свина. Глаза Дуболома задумчиво поднялись из-под тяжелых бровей. Затем он быстро все взвесил и кивнул. – Хорошо. А как крутни из Клыков, растут? Я бы очень хотела пустить в патрули больше сопляков. Дуболом протяжно вздохнул, раздув и без того недюжинную грудь. Его взгляд упал на загон поменьше, где троицу визжащих, покрытых щетинкой страшилищ держали взаперти отдельно от остальных необученных свинов. Переведя взгляд обратно на Блажку, Дуболом скривил губы и, выставив руку ладонью вниз, качнул ею в воздухе. Блажка с досадой выдохнула. – Так и думала. Занимайся. Только смотри, чтоб они тебя не убили. Я могу сама над одним поработать, когда вернусь. В ответ он сдвинул брови и затряс головой. – Не надо со мной нянчиться, Дуболом. Или забыл, на ком я езжу? И будто по волшебству, в этот момент из хлева показался Абрил: он вел соплячьего и Блажкиного свинов – запряженных и готовых в патруль. Одобрительно кивнув сопляку за скорость, она села верхом. Варвар был одним из первых, кого Ублюдкам подарили Клыки наших отцов, и он оставался таким же диким, как его прежние хозяева. Возмущенно пыхтя, свин взбрыкнул, вскинув задние ноги достаточно сильно, чтобы Абрилу пришлось отойти на шаг-другой. Это была старая игра, и Блажка всегда в ней побеждала. Взявшись за оба свинодерга и крепко обхватив бока ногами, она вынудила ретивого свина подчиниться. Затем еще один недовольный храп – и зверь окончательно успокоился. Блажка никогда не давала свинам имен, но Ублюдки называли ее зверя Щелкочесом. «Единственный, кто смахивает пыль у вождя между ног». Им казалось, это умно́. И еще казалось, что она ничего об этом не слышала. Она пробыла в этом копыте слишком долго, чтобы не услышать, и слишком долго, чтобы не считать это имя чертовски забавным. Умные они говнюки, ее Ублюдки. Абрил также забрался в седло и ждал, когда она прикажет идти. – Чего ты там болтаешься, сопляк? – упрекнула его Блажка. – Тебе еще весь южный круг надо сделать до темноты. А это немало, когда едешь один. Лучше тебе поторопиться. Абрил просиял, на его лице отразилась готовность. – Один? – Постарайся не умереть. – Есть, вождь! Абрил рьяно толкнул своего свина, по-хамски оставив Блажку в пыли. Она, кивнув Дуболому и крепко ткнув своего зверя, тронулась за ним вслед. Сопляки, выставленные у ворот, распахнули створки. Тонкие бревна, казалось, не выдержали бы, даже если бы их атаковал баран. Отрадную необходимо укреплять. И каким бы опасным ни выглядело Горнило, его ресурсами Ублюдки не могли пренебречь. Облезлый Змей, который как раз возвращался из патруля, повернулся в седле, когда Абрил с восторженным воплем пронесся мимо. Блажка держала темп более размеренный и, войдя в тень ворот, натянула поводья рядом со Змеем. – Абрил едет сам, вождь? – спросил он, довольный. – Есть что мне доложить, полукровка? – ответила Блажка, сводя его улыбку на нет. – Отсюда до Люсии – чисто. Ни тяжаков, ни еще кого. – И зверя нет? Облезлый Змей лениво почесал полунакидку на левом предплечье. Солнце раздражало мясистые шрамы, покрывавшие всю руку, как напоминание об ожогах, которые он перенес, когда, еще будучи сопляком, работал в печах Горнила. – Даже следов нет. Мне жаль, вождь. Смятение в его голосе соответствовало тому, что ощущала сама Блажка. – Может, мне больше повезет, – сказала она ему. – Как зайдешь, расставьте мишени. Пусть сопляки упражняются. – Сделаем. – Змей кивнул. Как самый новый из Ублюдков – он стал посвященным всего полгода назад, – он был не лучшим наставником для претендентов, но выбор был невелик. – И передай Меду: пока я не вернусь, он за главного. – Есть, вождь. Их свины разошлись, и Блажка двинулась вдоль частокола Отрадной, проверяя, нет ли в нем слабых мест. Черт, да по сравнению с устрашающей громадой Горнила он весь выглядел построенным из щепок. Камни старой крепости устанавливались слишком медленно. Что инструментов, что людей, знающих, как с ними работать, не хватало. Большинство искусных ремесленников предпочло не возвращаться после падения Ваятеля и его твердыни. Лесов же в пустошах Уль-вундуласа всегда недоставало. К счастью, теперь, когда не нужно было топить печи Горнила, Блажка уже в первые месяцы после того, как стала вождем, сумела раздобыть достаточно бревен, чтобы установить частокол. Так копыто и жило под его хрупкой защитой, разделяя пространство с теми, кто раньше находился под его опекой. Отрадная была действительно обязана Ублюдкам: ее жители сумели выжить в этом жалком краю только благодаря тому, что рядом находилось Горнило и его ездоки. Теперь же Горнило превратилось в кучу мусора, а Ублюдки стали обычными поселенцами и заняли брошенные жилища. Но Блажка не могла допустить, чтобы эти поселенцы жили праздно. Ров снаружи стены был почти готов. Сменная бригада сопляков несколько месяцев вывозила землю и выкапывала камни. Руководить ими согласился Хорек. Когда Блажка подъезжала к месту, где шла работа, топоролицый брат приветственно поднял руку. Он, весь чумазый, стоял надо рвом. – За работу, полукровки никудышные! – крикнул Хорек паре десятков сопляков, трудившихся внизу. – Вождь на вас смотрит! Если хотите, чтобы у вас появился шанс убить орка, который насиловал вашу мамку, вам лучше произвести впечатление! – Давай упахай их, Хорек! – подыграла ему Блажка. – Я хочу посмотреть, у кого еще останутся силы зарядить тренчало на занятии по стрельбе. Готова поспорить, что ни у кого! Хорек ухмыльнулся. – А моя норма вина говорит, что ты ошибаешься, вождь. – Посмотрим, – сказала Блажка, проезжая дальше. – Жду не дождусь вечера – ух и напьюсь я сегодня! Оставив их позади, она все еще слышала традиционные наставления Хорька. – У меня есть планы на это вино, поняли? И если я его лишусь из-за того, что вы, щенки, слишком дохлые, чтобы прокопать какой-то ров в земле, то обещаю: завтра у ваших жоп начнется настоящий кошмар! Да-да, это значит, что я буду дрючить каждого своим несмазанным х… – Остальное заглушил шум лопат, с новой силой принявшихся рассекать землю. Блажка завершила обход, отметив вдоль стены места, которые следовало оценить Меду, а потом направилась на восток. Когда перед ней распростерлись пустоши Уль-вундуласа и очертания деревни остались позади, Блажка почувствовала, что ей даже задышалось легче. Бывали дни, когда ей и вовсе хотелось кричать от облегчения. Реальные ублюдки были слишком малы числом, чтобы освободить от патрулирования хоть одного ездока, но даже будь их целая сотня, Блажка все равно отработала бы свою очередь. Иначе сошла бы с ума. Объезжать удел копыта было единственной задачей, одинаковой как для ездоков, так и для вождя. Здесь, снаружи, ее обязанности можно было пересчитать по пальцам одной руки, а ошибка стоила бы только собственной жизни или жизни своего свина. Она умела распознавать следы орков, отличать отпечатки копыт кентавров от лошадей кавалеро, замечать вторженцев на горизонте, бдеть за каждой из тысяч опасностей, что Уль-вундулас радостно им доставлял. Но вот чего она не знала – так это того, как ей сохранить свое копыто невредимым и как его накормить. Она не знала, когда прибудет очередная повозка с припасами от Шквала бивней и как собрать достаточно материалов, чтобы построить нормальную крепость. Управлять Отрадной было все равно что пытаться удержать в руке яичный желток. Как бы ловка ни была Блажка, он все равно утекал сквозь пальцы. В патруле можно было отодвинуть все заботы на второй план, и теперь, под стук копыт Щелка, она все сильнее удалялась от Отрадной. Здесь от беспокойства не то что не было толку – оно даже вредило. Тут от нее требовалось быть просто ездоком, который следовал всего двум правилам. Живи в седле. Умри на… Вдруг живот Блажки пронзила жгучая боль. Она закряхтела и заскрежетала зубами, пошатнулась, дернувшись в седле, чтобы увернуться от лезвия ножа, обжигающего ее изнутри. Она почти удержалась, но тошнота подкатила к горлу и устроила пляску уже в ее голове. Блажка рухнула на землю, но не ощутила жесткого падения из-за хлыстов пламени, пронзивших ее мышцы. С хриплыми стонами, прорывающимися сквозь стиснутые зубы, Блажка свернулась в клубок и закаталась по земле. Боль поползла по позвоночнику, остановилась у его основания и принялась жевать ее плоть. Блажка напряглась всем телом и забилась в конвульсиях. Ей хотелось закричать, бросить жуткой боли вызов, но вместо этого она ощутила лишь влажную тяжесть в легких. К неконтролируемо дергающимся конечностям прибавился мучительный кашель. Давясь и задыхаясь, будто ее грудь набита камнями, она хватала ртом воздух, пока из горла на язык не поднялась теплая масса. Вкус у нее был отвратительный. И еще она шевелилась. Блажка встала на колени и выплюнула эту извивающуюся массу. Затуманенным взором она видела, как та лежит на земле, извиваясь и трепыхаясь в окружении ярких пятен крови. Размером с ее большой палец и черная как смоль. Маслянистая поверхность извергнутого месива отражала солнце. Блажка втянула воздух в опустошенные легкие и прохрипела в отчаянии: – Нет, опять… Глава 2 Обхвату повезло, что его не осталось в живых. Ему всегда нравились женщины с «мясцом». «Когда есть за что ухватиться и по чему шлепнуть ремнем», – описывал он свои предпочтения. Не убей его тогда орк-головорез, он бы умер сейчас, когда увидел Колючку. Лишения последних восьми месяцев тяжело сказывались на всех, но полуорки переносили их со звериной стойкостью, унаследованной от отцов-тяжаков. Люди же были менее выносливы. Колючкина приятная округлость растаяла, похищенная затяжным голодом и сознательно отданная сиротам-полукровкам, которых она кормила грудью. Женщина много лет служила кормилицей для найденышей, живя под опекой Серых ублюдков. Если Блажке в скором времени не удастся найти постоянного источника питания, то Колючка не протянет и сезона.