— Не думаю, Ясь. Эдгар очень тебя любит. — Ну конечно, ты будешь его выгораживать, — горько посмеиваюсь. — Он же твой начальник! — Ты правда такого плохого мнения обо мне, Ясь? — Свитинский вздергивает бровь. — Не знаю… Ох, Кость, прости, если обидела… Просто я сейчас в таком смятении… Не знаю, чему верить, а чему нет… — Понимаю тебя. Но все же постарайся взять себя в руки и успокоиться. В таких ситуациях нужна трезвая голова. Я ставлю перед ним чашку чая. Придвигаю вазочку с конфетами и печеньем, а сама сажусь напротив. — Кость, я осознаю, что моя просьба может показаться тебе абсурдом, но сейчас единственное, что мне нужно, — это правда, — перевожу дыхание и продолжаю. — Ты знаешь Эда лучше всех. Ты работаешь с ним рука об руку уже много лет! Скажи, могла у него быть связь с этой девушкой? Или это просто неудачное стечение обстоятельств? Свитинский делает небольшой глоток из чашки, а затем отвечает: — Ясь, пойми правильно, Эдгар — мой начальник, а не лучший друг. Он не посвящает меня в подробности личной жизни, поэтому мое мнение вряд ли можно считать объективным. — Но все же, — настаиваю я. — Что тебе подсказывает интуиция? — В условиях дефицита информации трудно делать какие-то выводы… Но лично я никогда не был свидетелем неверности Эдгара. Наши взгляды пересекаются, и на секунду Свитинский отводит глаза. Это лишь одно мимолетное мгновенье, но его вполне достаточно, чтобы заподозрить неладное. — Ты говоришь мне правду, Костя? — я протягиваю руку по столу и обхватываю его ладонь. — Ты не обманываешь меня? — Ясь, пожалуйста, — на его лице отражается смятение, — не ставь меня в идиотское положение… — Ты что-то знаешь, — всхлипнув, качаю головой. — Знаешь и специально мне не говоришь! Нутро наполняется нестерпимой горечью, а из глаз брызгает соленая влага. — Ясь, пожалуйста, не плачь, — Свитинский вскакивает со стула и, обогнув разделяющий нас стол, приближается ко мне. — Ты же знаешь, я не могу видеть твои слезы! — Тогда будь со мной честным! — я вскидываю на него молящий взор. — Скажи все, тебе известно! — В сущности, немного, — он заметно мрачнеет. — Только то, что в Питере у Эдгара не было никаких неотложных деловых встреч. У меня создалось впечатление, будто он поехал туда по какому-то личному вопросу… Внутри меня что-то обрывается. Что-то тонкое, но жизненно важное. Воздуха вдруг делается катастрофически мало, а комната перед глазами начинает плясать в каком-то диком галопе… — Яся! Яся, что с тобой?! Тебе плохо? — над ухом раздается взволнованный голос Свитинского. — Все в прядке, — хриплю, опираясь на столешницу. — Просто голова что-то закружилась… — Может, скорую вызвать? — Не надо. Я уже прихожу в себя. Костя по-прежнему стоит рядом, поглаживая меня по спине. Внимательно наблюдает за моим состоянием. — Личные вопросы в Питере — это ведь женщина? Это женщина, Кость? — Я не в курсе… — Ой, да хватит водить меня за нос! Я все равно узнаю правду! Не от тебя, так от кого-нибудь другого! Шила в мешке не утаишь! — Я сказал все, что знаю, Ясь. Кроме, пожалуй, еще одной вещи… — Какой? — встрепенувшись, я фокусируюсь на его лице. — Информация пока не проверена, но, кажется, девушка, госпитализированная из номера Чарова, — это сотрудница холдинга, которая устроилась к нам на работу пару месяцев назад. Глава 4 Закрываю за Костей дверь и, привалившись к ней спиной, медленно сползаю вниз. У меня такое чувство, будто по мне проехался асфальтоукладчик. Боль везде, в каждой клеточке тела. Никогда не думала, что одна-единственная фраза может так размозжить человека. Гранитной плитой придавить все его жизненные ориентиры и лишить опоры под ногами. Костя подозревает, что девушка с приступом — это новая сотрудница холдинга. Некая Виктория Меньшикова, которая устроилась на должность секретарши Эдгара два-три месяца назад. Если эта информация подтвердится, то моему браку конец. Ведь секретарша в номере отеля — это почти стопроцентное доказательство неверности. Интересно, о чем Эдгар думал, когда тащил эту девицу с собой в Питер? Надеялся, что я не узнаю? Или ему было плевать на мои чувства? Я слышала, когда к мужчине приходит новая любовь, старая резко становится в тягость. С трудом поднимаюсь на ноги и возвращаюсь в зал. Сев на диван, беру в руки мобильник и набираю номер мужа. Разумеется, я не собираюсь выяснять отношения по телефону. Мне просто нужно знать, когда он приедет домой. И приедет ли вообще… Долго слушаю протяжные гудки и уже теряю надежду на ответ, но в самый последний момент Чаров все же принимает вызов. — Родная, привет, — его голос звучит по обыкновению ласково. — Потеряла меня, да? — Домой собираешься? — осведомляюсь сухо. — Конечно. Уже в аэропорту. — Хорошо. — Пара часов, и я дома, Яся. Приеду — поговорим. — Ладно. — Ясь, пожалуйста, не делай преждевременных выводов, — в его тоне проступает едва различимая мольба. — Я все объясню. Вот увидишь. — До встречи, — роняю я. А затем первая обрываю вызов. Как же больно, черт возьми. Как же больно! Голос Эдгара такой родной, такой любимый… Как и он сам. Говоря по правде, я никогда не видела мужчины умнее, красивее и сексуальнее, чем он. Я так привыкла считать его своим, что от одной только мысли о возможной измене к горлу подкатывает тошнота. Если у него другая, я не переживу. Честное слово, умру на месте. Чтобы скоротать время до прибытия мужа, я спускаюсь в зеркальный зал, расположенный на цокольном этаже нашего дома, включаю любимую музыку и начинаю придумывать новую танцевальную связку для занятия, которое состоится в среду. Вообще-то я уже давно не преподаю, но одна из главных хореографов моей школы сломала руку, и, пока она на больничном, я ее подменяю в некоторых группах. Танец всегда был для меня чем-то вроде личной терапии, поэтому сейчас, когда на душе максимально погано, я отдаюсь ему со всей экспрессией, на которую только способна. Растворяюсь в ритмах музыки, энергично выплескиваю негатив в амплитудных движениях, пытаюсь заглушить душевную тоску физической усталостью. Вскоре мне становится жарко, и я скидываю на пол толстовку. Оставшись в одном топике и лосинах, слегка убавляю музыку и принимаюсь чистить только что придуманную хореографию. Заменяю повороты на выпады и убираю ненужные перестроения. Процесс полностью поглощает мой разум, и я не сразу замечаю, что у меня появились зрители. Точнее один конкретный зритель: высокий, статный, с проницательным карим взглядом. — Ты, как всегда, прекрасна, Ясь, — произносит Чаров, когда я скручиваю регулятор громкости до нуля. — Танцуешь как богиня. — А ты, как всегда, мастерски льстишь, — беру в руки небольшое махровое полотенце и принимаюсь обтирать им разгоряченную кожу. — Давно приехал? — Минут десять назад, — он прячет ладони в карманах стильных брюк и медленно, словно хищник, подступает ближе. — Поцелуешь мужа? — Знаешь, сейчас как-то не хочется, — мотаю головой. — Не соскучилась? — Эд, прекрати делать вид, что ничего не случилось! — вскипаю я. — Я жду объяснений! Что произошло в Питере? Кто эта девица? Что она делала у тебя в номере? Вопросы сыплются из меня, как пули из пулемета. А все потому, что мне не терпится услышать ответы. — Ладно, — Чаров останавливается в метре от меня и направляет прямой пристальный взгляд мне в глаза. — Первое и самое важное, что ты должна знать, — это то, что я никогда тебе не изменял. Я люблю тебя, Яся. Очень люблю. И больше всего на свете боюсь тебя потерять. Я солгу, если скажу, что его слова не отзываются сладкими спазмами в моем сердце. Я тоже люблю его. До дрожи. До безумия. До трясучки в коленях. И, конечно, хочу, чтобы его признания оказались правдой.